Глава 6
Ирина нагло разглядывает меня с головы до пят. По лицу не понять направление мыслей, но когда она громко хмыкает, догадываюсь, что она моим видом не впечатлена.
Она и при осмотре знала, кто я и чья жена, так что ее поведение сейчас – это грязная уловка, чтобы заставить меня чувствовать себя старой клячей, ничтожной и некрасивой.
Она хочет отравить мой разум мыслями и сравнениями.
Хочет, чтобы я ее ненавидела так же сильно, как она ненавидит меня.
Телепатом быть не нужно, чтобы понять ход ее мыслей.
– Как тебе наш Ромаш? Правда зверь? Всю душу из меня вытряс, аж пальчики до сих пор дрожат.
Она умывается, ополаскивает шею и протирает бумажными полотенцами промежность. Устраивает для меня представление, пытается уколоть, ищет болевую точку. Дрянь…
– Гордишься? Зря. Ты моя замена, – медленно растягиваю я слова, демонстрируя превосходство. – Да, более молодая, не спорю. Но ты всего лишь бак для слива отходов для Ромы. С тобой он выпускает монстра, которого всегда боялся показать мне. Меня он любит, ведь я его жена, которую он сам когда-то выбрал. Тебя же использует, чтобы не приносить домой агрессию и негатив. С тобой он оставляет грязь, вытирает об тебя ноги, как о входной коврик, а ко мне приходит чистым.
Я холодна и сосредоточена, стараюсь не зацикливаться на боли. Не покажу слабости перед этой женщиной. Не дам ей себя растоптать окончательно. Пусть вся моя семейная жизнь летит в бездну, но я встречу удар с гордо поднятой головой.
– Утешай себя, – кивает она. – Вам, постылым женам, только и остается, что верить в самообман и лапшу, которую вешает на уши неверный муженек.
Сжимаю зубы. Как она смеет смотреть на меня таким жалостливым и вместе с тем торжествующим взглядом?
– Можешь не плакать в подушку и не унижаться, Верхоланцева я у тебя не отберу, – ухмыляется Малявина, а я вдруг замечаю, что с губ стерлась красная помада, придавая ей расхристанный вид. Даже предположить боюсь, чем она занималась этим ртом совсем недавно.
Она касается ворота моего платья, смахивает невидимые пылинки и растягивает пухлые губы в мерзкой улыбке. Хватаю ее за кисть и заламываю ее вбок, отталкивая от себя. Пусть не смеет касаться меня своими грязными руками.
– У меня было пятнадцать лет, чтобы увести Ромаша из семьи, но я всегда знала свое место, Лина, – цокает слегка обиженно эта актриса.
– Для тебя я Полина!
Ирина морщится, дергаясь от моего окрика, но молчит. Что-то ей нужно от меня, иначе бы она не вела себя так нарочито спокойно. Вспомнить только ее грубость в палате, когда она выгоняла меня из больницы.
Что-то изменилось за эти полчаса. Вот только что?
– Ты можешь оставить себе Рому и статус замужней женщины уважаемого предпринимателя, Полина. Убеди Рому признать отцовство и принять нашего с ним сына. Взамен я так и продолжу находиться в тени и прикрывать твой тыл на постельном поприще, – шепчет она, явно получая удовольствие от своей беспардонности.
Тычет мне в лицо годами обмана, когда я единственная из нас троих ходила с ветвистыми рогами.
– Если Роман не бросил семью ради тебя пятнадцать лет назад, как и не признал свое отцовство, значит, не такая уж ты и незаменимая замена. Однажды тебя ждет та же участь, что и меня. Он найдет помоложе, без претензий. Девчонку, которая будет готова раздвигать ноги по первому его зову. Так что с чего ты вообще решила, что можешь диктовать мне условия? Кто ты вообще такая?
Мне неприятно обсуждать личную жизнь мужа, которая выходит за рамки нашего брака, но я не готова спустить Ирине ее уверенность в том, что она может что-то от меня требовать.
С чего она взяла, что Роман мне нужен? Потасканный, гулящий… Он совсем не тот мужчина, в которого я когда-то влюбилась. Гордость не позволит мне унижаться и оставаться его женой, закрывая глаза на его похождения.
Каждый раз, когда я буду смотреть на время, буду думать, чем он сейчас занимается. Работает или с кем-то спит, прикрываясь мужскими потребностями?
От этого мне еще более мерзко. Что он не может признать, что это он такой мудак, который не может удержать причиндалы в штанах.
– Нет, это ты не понимаешь. Я тебе не глупая девчонка без извилин в мозгу. Я взрослая женщина, которая знает такие потаенные потребности Романа, о которых ты не догадаешься, даже если проживешь с ним еще тридцать лет, – цедит сквозь зубы Ирина.
– Думаешь, почему он не бросает меня все эти пятнадцать лет? Редко какая любовница может удержать голодного мужика дольше пяти лет, я же продержалась столько, сколько ты себе и представить не можешь. И стоит мне только захотеть, как ты отправишься в утиль, на свалку для престарелых жен.
Она делает глубокий вдох с сипением и продолжает:
– Это пятнадцать лет назад я была нищим терапевтом в захудалой поликлинике на окраине, и мне приходилось лишь мечтать, чтобы такой, как Верхоланцев, обратил на меня внимание. Сейчас я женщина со статусом, влиянием и связями. Такую Роману будет не стыдно вывести в свет, представить своей новой женой. Ведь ни у кого и вопроса не возникнет, почему он променял бездарную рисовальщицу на уважаемого в медицинских кругах врача.
– Закрой рот. Я не собираюсь слушать этот бред.
Мой голос звучит на ее фоне слабо, но это всё, что я сейчас могу. В ушах звенит, сердце колотится так часто, что за грудиной покалывает, и я из последних сил держусь за столешницу раковины.
Возникает чувство дежавю. Не хватает только чтобы она меня ударила и толкнула так же, как в ресторане сделал Рома.
– Ты будешь слушать всё, что я тебе скажу! Я долго терпела, что мы с сыном вынуждены быть на вторых ролях, но я никому больше не позволю считать его уродом. Полусиротой при живом отце! Либо ты убедишь Романа признать его своим сыном и еще одним наследником, либо я заберу силой жизнь, которую ты у меня украла!
Не в силах больше находиться в ее отравляющем обществе, я толкаю ее в сторону и резвым шагом выхожу из уборной. Слышу позади удар, затем болезненный вскрик, но не оборачиваюсь.
Прочь отсюда… Прочь…
С меня хватит этого дурдома, я ни минуты дольше здесь не выдержу. И плевать на плечо, на ссадины на голове и на боль.
Вызываю такси, не встретив по пути Романа, а когда выбегаю на улицу и вижу его машину, хватаю лежащий на парковке булыжник. Кидаю его в лобовое стекло внедорожника и с удовольствием наблюдаю, как по стеклу расползаются трещины, а на капоте образуется внушительная вмятина.
Пару раз пинаю фары, разбивая их вдрызг, провожу ключом по кузову вдоль всей боковины, и только тогда меня немного отпускает.
Пусть я не могу сейчас причинить Роману такую же боль, что и он мне, так хоть испорчу его тачку, над которой он так трясется.