Глава 8
Звонить детям мне не приходится. Старшая дочь сама набирает меня.
Я колеблюсь, не зная, стоит ли вываливать на детей новость о предстоящем разводе в такой день или всё же подождать до завтра.
Так и не решив, что делать, поднимаю трубку.
– Мам, вы где? Гости уже волноваться начинают, что вы пропали куда-то, скоро торт должны вынести, – с беспокойством спрашивает Мелания. Ей двадцать восемь, она замужем за подчиненным Романа Кириллом, у них двое детей, и она самая ответственная из всех наших троих детей.
– Извинись перед гостями, Мел. Я не приду, а насчет отца вашего не знаю.
Не могу держать в себе неприятную новость. Никогда не умела строить хорошую мину при плохой игре. Не стоит и начинать.
– Что случилось, мам? Вы что, поругались из-за какой-то ерунды?
Неприятно от легкого пренебрежения в голосе дочери, но я проглатываю его.
– Нет, не поругались. И не из-за ерунды.
– Ты можешь нормально сказать, что происходит, мам? Кто вообще со своего праздника уходит в самый разгар? Мне вот что говорить гостям? Краснеть перед ними?
Мел, как обычно, берет всю ответственность на себя. Переживает, как и Рома, что о нас подумают другие. В отличие от младших Платона и Веры, она больше думает о других, чем о себе. Наверное, в этом есть доля моей вины.
– Я ухожу от вашего отца, Мел, так что эта годовщина… – сглатываю плотный ком.
– Это шутка такая? Ты прикалываешься?
В голосе ее звучит раздражение. Она не любит перемены, воспринимает их болезненно. Для нее важны стабильность и постоянство, и мне жаль, что приходится разрушать ее устоявшийся мир.
– Не шутка, Мел. Наш брак с вашим отцом исчерпал себя, и так больше продолжаться не может. У него будет своя жизнь, у меня своя.
– Что за блажь? Вам по пятьдесят, какой еще развод? Вы о нас подумали или о внуках своих?
– Вы к нашему разводу не имеете никакого отношения, Мел.
Я слышу, как она пыхтит, затем отходит куда-то подальше, музыка чуть утихает в динамике, и снова возвращается слухом ко мне.
– Ваш “развод”, мам, – слегка ядовито говорит дочь, даже цокает осуждающе, – касается всей семьи, а значит, отношение мы к нему имеем самое прямое.
Я не отвечаю, и мы обе молчим.
Слова застревают в горле, мешая мне признаться в истинной причине развода, но старшая дочь всегда допытывается до правды. Упрямства ей не занимать.
– Вы же душа в душу прожили тридцать лет, мам. А сейчас вдруг ни с того ни с сего решили развестись, да еще и в годовщину жемчужной свадьбы? Отец с утра тебе подарил дорогущий набор украшений, всё было хорошо, а к вечеру то что изменилось?
Я не вижу ее, но чувствую, что она вся дрожит. Мне хочется обнять ее, но я не рядом, а даже если бы была такая возможность, зная ее ершистый характер, она бы не позволила. Дернула бы плечом и отстранилась, желая сделать мне больно.
Поведение дочки ранит меня, но я ведь мать, знаю ее сильные и слабые стороны с детства, понимаю, что она это не со зла. Просто не готова к переменам, привыкла, что мы с Ромой – единое целое, ее опора и поддержка.
Делаю глубокий вдох и выдох. Не хочу расплакаться при дочери. Она ведь мне не подруга, чтобы взваливать на нее свой эмоциональный груз.
– Всё не будет уже, как прежде, Мел, пойми.
– Какой вам развод? Вы почти пенсионеры, мам, какая еще новая жизнь? Если тебя интересует мое мнение, так знай, я против развода! Платон и Вера тоже не одобрят его, даже не вздумайте разводиться!
Обидно, что дочь считает меня старой, мне ведь всего пятьдесят. Не восемьдесят же, хотя некоторые и в этом возрасте меняют свою жизнь, отказываясь жить так, как им претит.
– Это не опрос, Мел. От твоего желания ничего не изменится. Я говорю тебе о разводе, как об окончательно принятом решении.
Стараюсь говорить ровно и твердо, не дать слабину, за которую дочка сможет зацепиться. В моей душе в это время царит хаос, сама я в растрепанных чувствах. Нескоро еще смогу отойти от предательства, но не могу позволить, чтобы дети видели меня потерянной и потухшей.
Мел всхлипывает, и мое сердце отбивает неровный ритм. Оно болит за старшую дочь, на которую я первой вываливаю неприятную новость.
– Ты взрослая девочка, Мел, сама уже жена и мама, – мягко пытаюсь я привести ее в чувство. – Тебе же не пятнадцать, чтобы закатывать истерики из-за нашего с Романом развода. У тебя своя семья, для вас ничего не изменится.
– Изменится, – глухо произносит она, даже слегка гундосит. – Ты же женщина, мам, неглупая, должна понимать, что для нас развод – это крах всей жизни.
– Не преувеличивай.
Голос дочери звучит так, будто после развода женщинам только и остается что уехать в дом престарелых доживать свой век.
– Я тебе правду говорю. Сила женщины в ее молодости и красоте. Ты же уже лет десять как не котируешься на рынке невест, наш бабий век короток, а вот мужчины, особенно при больших деньгах, с возрастом наоборот становятся куда привлекательнее.
Я понимаю, к чему она клонит. Что я останусь никому не нужной старухой с десятью кошками под боком, а Рома довольно быстро найдет мне замену, стоит только ему щелкнуть пальцами.
– Вокруг отца коршунами девки молодые вьются, прохода ему не дают. Не пройдет и недели, как кто-нибудь из них к нему в койку прыгнет, к его деньгам присосется и колечко обручальное выпросит.
Поджав губы, качаю головой. Дочь не видит, но мне не нравится, куда нас заводит наш разговор.
– Думай, что говоришь, Мел. Я не буду обсуждать с тобой личную жизнь твоего отца.
– И я не хочу! Но если вы разведетесь…
Дочка снова всхлипывает, слишком чувствительно реагирует. Не стоило вообще поднимать эту тему сегодня и портить ей настроение. Лучше бы вообще было заставить Романа самому во всем признаться детям.
Но он умыл руки. Как в воду глядел, что разговор выйдет не из простых.
Мне хочется заручиться поддержкой детей, чтобы они образумили отца. Раз не получилось у нас с ним нормального брака, так пусть развод пройдет гладко. Надеюсь, что его угрозы оставить меня у разбитого корыта в мои пятьдесят окажутся пустыми. Иначе он падет в моих глазах так низко, что пробьет дно Марианской впадины.
– Одумайся, мам, что ты творишь? Ни за что не поверю, что это отец настаивает на разводе. Он сторонник семейных ценностей, самый высоконравственный человек из всех, кого я знаю.
Меня аж передергивает, едва нервный смешок не вырывается.
Как же глубоко Мел ошибается. Заблуждается насчет отца, смотрит на него через розовые очки так же, как и я до сегодняшнего дня.
Мне не хочется ранить дочку, но и скрывать от нее правду я не могу. Уж лучше она узнает от меня, чем потом от посторонних. Рано или поздно ведь правда вскроется.
– Твой отец… – голос теряется, и я рукой прикрываю глаза, пытаясь справиться с болью. – Он мне… изменяет…