Развод в 43. Дети выбрали отца (Линда Мэй)



Глава 4

Маша

 

Я уже совсем ничего не понимаю. Наш сын знает, что у отца любовница?! Остолбенев смотрю на мужа и ушам своим не верю! Сердце стискивает словно ледяной металлической рукой. И я снова еле сдерживаюсь, чтобы не закричать от боли.

У моего мужа другая, и даже сын об этом уже знает! Так вот, почему, он почти мне не звонит. Избегает? Не знает, как в глаза смотреть матери?

А Игорь? Он совсем из ума выжил?! Что значит “дети уже взрослые”? Нюта еще подросток, в самом уязвимом возрасте. Да и зачем вообще втягивать в эту грязь детей?

– Т-ты что, ему рассказал?! – онемевшим языком еле произношу.

Но Игорь не успевает ответить. Слышится шум открывающейся в прихожей двери, Чарлик с радостным визгом срывается с места и бросается в прихожую.

– Отгадайте, кого я встретила-ла-ла? – оглашает на весь дом Нюта.

– Ча-а-арлик, приятель, ну привет! – слышу голос Леши вперемешку со счастливым лаем собаки.

Сердце екает, будто запнувшись. Не знает что делать: то ли от радостно колотиться, что наконец обниму сына, то ли в ужасе остановиться. Теперь я и сама не знаю, как Леше в глаза посмотрю. Горячие слезы снова текут по щекам.

– Приведи себя в порядок, – бросает мне Игорь, выходит из кухни и шагает к детям.

Сказал так холодно и безразлично, будто мы и в самом деле теперь посторонние. И это ранит неимоверно! В какой момент я для него стала никем? Даже если он встретил кого-то, разве это может перечеркнуть целую жизнь вместе?!

Ноги дрожат, в душе ледяная пустыня. Хочется сползти на пол прямо тут, свернуться калачиком и рыдать в голос от боли и обиды. Но я приказываю себе держаться.

Изо всех сил сдерживаю бушующий внутри ад, чувствую, как меня словно выжигает изнутри. До основания, дотла, без остатка. Доносятся голоса моих родных из прихожей, радостный лай Чарлика. А я пошевелиться не могу, будто снаружи превратилась в кусок замерзшей глыбы.

Из оцепенения выводит пищание духовки. Лазанья готова.

Лазанья готова, а я – нет.

Не знаю, как выйти к детям. Не знаю, как мы сядем за стол. Не знаю, как жить дальше…

Вытираю рукавами слезы. Словно пьяная шагаю к плите, открываю духовку. Меня обдает жаром и ароматами пряностей, заставляя отшатнуться и снова наступить на осколки стекла.

Беру прихватки, достаю горячее блюдо из жаровни. Ставлю на подставку, укрываю полотенцами, чтобы не остыло. Кидаюсь к совку и метелке, чтобы поскорее убрать разбитое стекло, пока кто-нибудь не порезался. Когда что-то делаю – легче. Если остановлюсь – то просто сломаюсь.

– Боже. Какая ароматика, м-м-м! Мам, ты чего не встречаешь сына родного? – слышу за спиной голос Лешки.

Замираю. Даже представить не могу, как я сейчас выгляжу. Никогда еще в жизни мне не было так тяжело натянуть улыбку. Оборачиваюсь.

– Что это за незнакомый красавец на моей кухне? – стараюсь придать своему голосу непринужденность, но даже сама его не узнаю.

Смотрю на Лешу, а в голове звучат слова его отца: “А Леха… Леха все знает”.

Знает, значит… Глаза бегают по его лицу, будто пытаются найти десять отличий. Между моим сыном, моей кровиночкой, которого я всегда считала больше похожим на меня. И сыном, который все это время знал, что у моего мужа любовница, ничего не сказал и просто избегал меня.

Должна ли я злиться? Должна ли понять? В конце концов, Леша ни в чем не виноват. Оказался между молотом и наковальней.

Делаю шаг навстречу, раскрываю объятья и обнимаю сына:

– Ну привет, – выдыхаю с улыбкой. Но мое сердце будто выдернули из груди и положили биться оголенным на всех ветрах. Отчего я еще сильнее прижимаюсь к сыну, стискиваю пальцами его джинсовку.

Господи. Никогда не думала, что наступит момент, когда наши дети должны будут выбирать между мной и мужем. Но даже если так, отчего-то я всегда была уверена, что Леша всегда будет на моей стороне.

– Мам, ну ты чего? – неловко отстраняется от меня сын, пытается заглянуть в глаза. – Ты что, плакала?

Качаю головой и отворачиваюсь, возвращаясь к совку с метлой:

– Да нет, что ты. Лук, вон, резала для салата, – ляпаю первое, что приходит в голову.

Мое вранье могло бы прокатить, если бы Леше было пять, но не в двадцать три. Однако больше он не задает никаких вопросов. Дотягивается до тарелки с закусками и быстрым движением отправляет себе в рот кусочек салями.

– Руки хоть помыл? Чарлика только что трогал, теперь в рот тащишь! – ворчу я, пытаясь сделать вид, что все как раньше.

– Блин! Весь дом едой провонял опять! – врывается в кухню Нюта с перекошенным от недовольства лицом. – Не понимаю, нафига столько готовить? Будто нас тут куча. Лучше б в рестик сходили.

Нюта подходит к графину и наливает себе стакан воды.

Не обращаю внимание на ее выпад. Она в последнее время все время хамит. Списываю все на подростковые гормоны.

Хотя после того, что я только что узнала, это слышать вдвойне обидно. Муж собрался уходить, сына я еле уговорила приехать, а Нюта лучше бы пошла в ресторан. Для кого я полдня проторчала на кухне?

– Ты как хочешь, а мне рестораны уже поперек горла стоят, – заступается Леша. – Хоть нормальной домашней еды поем. Мам, мне побольше только накладывай.

С улыбкой ему киваю. Но в голове зудит: как он мог обо всем знать? Он, получается, знаком с этой… новоиспеченной любовью Игоря? Отец уже успел познакомить? Общались за моей спиной? Ужас какой! А Игорь знал, как я переживаю из-за того, что сын отдалился, и словом не обмолвился! Предатель.

– Ну, окей. Я ТАКОЕ есть все равно не буду! У меня диета, – презрительно фыркает Нюта, окидывая стол взглядом. – Мам, ты хоть представляешь, сколько тут калорий? Тебе-то уже давно на себя все равно, а я не собираюсь превращаться в разжиревшую свинью!