Глава 3.1
– Вот только не драматизируй, Дин, ты всегда знала, что я люблю ее еще со школы.
Это удар в самое сердце.
То, что терроризировало меня всю жизнь.
То, что заставляло меня плакать по ночам в подушку, если я замечала хоть малейшее внимание Антона к Фаине.
Они встречались еще до того, как он встретил меня, но от свекрови я знала, что у них была большая любовь. Первая. Которая навсегда остается в сердце мужчины. Вот только Антон ведь выбрал меня своей женой и матерью своих детей.
Так мне казалось.
До сегодняшнего дня.
– Ты говорил, что давно разлюбил ее, когда делал мне предложение, – глухо шепчу я, а сама с удивлением трогаю влагу на своих щеках. Даже не замечаю, как начинаю плакать.
Мне хочется, чтобы Антон не то что извинился, а хотя бы объяснил мне, почему так случилось.
Правду говорят, порой женщины причиняют боль сами себе.
Чувствами.
Желанием узнать правду, от которой не станет легче.
Справедливостью, которая не принесет радости.
Вот и сейчас я смотрю на мужа и жду того, что он хоть как-то оправдается. Но он произносит всего лишь одно слово, будто отделывается от меня, не желая тратить своего драгоценного времени, которое я краду у его любимой.
– Ошибся.
Двадцать лет брака. Трое детей.
Ошибся.
Не успеваю я переварить его безразличие, как он продолжает добивать меня.
– Насчет дома и алиментов можешь не волноваться. Старшие дети уже взрослые, учебу я им оплачу, а дальше они сами, а вот Свету буду содержать до восемнадцати лет. Достаточно и того, что ты всех детей страшно разбаловала, пусть приучаются к самостоятельности.
Я едва не стону, осознавая, какой это будет удар для Светочки. Если старшие уже достаточно взрослые, чтобы принять правду, то как я объясню семилетней дочери, почему ее день рождения испорчен, а папа уходит из семьи? И не просто к незнакомой тетке, а к матери ее сестры, которая будет называть ее отца папой. Отчего-то я не сомневаюсь, что именно так и будет.
– Никогда не думала, что ты скупердяй, – произношу я, наконец, осознавая его слова.
– Скупердяй? – щурится муж и недовольно поджимает губы. – Ты знаешь мою официальную зарплату, так что алименты будут весьма щедрые. Конечно, не те суммы, что ты с детьми привыкла тратить, но и без сумок итальянских и прочих брендов вы прекрасно проживете.
Я злюсь, но не за его слова о моем транжирстве.
Мне больно и обидно, что всё, что его теперь волнует – это деньги. И ни слова о чувствах ни ко мне, ни к детям.
– Ты забыл, как в церкви клялся мне в любви и обещал быть до самой старости? Видимо, для некоторых венчание – пустой звук.
– В любви, Дина? – начинает злиться Антон и сжимает челюсти, и я даже с трех метров слышу хруст. – Когда это было? Много воды с тех пор утекло. Я изменился. Ты изменилась. Ты давно смотрела на наши свадебные фото? Там ты была красивая утонченная тростиночка, а сейчас что?
Он замечает альбом на полу и подходит, поднимая его и суя мне под нос. Словно хочет унизить еще больше.
Я вся скукоживаюсь, так как слышать подобное от некогда любящего и любимого мужа неприятно. Хочется спрятаться в своей скорлупе и не вынимать оттуда головы, но я продолжаю стоять напротив Антона и видеть его пылающее негодованием лицо. Но больше всего меня задевает не его гнев.
Нет.
Меня ломает то омерзение, которое проскальзывает в его взгляде, когда он смотрит на меня.
– Ты только посмотри на себя. Ты похожа на корову. Я не хочу тебя обидеть, просто кто, как не я скажет тебе правду в лицо.
К лицу приливает кровь, и я тяжело дышу. Обидно до слез и рваного дыхания, но я держусь из последних сил, чтобы не расплакаться.
– Ты пустослов, Антон, так что грош цена всем твоим клятвам. И засунь себе алименты в… – я осекаюсь, не желая опускаться до брани. Я выше этого. – Мы прожили с тобой в браке двадцать лет, так что не думай, что сможешь уйти и строить свою счастливую жизнь, как тебе вздумается. Я обдеру тебя при разводе, как липку, так что можешь катиться к своей Фаине с богом, но спокойного развода ты не получишь. Я возьму всё, что причитается мне по праву. А за корову…
Я делаю паузу, подхожу ближе и залепляю ему хлесткую пощечину.
– … тебе отдельное спасибо, век не забуду. Имей в виду, что камеры в нашем доме записывают со звуком. Будь уверен, я воспользуюсь записями в суде.
Я ухожу, чувствуя, как от унижения и обиды горит лицо, но когда открываю дверь, вижу напротив Фаину.
– Не устраивай скандал, Дина, – качает она головой, словно я тут единственная истеричка. – Подумай о репутации, тебе еще дочь растить в этом городе. И не переживай, я буду относиться к детям по-прежнему тепло в роли мачехи.