Ковыль и пепел

Первым делом развесил досушиваться одежду, потом собрал хворост и занялся приготовлением ужина. В том смысле, что поставил откисать две оставшиеся лепешки и, обмазав судака глиной, положил его в огонь. Конечно, правильнее было бы нажечь углей и только потом ставить рыбу, но чем дольше горит костер, тем больше шанс, что его кто-то заметит. А у меня в этом мире пока друзей нет, поэтому неожиданные контакты лучше свести к минимуму.

Сумерки сгустились как-то чересчур стремительно. Вроде только что было светло, хоть газету читай, а потом солнце нырнуло за горизонт…

Сидел, глядя на уютно потрескивающее пламя, мысленно прощаясь с теми, кого никогда больше не увижу, а когда отвел глаза в сторону, понял, что на дворе почти ночь. Чтобы не есть в потемках, достал запеченный кусок глины, разбил рукоятью ножа и с наслаждением вдохнул аромат распаренной рыбы. Отщипнул кусочек… Съедобно. Еще один… еще… И уже не останавливался, пока от килограммового суда не остался только хвост и горка косточек. Видать, сильно оголодал.

Ну, так ничего удивительного. Ни моего предшественника людоловы разносолами не баловали, ни я не объедался. Мне бы, конечно, любой каприз приготовили и подали, но когда ты не в состоянии сам справить нужду, на пищу начинаешь смотреть не так, как здоровый.

Да, ну тебя… Тряхнул решительно головой. Надо поскорее избавляться от груза прошлого и внедряться в эту жизнь. А самый надежный способ перевернуть страницу — сон. Утром все новое будет восприниматься четче и ярче, а прожитое станет былью. 

Тулуп еще не высох, так что спать улегся на постель из веток, уложенных поверх кострища. Какое-то время, блаженно и сыто улыбаясь, глядел сквозь листву на звезды, потом зевнул, повернулся на бок и заснул. Как бы все не сложилось в будущем, я уже прожил на один день дольше положенного. А это дорогого стоит.

Проснулся от тихого поскуливания… То ли ребенок, то ли пес. Так сразу и не понять. Тем более, спросонку.

Ночью звуки разносятся далеко, особенно над водой, не разобрать: тихо скулит и рядом, или громко, но далеко. Приподнялся, прислушался…

Звук повторился. И, вроде, сверху. В смысле, надо из оврага выбираться. Ночью, в незнакомом месте — не слишком приятное занятие. Если б не полнолуние, точно отложил бы до утра. Но месяц светил ярко, волоски на руке видно, так что ничего страшного. Да и овражек не обрывистый. Особого труда взобраться не составит.

Натянул сапоги, вернул на пояс саблю и покарабкался наверх…

Вылез из оврага, прислушался. Какое-то время ночную тишину и шелест трав прерывало только мое дыхание, но вскоре поскуливание послышалось опять. И совсем недалеко… По впечатлениям, максимум метрах в пятидесяти.

На всякий случай вынул саблю и, внимательно вглядываясь в ночь, благо на небе ни тучки и видно далеко, двинулся в ту сторону.

Отойдя от оврага шагов на десять, неожиданно вышел словно на просеку. Если раньше травы были выше колен, а местами и по пояс, то здесь они и до лодыжек не доставали. Умятые колесами и утоптанные ногами. Дорога… Небольшие углубления, нарезанные колесами телег, следы жизнедеятельности животных… К счастью, хорошо подсохших, хоть для костра собирай. И нечего улыбаться, в степи самое лучше топливо для костра. Особенно там, где от одного дерева до следующего два дня скакать.

Придерживаясь реки, я мог об этом не волноваться, возле воды всегда что-то растет, но если придется свернуть, то еще вспомню эти кизяки.

Не ошибся я все-таки, людоловы не просто так оказались на этом берегу. Вон как дорога утоптана, целый тракт. Не в первый раз ясырь гонят. Так что надо уши востро держать. Как бы на очередной разбойничий отряд или воинский чамбул не нарваться.

Пес, а теперь в этом уже не было сомнения, подал голос совсем рядом. Видимо, учуял человека и обрадовался.  

Ускорил слегка шаг.

Ага, вот он. Вытянулся прямо на дороге. Большой. Лохматый. Масть светлая, с рыжими подпалинами. Увидел меня, попытался встать, но тут же тяжело ткнулся мордой в землю, только хвостом пару раз шевельнул. Совсем обессилел. 

Встал рядом на колени, протянул к морде ладонь. Дал обнюхать, лизнуть и только потом прикоснулся к носу. Горячий и сухой, как печка. Тем ни менее, следов крови вокруг не видно. Так что вывод напрашивается один: верный пес шел по следу хозяина, не отвлекаясь на поиски воды и пищи, чтобы не потерять запах, до тех пор, пока окончательно не выбился из сил. И теперь умирал от истощения.

Покормить его мне, к сожалению, сейчас нечем. А вот напоить смогу. Жаль, флягу не захватил. Надо будет привыкать, что все важное, должно постоянно быть при мне. Потому что неизвестно, что и когда понадобится. А во-вторых, — нет гарантии, что к оставленным вещам удастся вернуться.

Пес сперва заворчал предупреждающе, когда я подсунул под него руки, но несколько ласковых слов, успокоили его, и он послушно дал себя поднять. Да, дружок, неслабо ж тебя жизнь потрепала. Весу, что в кролике. Одна шкура да кости… Ну, ничего. Сейчас отмокнешь, напьешься в волю, а утром, глядишь и придумаем что-нибудь перекусить. Я ведь тоже не божьим духом питаюсь. А где один наестся, там и двое с голодухи не умрут.

Учуяв воду, пес дернулся, но сил у него уже совсем не осталось. Я донес его до реки и, удерживая на руках, поставил на ноги, выбрав такую глубину, чтобы морда касалась воды. Пес лакал так жадно, что, казалось, готов всю реку выпить.