Глава 2
Маруся
Замираю как вкопанная. Волосы даже в туго заплетенной косе шевелятся. Одергиваю руку от двери, как от включенной конфорки.
Чего это такое здесь делается?…
Стою и на дверь все пялюсь. Слушаю жуткие звуки за ней. Как кровать скрипит, и Элка стонет.
Зажмуриваюсь, закрываю уши руками. Да как же так… Максимчик…
Снова хватаюсь за ручку, дергаю. Не поддается. Закрылись, гады!
И тут вдруг не знаю, что на меня находит. Пелена перед глазами. Реву медведицей, и в дверь со всей силы плечом лечу!
Замок крякает и вылетает. С куском косяка.
Сама в шоке.
А я всегда говорила — не надо смотреть, что ростом не вышла и комплекцией худощава. Я в деревне росла, на воздухе свежем. Кровь с молоком!
Максимчик мой стоит без штанов. Вернее, они на его щиколотках повисли. Элка на кровати, на четвереньках, когтями вонзилась в покрывальце мое любимое, с розами. Вся красная, как рак вареный, и стонет, как кобылица на случке.
И ведь не заметили, гады. Как пришла, как дверью хлопнула. Как «Ау» кричала. Так увлеклись.
Ну ничего. Теперь заметят!
Сжимаю кулаки. Смотрю бешено. Только глаз дергается, и в ушах звенит. Чую — будто из тела вышла и со стороны на все смотрю.
Как муж мой любимый штаны с пола подбирает, причиндалом, прости господи, трясет. А Элка… тьфу! Зад свой срамной прикрыть пытается.
Ну-у-у гады, я за себя не отвечаю! Сейчас будет из этой селедки форшмак! Мало не покажется!
«Что здесь творится?!» — крикнуть пытаюсь, а из груди только хрип какой-то.
От волнения голос пропал. И из груди будто кулаком стучат. Не дышу даже. В глазах потемнело.
— Ты зачем дверь сломала? — орет на меня Максим.
Ох ты ж! Дверь ему жалко?! А меня… Меня ему не жалко? Ну подлец!
Будто кто-то стоп-кран срывает.
— Ах ты мерзавец эдакий! — кидаюсь на него с кулаками. — Предатель!
Но Максим здоровый у меня. Хватает меня за руки и на два счета скручивает в жгут. Пытаюсь вырваться, брыкаюсь как бешеная. Но он держит крепко, ничего сделать не могу.
Элка сидит всклокоченная на кровати, руки к голым сиськам прижав. Моим покрывальцем с розами прикрывается.
Отталкиваюсь от мужа и ногой ее, ногой, пытаюсь все лягнуть. Прям в морду ее напомаженную. В глазища выпученные, с ресницами наклеенными. Пяткой на тебе, в нос!
Эх, не дотягиваюсь. Да и чучундра ловко уворачивается. С кровати спрыгивает.
— Успокой уже свою деревенщину! — визжит испуганно, на пол октавы выше, чем обычно.
От ее слов у меня аж второе дыхание открывается! Эти столичные чуть что — сразу деревенщина! А сами! Ни кожи, ни рожи, ни души!
— Я тебе такую деревенщину покажу! Потаскуха ты этакая, а! — дергаюсь как ненормальная.
Бабуля за слова такие бранные по губам бы давно мне надавала. Даже стыдно немного. Но ситуация тоже… не рядовая!
Вырываюсь из мужьего захвата. Бросаюсь к Элке. Убью гадину! Убью!
Она снова взвизгивает, как свинья на скотобойне. И садится на корточки, закрыв голову руками:
— А-а-а, — орет. — Помогите! Убивают!
Сейчас я тебе помогу! Так помогу! Ух!
Ходить сюда повадилась. То сахар у нее закончился. То о муже поныть. А сама на моего Максима глаз положила! Тва-а-арь!
Вцепляюсь сверху в ее шевелюру обеими руками. Эх, жалко ногти состригла утром! Сейчас будет тебе Чингачгук!
Дергаю ее волосы с силой.
Элка вскрикивает. Что-то трескается и отрывается.
Выпученными глазами смотрю на клок волос, запутавшихся вокруг моих пальцев. А на конце невидимки болтаются.
Вот ведь, кукла сделанная. Даже лохмы ненастоящие!
Секунда моего шока стоит мне свободы. Максим снова хватает сзади. Оттаскивает от рыдающей Эллы.
— Да уймись ты! — рычит над ухом. — А то веревкой свяжу!
Тащит подальше, к выходу. Разворачивает к себе. Встряхивает, как наволочку.
Смотрю в лицо мужа, а взгляд холодный, чужой.
— Может, и хорошо, что все так получилось, — говорит на выдохе. — Я на днях сказать тебе собирался.
Моргаю опешив. Что значит «хорошо»? Чего ж тут хорошего, когда с бабой другою… аж подумать противно!
– Что сказать? – сиплю севшим голосом, глядя на еще недавно такого родного, любимого Максима.
– Скажи ей, масик, скажи! – поддакивает змеюка из своего угла.
А я не свожу глаз с мужа.
Он стискивает челюсти, взгляд, как лезвие, острый. Холодом до костей пробирает.
– Не пара мы с тобой, Маруся, – говорит он, держа меня за плечи. – Не подходим друг другу. Сама все понимать должна. Пожалел тебя, думал, пропадешь в Москве одна. Жалко стало. Ты девка хорошая. Но не ровня мне. Я…
Он кидает взгляд на Эллу. Снова на меня.
– …Эллу полюбил. С ней хочу счастье строить. А ты поезжай к себе. В деревню. Тебе там лучше будет.