Глава 8
Маруся
Я чуть чай на себя не проливаю.
Закопать трупы? В лесу? Он же шутит? Да?
Ха-ха. Нервно хихикаю. Но не очень уверенно.
Смотрю, как сосед продолжает уплетать завтрак, аж за ушами трещит. Ест быстро, как в армии. Чуть склонившись над тарелкой.
– У тебя-то какие планы? – вдруг спрашивает.
– У меня то? — выпрямляюсь.
Ой, да какие у меня планы. Вернее, планы были грандиозные, пока Эллочка-людоедоедочка дорогу не перешла. А сейчас, ни работы, ни жилья.
— До дому поеду, – отвечаю грустно.
Только вот денег на билет надо где-то достать. И занять не у кого.
У Максима просить не пойду! Гордость не позволит. Может, халтурку какую найду у вокзала? Всего-то нужно хотя бы тысяч пять… Приеду в деревню, а там как-нибудь разберусь, что дальше.
Грустно домой возвращаться, как побитая собака. Бабуля на меня такие надежды возлагала, о-о-ой. Я ж ехала покорять столицу златоглавую с настроем не меньше, чем у Наполеона.
Вот как Наполеон домой и поковыляю. Поджав хвост…
И тут меня осеняет!
– Слушайте. У вас тут грязища такая, бардак. А в холодильнике мышь повесилась…
Мужчина сдвигает брови.
– Ой, извините меня, ради Бога, я ж не в упрек. Я это… деньги мне нужны. На билет не хватает. Поезд вечером. Давайте я вам тут уберу, да еды наготовлю? А вы мне пять тыщ заплатите?
Смотрю на громилу с надеждой.
Тот как раз приканчивает завтрак. Вытирает рот салфеткой. Смотрит на меня прищурившись.
Что в этом взгляде не понятно. Обиделся, что ли?
– Б-борщ! – выпаливаю на нервяке, достаю свой главный козырь. – На кости. Да пирожков нажарю. С мясом! Хотите?
Брови у него медленно поднимаются вверх. Но понять не могу: я двигаюсь в правильном направлении или еще больше себя закапываю?
– Еще пюрешку могу! И котлетки рубленные. Заморожу про запас, чтоб на дольше хватило! – тараторю на выдохе, кусаю губу.
Ну что ж ты так уставился. Сейчас дырку проглядишь! Аж вспрела вся, как нервничаю.
А он все смотрит и молчит.
– В-вы борщ любите? – спрашиваю уже еле слышно, пожалев, что вообще начала.
Сосед медленно встает. Разворачивается и выходит с кухни.
Блин! Ну мог бы хоть что-то ответить! Да, что с абьюзера взять? Ни “спасибо” за завтрак, ни капли благодарности.
Но тут он возвращается. В руках портмоне. Достает оттуда пять тыщ!
Смотрю на них и сияю! Вот добрый человек! Просто так решил дать? Вот верно говорят, по обложке книгу не судят. Зря я про него всякие гадости думала.
– Это на мясо. На кости. Для борща и… всего прочего, – говорит сосед. – В шесть вернусь. Все, что сказала, сделаешь – на вокзал отвезу и билет куплю.
Ну… и на этом спасибо. Как-никак вариант.
Я согласно киваю:
– По рукам!
Пока Элкин муж собирается на работу, мою посуду. Думаю, как теперь все успеть.
Когда слышу, что он ботинки свои надевает в прихожей, выглядываю с кухни.
– Ты это… если вещи Эллы соберешь – я тебе еще десятку накину, – говорит хмуро, надевая куртку.
Десятку! Ого!
А вот это я с радостью!
Разозлился, значит, все-таки, на зазнобу свою. Ну я ей монатки соберу-у-у, ой как соберу!
– Ну пока, – говорит, отворяя дверь. – А да, за завтрак – спасибо.
И уходит.
Остаюсь в пустой квартире. Прохожусь по комнатам. Бардак везде ужасный! Мама дорогая, тут генералить и генералить! А еще готовка! Как все успеть?
Ну ладно. Делу время, а потехе час. Засучиваю рукава и за дело!
Хорошо, хоть кухня чистая. Только пыль везде вытираю. А вот в остальной части квартиры – просто трындец.
Сначала принимаюсь за ванную с туалетом. Пидорю кафель, раковину, унитаз. Чувство — будто тут сто лет никто не прибирался! Вот верно говорят:унитаз — лицо хозяйки. Наяривую его ершиком, представляя Элку.
Перехожу к комнатам.
В спальню захожу — как в зону боевых действий. В углу – гора одежды. Чашки по всей комнате, какие-то бумажки. Бардак!
Все по местам раскладываю. Одежду какую-то в стирку, что-то на вешалки.
Элкины шмотки все на кровать выгребаю. А шмоток у нее – как в магазине! Одних туфель только пар десять! А платьев сколько – не сосчитать так сразу. Красивые. Дорогие. Муж явно не скупился на ее гардероб.
Сама-то Элка не работает, я знаю. Говорила, что домохозяйка. Ну, не знаю, чего она хозяйка, но явно не дома.
Случайно открываю прикроватную тумбочку, а там… сначала не понимаю, что это такое. И только когда беру в руку пластиковый, прости господи, пенис, аж взвизгиваю. Отбрасываю его в сторону.
Тот глухо стукается об пол, начинает жужжать как жук- навозоник и ползать по полу.
Фу! Какая гадость! Зачем это ей? То есть двух мужиков ей было недостаточно?
Кое-как ловлю игрушку, выключаю и закидываю обратно в тумбу. Пожалуй, никуда больше заглядывать не буду. А то мало ли что еще найду.
На комоде стоит рамка со свадебной фотографией. Элка как Элка, ничуть не изменилась. Как была твариной, так и осталась. Вот почему я раньше не замечала!
А вот муж у нее тут без шрама. Но такой же суровый.
Тут же рядом медалька висит на ленточке с триколором. У-у, тяжеленькая. Ну-ка: “Первое место. Рукопашный бой. Андрей Бородин”.
О! Точно! Ну, я ж говорила на “А”! Память ,как у рыбки.
Андрей, значит.
Все по местам разложила, пыль протерла. Думаю, куда Элкины вещи девать.
Нахожу под раковиной мусорные пакеты. Вот, самое то! Начинаю сгребать их туда, с особым удовольствием! Самое им там место!
Перехожу к комоду. Там, в верхнем ящике, нахожу ее нижнее белье. Поднимаю брезгливо пальчиками кружевные труселя.
Мать моя женщина. Да разве это трусы? Ниточки какие-то.
Пока перекладываю все в пакет, так гадко на душе становится. На кого меня Максим мой променял? Вот на эту? Кикимору с характером крокодильим?
Тьфу!
И снова слезы подступают. Сжимаю губы, отгоняю. Не время раскисать… Но слезинка все равно скатывается. Утираю ее тыльной стороной ладони. Носом хлюпаю.
Собираю волю в кулак. Поворачиваюсь – взгляд цепляется за небольшое мусорное ведерко у туалетного столика.
Вытряхиваю из него мусор в пакет. Там всего одна бумажка. Почти выкидываю, но взгляд цепляется за слово: “не люблю”.
Любопытство побеждает. Беру ее, разворачиваю.
“Андрей. Я ухожу. Прости, но я не люблю тебя больше. Мы давно стали чужими. Отпусти меня. Элла.”
И все.
Ну, разве по-человечески это? Мужа бросать, написав какую-то дурацкую записку? Как будто он не человек, а абонемент в спортивный зал!
Тяжело вздыхаю. Качаю головой.
Нужно переварить.
Иду на кухню чайку себе сделать, передохнуть. Жду, пока чайник вскипит, и все записку перечитываю.
Какая же сволочь эта Элка! Вот реально! Не одну, а целых две семьи угробила!
И тут слышу, как ключ в замке поворачивается.
Сердце уходит в пятки. Андрей раньше вернулся? У меня ж еще дом вверх дном! И готовить даже не начинала!
Подскакиваю, выбегаю в коридор.
Но на пороге не Андрей. А жена его. Элка.
Увидев меня, тоже замирает. Смотрит выпученными от удивления глазами.
– А ты что тут делаешь?! – шипит она.
Пячусь обратно в кухню, растерявшись. А Элка наступает на меня. Морда кирпичом.
– Ты что здесь делаешь, я тебя спрашиваю?! – в голосе уже не удивление, а натуральная агрессия!
А я и что ответить не знаю. От неожиданности все слова куда-то подевались.
Может, дать ей просто в лоб?
Взгляд Элки падает на пять тысяч на кухонном столе. Видит их и замирает. Смотрю на них тоже. Чего это она?
Снова сталкиваемся взглядами. Даже догадаться не успеваю, что эта чучундра себе напридумывала, как она налетает на меня:
– Ах ты шлюха подзаборная! – верещит, как совсем ненормальная. – Так и знала, что ты шлюха деревенская! Вот Максим офигеет!