Глава 4
Возвращаюсь обратно в кабинет. Стас стоит у окна, руки на груди сложил. Голову опустил, выражение лица, наверное, скорбное.
Страдалец за народ, блин…
— Я ухожу, Тихонов. Всё, что было нужно я увидела. Делать мне тут теперь нечего.
— Маша, стой.
— Стас, не надо, а? Не надо изображать из себя всю скорбь мужицкую.
— Маш…
— Хватит. Мне на работу надо вернуться.
— Маша, я не хотел, чтобы так вышло. Я не хотел, чтобы ты узнала.
Это, конечно, его оправдывает. Ага, три раза. Изменять хотел, чтобы узнала – не хотел. Как удобно, зашибись!
— Я всё понимаю, Стас. Ты просто хотел трахнуть молодую бабу. Это же нормально, да?
— Маш, нет…
— Нет? Да ладно. Вы же, мужики, считаете, что это норм? Да? Обсуждаете, в этих ваших компаниях, когда, типа на охоту катаетесь? Может, и не охота там вовсе? Зря я тебе столько лет доверяла?
— Маш, хватит…
Хватит, да, тут он прав, но меня несёт. Несёт – не могу остановиться.
— Как ты, Стас?
Муж, который скоро будет бывшим поднимает голову, не понимает вопроса.
— Как чувствуешь себя?
— Что?
Не понимает видимо, хотя я всегда считала, что мужик он у меня не глупый. И мужиком-то не называла никогда, считала, что это недостойно. Мужчина! Вот кто он был для меня. Мужчина. Любимый. Единственный, чёрт возьми. Да, да, мне же дуре, даже сравнить не с кем! Только по рассказам подружек да по своим ощущениям могу понять, что мой Тихонов очень даже ничего. Хорош в постели. Шикарен.
Отборный самец.
Внезапно, как молнией прошивает. Получается, у меня больше этого не будет, да?
Этих жарких, потных ночей горячих, этих стонов, движений быстрых, жадных, плавно перетекающих в медленные, тягучие. Этой страсти на двоих, которая оглушает, заставляет онеметь, только смотреть друг другу в глаза неотрывно двигаясь вместе, вместе дыхание задерживая на подходе к пику, когда я чувствую его член так, словно это часть меня, знаю, сколько еще ему времени нужно, когда он готов выстрелить, взорваться, подгадывая своё так, чтобы вместе, в унисон, ну или хотя бы очень близко. Влажные поцелуи, терпкий запах, вкус его кожи, тяжесть тела на мне, и он внутри. Заполняет целиком, его много, растягивает иногда до боли.
Зубы сжимаю до скрипа, самой противно, что думаю сейчас об этом.
— Маш…
— Как чувствуешь, спустив нашу жизнь в унитаз, а?
— Маша…
— Да, пошёл ты…
Хочется много еще что сказать, но чувствую, скоро просто тупо скачусь в ор и истерику. А я не хочу, чтобы он запомнил меня истеричкой в этой ситуации. Наоборот. Пусть помнит, что я держалась спокойно и с достоинством.
И с достоинством закопала его, вместе с его грёбанным раскаянием.
Поздно, Стас, поздно…
Выхожу из кабинета и вижу эту мелкую дрянь, которая стоит у диванчика для посетителей, перебирая лапками.
Катя, значит… Катя, Катерина, маков цвет.
Что ж, сучка, второй раунд.