Глава 2
– Как давно ты спишь с ней, Рома?
Я жду ответа, кажется, целую вечность. Чувство, будто меня бьют под дых, и я падаю на колени, придавленная тяжелыми плитами. Мне тяжело дышать, но я молча стою, опасаясь сказать хоть что-то еще. Если я не возьму себя в руки, то просто разревусь, некрасиво размазывая остатки макияжа по лицу. Уверена, что Рома… мой Рома, который когда-то защищал меня от хулиганов, не позволял обижать меня даже своей матери, вдруг меняется на глазах. Превращается в обидчика, который ни капли не сожалеет, что вонзил нож мне между ребер.
– Пятнадцать лет, – отвечает мне холодно муж, дергает плечом, словно ему неприятно оставаться со мной наедине. В его взгляде легкая брезгливость, и я вдруг с ужасом осознаю, в чем дело.
Сейчас он сравнивает. Меня и ее. Свою любовницу… Нет, практически вторую жену.
Она явно уже не молода, раз их связь длится так долго… Половину всего нашего брака с Ромой…
Оттого и обидно, что муж явно повелся не только на внешность молодой вертихвостки.
Нет.
Не стал бы он спать столько лет с женщиной, которая была глупа, как пробка, и с ней не о чем было поговорить.
И сравнение это сейчас явно не в мою пользу. Вон как его перекашивает.
– Не делай такое наивное лицо, Лина. Мы оба знаем, что ты давно знаешь о моей личной жизни за пределами семьи. Что за концерт ты тут устраиваешь? Хочешь увеличить финансирование своей галереи? Не вопрос. Обговорим это завтра, а теперь не делай мне мозги, дорогая, приводи себя в порядок и возвращайся за стол. Еще не все сказали тосты.
Он так цинично смотрит мне в лицо, что я теряюсь. Не понимаю, о какой моей осведомленности он говорит. Я ведь всегда считала его образцом примерного семьянина, с которым мы рука об руку доживем до глубокой старости, а на деле выходит, что всё это пшик. Иллюзия, которую я поддерживала все эти годы, сама не зная, что главная дурочка во всей этой истории – это я сама.
– И телефон мне верни. Это в первый и последний раз, когда ты взяла его без спроса. Руку! – рявкает муж, меняется в лице, когда видит мой разочарованный взгляд. Я и не скрываю, что он теперь для меня предатель, от которого меня тошнит.
Его оружие обычно – это холодная агрессия, тем непривычнее видеть, как он вдруг выходит из себя и практически вырывает у меня из ладони телефон, чуть не сломав мне палец. Я сдерживаю вскрик и сжимаю пальцы, чувствуя, как неприятно они болят.
– Я не вернусь. Не стану притворяться счастливой парой. Ты растоптал всё то хорошее, что было между нами, Рома, и не сможешь заставить меня выдавливать из себя фальшивую улыбку.
Он жестко хватает меня за предплечье и с силой тянет в общий зал. В коридоре, к счастью, нет людей, никто не слышит нашего разговора.
– Не истери. Иначе сегодняшнюю ночь я проведу не дома. Ты меня услышала?
Угроза мрачной тучей повисает в воздухе, и я сипло выдыхаю, вот-вот готова разреветься от жалости к себе, но Рома, увидев зачатки начинающейся истерики, грубо встряхивает меня, не испытывая сожалений, да так сильно, что у меня начинает болеть голова и хрустят шейные позвонки.
– Ты ее любишь? – шепчу я.
Между нами всё кончено, я не смогу делить мужа с другой женщиной и закрывать глаза на его двойную жизнь сквозь пальцы, как многие из окружения в нашем возрасте, но мне отчаянно нужно знать ответ на этот вопрос.
– Причем тут любовь?! – рычит Рома, словно я сказала какую-то глупость и оскорбила его. – Ира удовлетворяет меня, как мужика, но моя жена – это ты. Не сравнивай хрен с пальцем, дорогая.
– У нас же всё хорошо в постели было.
Мой голос звучит потерянно, и в этот момент я ненавижу себя за интерес. Лучше бы я вообще всего этого не слышала. Хочется закрыть уши, чтобы стереть его голос из памяти, но эти слова снова и снова терроризируют мой разум.
Рома молчит, но так выразительно смотрит на мой V-образный вырез, что я опускаю взгляд, и глаза щиплет от обиды.
Похвастаться мне нечем, грудь даже до двоечки не дотягивает, но он всегда убеждал меня, что его всё устраивает, что он любит меня такой, какая есть, ведь я его любимая и мать его детей. Неужели это всё ложь? Ложь… Он мне все эти годы врал, не краснея и не мучаясь угрызениями совести, а я, как дура, отдавала ему всю себя.
– Ты стареешь, Лина, возраст берет свое, а я мужик в самом расцвете сил. Тебе уже ничего не надо, так что ты должна радоваться, что я не лезу к тебе каждую ночь, чтобы удовлетворить свои потребности. Хороший левак укрепляет брак, слышала?
Горько кривлюсь, чувствуя себя будто в зазеркалье. Кажется, что это кошмар, и я вот-вот проснусь, но сколько бы я себя не щипала, ничего не происходит.
– Лучше бы мы развелись, Рома. Так было бы честнее, не находишь?
Я поднимаю взгляд, снова глядя на хамскую ухмылку мужа.
– Развод? Никакого развода, Лина. Меня всё устраивает. А ты нацепи улыбку и шуруй к гостям, не ударь лицом в грязь перед моими партнерами.
Я вдруг отчетливо вижу, что всё, что волнует мужа – это его репутация. Он не хочет ее терять, как и отказывать себе в мужских удовольствиях. Даже не спрашивает моего мнения, не извиняется, ведет себя так, будто это норма, и это как раз я веду себя неправильно.
Меня тошнит от морды мужа, идти за стол и вести себя так, будто ничего не произошло, выше моих сил, но я не могу не узнать кое-что еще.
– Твоя Ирочка, – не скрываю язвительности, – просила пополнить ее счет, хочет отправить сына в языковой лагерь в Англию. Чужого мальчишку ты тоже спонсируешь, чтобы сохранить наш брак?
Меня трясет, но язык словно прирастает к небу, мешая мне узнать, его ли это сын. Но гадать мне долго не приходится, Рома окончательно выходит из себя и хватает меня за ворот блузки, разрывая ткань. На его висках пульсируют вены, глаза словно бешеные.
– Сына моего не трожь, Лина! – рычит, будто я его главный враг. – Хочешь и дальше, чтобы твоя картинная галерея процветала, сейчас же закрой свой рот! Ты мне всем обязана. Если бы не я, кому бы твоя мазня была нужна? Ты без меня никто и звать тебя никак, а теперь пошла за стол! Молча!