Глава 3
Права на ошибку не было. Если не справлюсь – быть мне женой гадкого Эрнеста и носить маленьких Эрнестят. А это совсем не та судьба, о которой я мечтала. Надо было играть на опережение.
Мачеха проснулась едва свет пробился сквозь мутные, давно не мытые окна. А я проснулась еще раньше. Всю ночь провела как на иголках, лишь изредка проваливаясь в тревожный сон. Думала не высплюсь и буду ватная, да куда там! Энергия била ключом, аж подкидывало от желания сделать хоть что-то.
Привычно приникнув к щели, я наблюдала за тем, как Фернанда, покачивая внушительными бедрами, неспешно перемещалась по кухне. На ней был длинный розовый халат, усиливающий сходство с поросенком, и такая же розовая, кокетливая сеточка для волос. И тапки с помпонами. Тоже розовые.
Кажется, настроение у матушки было прекрасным. Мурлыкая что-то себе под нос, она достала два чайника. В оба сыпанула заварки из жестяной банки, а в тот, что поменьше добавила еще пару щепоток порошка из маленького холщового мешочка.
Если она напоит меня этой отравой, то все пропало! Надо было что-то делать, а я не могла даже из чулана выйти! Сколько ночью ни пыталась, а сдвинуть тяжелый сундук так и не смогла.
Фернанда добавила в оба чайника кипятка и покинула кухню, но не прошло и пяти минут, как вернулась. И направилась сразу к моему чулану.
Я едва успела отскочить к мешкам и плюхнуться на них, изображая спящую, как послышался скрежет отодвигаемого сундука, щелчок щеколды и скрип двери. Свет бодро ворвался внутрь, и в его лучах взметнулись клубы многолетней пыли.
— Подъем, лежебока! — приказала мачеха, швырнув в меня какой-то сверток, — переодевайся.
Я для вида зевнула и сонно похлопала глазами, изображая крайнюю степень заспанности:
— Что? Уже встаем? Зачем переодеваться?
— Рот закрыла и сделала, как сказали, — рявкнула она, а потом с гнусной ухмылкой добавила, — день сегодня у тебя особенный. Счастливый.
И довольная своей шуткой рассмеялась.
Я же покорно подтянула к себе сверток. Внутри оказалось голубое платье. Простенькое, но гораздо лучше того, в котором я была сейчас. Чулки летние, чистые и даже без дыр на пятках. Легкие ботиночки.
— Поторапливайся! Вернусь через десять минут – чтобы готова была, иначе высеку.
С этими словами она развернулась и ушла в свою комнату. Я выждала ровно минуту и бросилась бежать, надеясь выскочить из дома, но входная дверь оказалась заперта на ключ, а самого ключа не оказалось на месте.
— Проклятье!
Вылезти через окно я бы не успела — там такие щеколды, что ногти сорвешь, пока открываешь, да скрипа на всю избу будет, задних вход наверняка тоже заперт…
Поэтому я сделала единственное, что было в моих силах – поменяла содержимое чайников. Теперь в том, что предназначался мне – был просто чай, а в том, что для остальных – дурманящий отвар. На всякий случай сыпанула туда еще пару щепоток из мешочка, который мачеха даже не потрудилась убрать.
Время поджимало. Я едва успела натянуть платье, да ботинки прямо на голую ногу нацепить, когда раздался зычный голос Фернанды:
— Готова?
— Почти, — прошипела я, еще путаясь со шнуровкой на груди.
— Курица бестолковая, — она отпихнула мои руки, и сама принялась затягивать завязки, грубо дергая и причиняя боль, — ни черта сама не можешь. Глаза бы мои на тебя не смотрели. Причешись хоть! Позорище.
Про свадьбу пока ни слова. Если бы я не слышала ночной разговор, то ни за что бы не догадалась, какой сюрприз меня поджидал.
Стараясь не выдать своего волнения, я приготовила на всех завтрак и начала накрывать на стол.
— Поставь еще один прибор, — приказала Фернанда.
— У нас гости?
— Молча!
Я добавила еще одну кружку, ложку и ложку. Теперь их стало шестеро — для мачехи, троих ее деточек, брата, и моего папани. Мне за общим столом есть не полагалось, потому что по словам Таши у нее от одного моего вида аппетит портился, да кусок в горло не лез.
Поэтому я должна была сидеть в углу, на топчане. Вместо стола – старая колченогая табуретка, дрыгающаяся из стороны в сторону.
Я и рада была. Есть рядом с этой семейкой – то еще удовольствие.
Тем временем дом ожил и наполнился голосами. Проснулись братья, гадкая сестрица, папенька бухтел где-то в коридоре. Вскоре все они выползли к столу, а последним появился Эрнест.
— А вот и я! — произнес он таким тоном, будто сам король заявился к нам на прием.
Стен и Гарри дядюшку недолюбливали, поэтому недовольно переглянулись. Таша тоже была не в восторге, поэтому пробухтела глухое «здрасте» и отвернулась, и только отец обрадовался, увидев в шурине собутыльника.
Эрнест важно прошел к своему месту, уселся, положив локти на стол, и, не скрываясь, уставился на меня масляным взглядом. Хотелось взять поварешку и хорошенько приложить ему по лысине. Едва сдержалась!
— Хороша девка, — наконец выдал он, смачно причмокнув, — худовата, но не беда. Откормлю…
— Эрни! — перебила его Фернанда, выразительно дернув бровями, — еще не время.
Он ухмыльнулся, мерзко облизал мясистые красные губы и, многообещающе подмигнув, подтянул ближе тарелку.
— Что встала? Чай разливай!
Я не скупилась. Каждому плеснула побольше заварки и с замиранием сердца, наблюдала за тем, как они пили. Все кроме братьев. Эти, увы, к чашкам не притронулись и вместо чая потребовали воды.
— Что уставилась? Свое пей! — Фернанда зло сверкнула глазами, — До дна!
Я покорно выпила. Хороший чай, вкусный, с мятой.
Когда моя кружка опустела, мачеха удовлетворенно кивнула, уверенная в том, что все идет как надо, и что совсем скоро я опять превращусь в безвольный овощ.
Чтобы не вызвать подозрения, спустя некоторое время, я начала сонно зевать. Даже ложку с грохотом уронила на пол, якобы не удержав в ослабевших руках.
Вскоре раздался стук в окно.
— А вот и староста! — встрепенулась мачеха и, вытащив из лифа заветный ключ, побежала открывать.
— Зачем нам староста? — удивленно спросил Гарри, но ему никто не ответил.
Эрнест только сел ровнее, выпятив впалую грудь, и залихватским жестом поправил усы. А потом и вовсе обнаглел. Улучив момент, когда я проходила мимо с грязной посудой, взял и отвесил шлепок по мягкому месту.
Я чуть не вмазала ему, но сдержалась. Вяло пожала плечами и дальше пошла, будто ничего и не заметив. Папенька все видел, но снова смолчал – похмельем мучался, тут уж не до дочери и ее проблем.
Я скрипнула зубами и отошла подальше от стола. Сердце гремело, как пулемет.
Староста уже пришел, а эти еще и не думали засыпать! Если так и дальше пойдет, то все пропало – даже если я буду сопротивляться изо всех сил, против всей семейки мне не выстоять.
— Что это значит? — грозно спросил Стен, когда в кухню вернулась Фернанда в сопровождении румяного старосты.
— Праздник у нас. Маришка замуж выходит.
Братья переглянулись, потом один из них подозрительно поинтересовался:
— За кого?
— За дядю вашего! Иди сюда Мари.
Ноги приросли к полу. Я не могла сделать ни шага. Мне даже не надо было притворяться заторможенной.
Когда же вы все отрубитесь?!
— Почему за него? — возмутился второй сын, — почему не за…
— Потому что любовь у них, — нетерпеливо перебила Фернанда, — Хватит вопросов. Пора начинать!
Очень уж ей не терпелось, чтобы ее боров-братец заделал мне ребенка.
Братья снова недовольно переглянулись. Что-то их не устроило в решении матери, поэтому они демонстративно поднялись из-за стола и ушли. Однако их уход никого не волновал.
Мачеха подскочила ко мне, схватила под руку и потащила к старосте. С другой стороны пристроился Эрнест. Между их рыхлыми телесами я была зажата словно в тисках. Вырваться – ни единого шанса.
— Приступайте к церемонии, староста! — Фернанда сдавила меня еще сильнее, лишая возможности нормально дышать, — молодые сгорают от нетерпения.
В этот момент позади послышался звон посуды — это Таша упала лицом в тарелку.
— Дочка! — мачеха ринулась к ней, но едва сделала два шага, как повалилась на пол. От ее падения содрогнулся весь дом, и где-то во дворе тоскливо завыл пес и закудахтали перепуганные куры.
Следом стек с лавки папенька. Клубочком свернулся и, подложив ладонь под щеку, сладко засопел. Дольше всех продержался Эрнест. Медленно моргая, он обвел осоловевшим взглядом спящих родственников, икнул и начал заваливаться на бок, утягивая меня за собой.