Мой возлюбленный король

Глаза Марии вспыхнули.

− Будь Вы даже трижды королевой и десять раз его женой, это ничего не изменит. Ничего, потому что я единственная повелительница сердца Лайонела Таелинга.

Чувства внутри меня полились через край. Больше я не могла сдерживаться. Правая рука замахнулась для удара и опустилась на её щёку. Ладонь горела, но мне стало легче. Гораздо легче. Как тогда, когда Лайонел вытащил из моей ступни иголку. Мария посмотрела на меня с удивлением. Она как будто не верила. Не могла поверить. И тогда я замахнулась второй раз.

− Моя королева... – Кто-то сильный схватил меня за руку. По голосу я поняла, что это король. Мария прижала пальцы к щеке. Её губы задрожали. На молочно-белой коже проступила длинная яркая полоса пурпурного цвета. А потом она взмахнула ресницами. Один раз, второй, третий, и по её лицу заструился целый водопад слёз.

Мне захотелось расхохотаться, но я уже находилась не в том состоянии. Чёртова мерзавка! И великолепная актриса. Как же легко и как же быстро ей удалось заплакать. Ещё мгновение назад она об этом и не думала, и вот уже заливается слезами, точно нищий, умирающий с голода. Меня, должно быть, перекосило от гнева. Щёки вспыхнули, но король по-прежнему сжимал мою руку.

− Невыносимо! Это просто невыносимо! – Спрятав лицо в ладонях, она вскочила со стула и выбежала за дверь, на ходу всхлипывая и причитая.

− Мэри! Постойте, Мэри!

С силой выдернув руку, я ждала, что Лайонел бросится за ней, но он почему-то остался. В его глазах отразилась моя собственная злоба.

− Ваш отец характеризовал Вас, как добрую и ласковую девушку. Рассказывал, что Вы подкармливали и лечили бродячих собак и кошек. Тогда откуда в Вас такая жестокость?!

− Откуда? − Я всё-таки позволила себе рассмеяться. – И Вы ещё спрашиваете? Мой отец не врал Вам. Я действительно была доброй и ласковой. Злой и жестокой меня сделали Вы!

− Вы стали королевой. Чего Вы хотите ещё?

− Я никогда не хотела быть королевой. Я мечтала о любви.

Рот у Лайонела чуть приоткрылся. Правая рука сомкнулась в кулак.

− Я никогда не обещал Вам любви. Я поклялся, что буду добр с Вами. И я добр, но и моему терпению есть предел. Если Вы ещё раз хоть чем-то обидите мою любимую, то…

− То что? – Я подошла к нему вплотную и встала на цыпочки. – Что Вы сделаете? Хуже, чем есть, уже не будет. Несчастнее, чем сейчас, я уже не стану.

Лайонел отвернулся к окну. Красный плащ за его спиной чуть шелестел и плохо гармонировал с синим цветом стёкол.

Злость потихоньку оставляла меня. Я действительно ненавидела весь мир. Кроме одного человека. Кроме моего возлюбленного короля. Его я по-прежнему любила. Но вместе со злостью меня покидали и душевные силы.

− Скажите, − через паузу произнесла я, сглотнув, – если бы Вам не пришлось с таким трудом возвращать своё королевство, и если бы мой брат не убил маленьких принцев, и если бы я была всего лишь дамой из свиты Вашей матери, а не дочкой ростовщика, обведшего Вас вокруг пальца, Вы бы смогли полюбить меня? Меня, просто Анхелику?..

Не поворачиваясь, он с чувством покачал головой.

− Не думаю. Сердцу не прикажешь. Я уже несколько лет люблю только одну женщину, и никакие обстоятельства не заставят меня разлюбить её.

И тогда мой мир окончательно рухнул…

___________________________________________

* Лилит − демоница в еврейской мифологии. В каббалистической теории − первая жена Адама.

** Поуис − одно из настоящих средневековых королевств Уэльса, занимавшее его восточную часть.

6. Глава 6

Всю следующую ночь я провела без сна, а на утро встала в ещё более плохом настроении, чем была накануне. Пэтти попало мокрым полотенцем, а второй служанке, имя которой так и не осело у меня в голове, я залепила две звонкие оплеухи. Я имела на это право: она выдрала целую прядь, пока укладывала мои волосы в высокую причёску. Обе девчонки выбежали из моих покоев в слезах. Виноватой я себя не чувствовала. Мне было плохо. Мне было адски плохо, и я не могла и не хотела думать о других.

После завтрака я вновь попыталась спрятаться в восточной башне, но королева-мать силой вытащила меня в сад, а затем уговорила выпить прохладительные напитки на открытой веранде. Все фрейлины сидели на почтительном от нас расстоянии, и мы могли разговаривать почти не таясь.

− Ты неважно выглядишь, дитя моё, − произнесла свекровь, передавая мне медный кубок с янтарного цвета жидкостью. По запаху я поняла, что это морс из груш. – Может, стоит показаться лекарю?

− Не стоит.

− Твои перепады настроения меня пугают.

С шумом поставив кубок на деревянную столешницу, я подняла на неё глаза.

− Вы зря думаете, что я беременна.

− Будет лучше, если тебя осмотрит лекарь.

− Я не беременна! – Эту фразу я произнесла уже заметно громче и настойчивее, отчего несколько фрейлин, отбросив шушуканья и вышивку, посмотрели на нас с любопытством.

Королева-мать едва повела бровями. Я почувствовала, как к горлу подступают слёзы.

− Ваш сын не прикасается ко мне. И не прикасался ни разу. А я не Дева Мария, чтобы забеременеть от Святого Духа.

− Как же так, Анхелика?! Совсем ничего?

Королева Беатрис выглядела растерянной. Она прикусила губу, точно нашкодивший ребёнок, и принялась вытирать длинные тонкие пальцы намоченной в цветочной воде салфеткой.

− Я поговорю с ним. Это неправильно. У него нет ни сыновей, ни братьев. А его кузен в это время… Нам нужен наследник. Как можно скорее. Маленький здоровый принц. Я поговорю с ним. Сегодня же.

Я не заметила, как кубок с грушевым напитком вновь оказался у меня в ладонях. Я почти приблизила его к губам, но, услышав последние слова королевы-матери, резко отпустила. Часть янтарной жидкости попала мне на платье, часть разлилась по полу. Звон от упавшей наземь посудины стоял неимоверный. Одна из фрейлин вскрикнула и перекрестилась. Я замахала на неё руками, в всем остальным велела убираться прочь.

− Вон. Пойдите все вон.

Дамы не заставили просить себя дважды и покинули веранду в буквальном смысле, теряя башмаки. На лице моей свекрови отразилось смятение. В карих глазах так и плясала жалость.

− О чём Вы поговорите с ним? Чтобы он почтил мою спальню своим присутствием и разделил со мной ложе, ради, ради… − я не смогла подобрать нужное слово. – Вы хотите окончательно растоптать мою гордость?

Королева-мать всплеснула руками.

− После рождения ребёнка ваши отношения могут улучшиться. Нам с моим дорогим Леонардом первый год тоже было трудно, но с появлением Лайонела всё изменилось. Король был так счастлив, что носил меня на руках, и уже через семь месяцев я вновь забеременела. Пойми, Анхелика, рождение крепкого и здорового сына – это, по сути, единственное предназначение королевы.

− Не беспокойтесь, − я выдавила жалящую улыбку. – Ваш сын − король и он решит эту проблему. У него есть женщина, которая подарит ему сына. Мария Дегур. – Услышав имя нелюбимой фрейлины, королева Беатрис поморщилась. – Он ведь вправе признать всех своих бастардов и назначить одного из них наследником. И вправе заставить меня подкладывать подушку, когда она принесёт ему благую весть. Он король и он может всё. Даже выдать её сына за моего.

Вытерев руки о платье, я встала и покинула веранду без позволения свекрови. Она ничего не сказала, а если и сказала, я не услышала. Мои дамы присоединились ко мне где-то по пути в замок, но я мечтала сбежать от них, как только представится такая возможность.

У дверей в мои покои кто-то окликнул меня по имени. Легко и ласково. Анхелика. Словно я всё ещё была обычной девушкой на выданье, а не самой несчастной в мире королевой.

Этим кем-то оказался отец. В дорогих, но чуть запылившихся синих одеждах. Его круглое лицо раскраснелось, словно он добирался ко мне верхом и загнал по дороге не одну лошадь.

− Ваше Величество! Дочь моя! Как Вы поживаете?

− И у тебя хватает наглости спрашивать, как я поживаю?

Нас окружала куча фрейлин, дюжина служанок и несколько придворных мужей, спешащих в кабинет короля, но молчать я уже не могла. Меня переполняли ярость, уныние и отчаяние. И я высказала ему всё, что думала, что так долго держала в себе и не позволяла выйти наружу.

− Ты погубил меня! Ты обрёк меня на страдания!

Я кричала и кричала, а улыбка медленно сползала с отцовского лица. Взгляд его сделался виноватым и затравленным, как у оленя, на которого направили лук и которому уже некуда бежать. И, когда мои слёзы и слова закончились, я не позволила ему объясниться и вихрем пробежала мимо многочисленной толпы к ступенькам в свою башню.

Там я не сидела в кресле и не наблюдала за семьёй ласточек. Я лежала на полу ничком, рыдала и била каменную кладку кулаками, сдирая кожу в кровь. Около девяти часов вечера, когда солнце стало клониться к закату, кто-то забарабанил в дверь. Я велела ему убраться. Но он не послушался, а, напротив, зашёл внутрь. По шагам я поняла, что это Элеонора Баррет. Ну, надо же какая честь! Ради меня она поборола свой страх высоты!

− Встаньте, Ваше Величество. Вам негоже лежать на полу, точно простой крестьянке.

Я пропустила её колкость мимо ушей. Она присутствовала и при моей ссоре с отцом, и при утреннем наказании служанок, и при разговоре с королевой-матерью. Я видела, каким при этом всякий раз становилось её лицо. Белым, как полотно, губы сжимались в узкую бледную полоску. Моя наставница была мной недовольна. Очень недовольна. Но меня это никаким образом не интересовало. Я королева! Я могу и буду делать, что пожелаю. Мне теперь остаётся только это!