– Участковый Метелкин слушает… Ориентировка? Окей. Запускаю факс.
Глава 8. Роман. Ориентировка
Факсимильный аппарат поднатужился и, медленно скрежеща, начал выпускать из себя бумагу.
Молча наблюдаем за «родами». Михаил отрывает лист, ругается матом, звонит.
– Алло, это Метелкин. Да, получил... Опять не видно ничего, Оленька... Нет, компьютер не починили... А кто чинить будет? – взвинчено. – У меня мастера нет, в город везти тоже некому. Ладно, дублируй завтра, авось пройдет... Давай, пока.
– Ну ты видел? И как с этим работать? – со психом кидает на стол лист тонкой факсимильной бумаги. – И что здесь изображено, можно догадаться?
Пытаюсь разглядеть ориентировку. Буквы размазались, текст не читаем, вместо фотографии черное пятно.
– Они решили, что я ясновидящий, – ехидничает. Забирает у меня листок, «читает»: – ФИО – неизвестно. Пол, возраст, рост, особые приметы – неизвестно.
С листом в руках Мишка топает в противоположный угол, крепит ориентировку канцелярским гвоздиком на стенд поверх других таких же.
– Как работать в таких условиях? – возмущается капитан. – Техника устаревшая, ноут сдох, связь еще отвратная… 21–й век называется.
– Так может лучше новый ноут купить, чем шкаф ставить?
– Ну нет! Им только заикнись, они сразу мне заявку срежут. Про ноут я позже начальству сообщу.
– Ладно, жираф большой, ему видней. Шкаф обсчитаю, цифры озвучу. Давай, до завтра.
Прощаемся.
Выхожу из участка. Небо затянуто тучами, с минуты на минуту на землю готов обрушиться дождь. Хорошо, что я на машине.
На ходу щелкаю сигналкой.
– Дядь, дай покататься.
Вчерашний паренек сидит задом на спинке лавочки, ноги на сидушке, сам жвачку жует, аж челюсти ходуном ходят.
– Права есть?
– Нет.
– Свободен.
– Жлоб.
Пацан вложил в это слово столько злости, что я невольно задержал на нем взгляд. Совсем бесстрашный хамить взрослому мужику? Детдомовские и то такое себе не позволяют.
Алексей взгляд выдержал, еще и подбородок задрал выше. В глазах цвета грозового неба, обрамленных выцветшими длинными ресницами, вызов: ну давай, скажи что–нибудь.
Ухмыльнувшись дитю, подхожу к своему авто, сажусь в машину. Кидаю телефон и утвержденный эскиз на пассажирское сиденье, завожу мотор и пару минут еще жду, когда прогреется. С любовью поглаживаю приятную на ощупь рифленую оплетку руля.
– Ласточка моя.
Поворачиваю голову. Леха сидит на лавочке в той же позе, пристально разглядывает мою машину и меня в ней. Встречаемся с ним взглядами, он щурится, я в ответ.
Что–то не нравишься ты мне, парень. Что задумал?
Выжимаю сцепление и дергаюсь с места, оставив за собой брызги черной грязи.
Дома, ежась от холода, наскоро обедаю, топлю печь. Принимаюсь за расчеты.
За стеной Сашка кашляет. Еще и еще. Уже с надрывом.
Может, ему лекарства какие нужны, я на машине до аптеки съездить могу. Надо предложить помощь.
В соседском дворе и дальше никого не вижу, иду в дом.
– Ирина? Вы дома?
Саша, кашляя, выглядывает из комнаты. Щеки алые.
– Саша, мама где?
Пожимает плечами.
– Иди ко мне.
Сажусь на стул, подзываю ребенка. Подходит. Ладонью трогаю лоб – горячий. А вот дома опять холодно и печь не топится.
– Болит что–нибудь?
– Горлышко.
Осматриваю кухоньку на предмет лекарств или сиропов. Нет ничего.
– Я с тобой побуду, маму твою подожду, – кивает. – Это что у тебя? – показываю на несуразную кривую досточку, зажатую в руке.
– Пистолет, – отвечает гордо и протягивает мне.
– Мм, классный, – верчу в руках досточку. – А чем стреляет?
– Гранатами. Вот, видишь?
Сашок зажимает кулачок, заносит руку назад и делает резкий выпад вперед, как будто что–то бросает.
– Ба–бах! – хрипит и снова закашливается.
Да где же мать его носит? У нее тут ребенок больной!
– Ничего себе! Ловко. Кого это ты там бабахнул?
– Плохих дядек. Очень–очень плохих и страшных, – шепчет. – Они нас ищут. Мы от них бегали, бегали и сюда прибежали, спрятались.
– Мм, понятно.
Ничего не понятно!
– Моя мама очень–очень красивая!
Ну… у детей своя мама всегда самая красивая. Если только реально мама у Саши не Ирина.
– А как твою маму зовут? Которая очень–очень красивая?
– Даша.
– Она здесь живет?
– Да.
Понятно. Значит, Даша. Все–таки я прав: женщин две – Ира и Даша. Какие загадочные у меня соседки.
– А фамилия у мамы какая?
– Денисова.
– И ты тоже Денисов? Саша Денисов?
– Да, – кивает головенкой.
– И Ирина кто?
Лупает на меня круглыми глазенками.
– Мою маму зовут Ириной.
Чет я ничего не понимаю.
Думай, Рома, думай!
– Саша, маму раньше звали Дашей, а теперь она Ирина? Так?
Малыш насупился, склонив низко головенку.
– И фамилия у вас теперь Васильевы? Я никому не скажу, – обещаю ему, поглаживая по плечику. Кивает. – Саша, у тебя есть еще игрушки? Машинки, солдатики, динозавры?
– Машинка есть, там, – машет ручкой в сторону комнаты.
Малыш на глазах становится вялым. Температурит. Потрепав его по светлой короткостриженой голове, встаю со стула.
– Иди–ка ты, Саша, в кроватку ложись, я пойду маму твою поищу, ладно? Сегодня какую сказку на ночь хочешь?
– Колобка.
– Договорились, будет тебе Колобок.
В дверях сталкиваюсь с Ириной–Дашей.
– Ой, – испуганно отпрыгивает назад. – А вы что тут…, – кидает взгляд мне за спину, успокаивается, увидев сына. Тут же переводит взгляд на меня, хмурится: – Что вы тут делаете?
Вглядываюсь в лицо соседки. Оно у нее сегодня другое. Светлее, моложе. Очков нет и челка почему–то выше. Зато могу разглядеть ее получше. Глаза у нее карие, глубокие, ресницы пушистые. И лет от силы двадцать пять–двадцать шесть. И по–хорошему, идти мне надо отсюда, не ввязываться в неизвестно во что.
Но…
Что–то меня во всей этой мутной ситуации цепляет.
Сайт использует файлы cookie, а также обрабатывает персональные данные с помощью Яндекс Метрики, чтобы понять, как используется сайт, иметь возможность улучшить его работу. Дополнительную информацию можно найти в нашей Политика обработки персональных данных