8. Глава 6
Ярослав
Смотрю с удивлением на мелкую. Чего разнылась? Что не так-то? Сколько ей, семь? Все еще в Деда Мороза верит? Ну дает!
— Конечно, настоящий! — тыкаю ее варежкой. Артиста каждый может обидеть.
— Не-е-е-ет. Дед Мороз добрый. А ты страшный! — заявляет кнопка.
Таких комплиментов от девчонок у меня еще не было. Поднимаю одну бровь, наклоняюсь к ней.
Она вздрагивает, ревет пуще прежнего, будто боится, что я ее сожру.
Да что за дела? Я ж ей и конфеты дал, и похвалил. Чего страшный-то сразу?
Снегурка, вон, вообще их воспитательница, к ней вопросов нет? Что за двойные стандарты? Или думают, что она на полставки и у Деда Мороза халтурит?
Алина подхватывает девочку на руки. С беспокойством смотрю на обеих. У Алинки у самой бараний вес. Куда ей еще “снежинок” таскать.
Отставляю посох. Подхожу к ним ближе. Мелкая обвила Алину, как обезьянка. Смотрит на меня, не моргает.
— Ты плохой, — говорит снова.
У Алинки появляется такое выражение, как у Шапокляк. Радуется, мол, что накладная борода не может спрятать моей сущности.
Остальные дети наблюдают за этой сценой с большим любопытством. Знакомое чувство еще со свадьбы — стоять, как на арене цирка.
— Хочешь, докажу тебе, что я Дед Мороз? — бросаю вызов мелкой.
— Ну, давай, — отвечает она, прищурившись.
— Я ведь волшебник? А значит, знаю даже то, что никто не знает. Верно?
Малая, затаив дыхание, ждет, что скажу дальше. Даже реветь перестала.
— Расскажу тебе секрет. Если окажется правдой, значит – я настоящий Дед Мороз. Идет? — предлагаю ей вкрадчиво.
— Какой секрет? — смотрит испытующе, но явно заинтересовавшись.
— Слезай со Снегурочки. А-то она сейчас растает. И иди сюда, на ушко шепну, — предлагаю ей сделку.
Девочка мгновение раздумывает, будто взвешивая все “за” и “против”, но детское любопытство берет свое.
Алина опускает девочку на пол. Маню ее варежкой, присаживаюсь на кортаны. Тихонечко подходит.
Шепчу ей сквозь колючую бороду на ухо, чтобы никто не услышал:
– Иди на третий этаж. В последней спальне по коридору в углу комнаты под кроватью есть вентиляционная решетка. За ней ты найдешь тайник. Ножичек отдашь Алине Николаевне, остальное – можешь забрать себе.
Малая изумленно смотрит на меня.
Какие шансы, что мой тайник все еще там? Пятнадцать лет прошло как. Ремонт тут за это время явно был. Ну, будем надеятся. На кону моя репутация Деда Мороза. Хоть эту часть спасу.
– Запомнила? – спрашиваю девочку, вставая.
Она кивает и медленно пятится назад к Алине.
– Только никому, – подмигиваю ей.
Остальные ребятишки смотрят на Снежинку с завистью. Только она отходит подальше, налетают на нее и начинают пытать, что я ей там на шептал. Стою довольный.
– Ну все, Деду Морозу уже пора лететь по своим делам. Давайте все дружно его поблагодарим! – включается Алина.
– Спа-си-бо! – кричат, детки.
– До свиданья, Дед Мороз! – говорит Алина с нажимом и отворачивается.
Ага, разбежалась. “Досвиданием” ей по жопе. Машу детям и иду из актового зала, мечтая только об одном: избавиться от этой дурацкой колючей бороды и шубы.
Забегаю в кабинет, где переодевался. Быстро снимаю костюм, срываю бороду. Фух-х-х! Тяжелая работа быть Дедом Морозом, однако. Ни вздохнуть, ни пер…
В дверь стучат, не успеваю ничего ответить, сразу входят в кабинет. Как раз, когда стягиваю с себя влажную от пота футболку. Вера Николаевна скользит по моему торсу и стыдливо опускает глаза, как девица.
Интересно, сколько ей? Под полтос? Не только, получается, детишек сегодня порадовал.
– Ой, Ярослав, извините. Думала, вы уже переоделись, – говорит она, поправляя очки на носу и стараясь теперь смотреть куда угодно, только не на меня.
– В этом вашем халате чуть тепловой удар не получил! – отвечаю недовольно, надевая джемпер прямо на голое тело. Блин, тоже колючий, сволочь.
– Из вас получился отличный Дед Мороз, спасибо вам, – теребит она концы пухового платка.
Детям не зашел, так хоть воспиталки заценили.
– Вы уж извините, Ярослав, за вчерашний не особо теплый прием, – поправляет прическу, не глядя на меня. – Обычно ведь Радмир Владимирович приезжает.
– Он что, тоже Дед Морозом наряжается? – уточняю удивленно. В жизни бы не поверил.
Вера Николаевна начинает складывать костюм Деда Мороза и убирает его в мешок:
– Да, у него хорошо получается. Поэтому мы немного расстроились, когда он сообщил, что в этом году не сможет приехать, – переводит взгляд на меня. – Как хорошо, что вы его подменили. Вот как бы мы без вас? У нас из мужчин тут только физрук. Так дети его знают.
– Рад помочь, – отвечаю, слабо веря, что прям совсем у них вариантов не было. Настолько, что мне пришлось переть сюда из Питера.
– А вы на чай останетесь? У детей чаепитие будет в столовой, а мы с воспитателями и учителями потом в учительской собираемся.
Я, конечно, хотел свалить поскорее. Но тут такая удача нарисовалась.
– Алина Николаевна тоже будет? – спрашиваю, поправляя взъерошенные волосы, глядя в зеркало. Ну и рожа у тебя, Шарапов. Точно не для свидания.
– Алина Николаевна? – удивленно моргает женщина. – Ярослав, скажу вам честно, не вашего это уровня девица. Про нее такие слухи ходят… – картинно закатывает глаза.
Кидаю в нее хмурый взгляд:
– Это какие еще?
Вера Николаевна сначала делает вид, что не хочет говорить, а потом выдает как на духу, будто мы две бабульки на лавочке.
– Говорят, ее муж прямо на свадьбе бросил, потому что она что-то такое сделала, что жених не смог стерпеть. Она тогда устроила такой скандал, что свадьбу пришлось чуть ли не с милицией разгонять!
Нихуя себе! Программа максимум: скандалы, интриги, расследования. Зло хватаю пакет с детскими письмами, сую в свою сумку и вешаю на плечо:
– Знаете, что самое интересное в сплетнях, Вера Николаевна? – говорю, испепеляя тетку взглядом. – Они говорят больше о том, кто их распространяет, чем о тех, про кого они.
Она моргает, снова поправляет очки на носу. Лицо обиженно вытягивается. Но я больше не обращаю на нее внимания, шагаю из кабинета и иду на поиски своей Снегурки.
Н-да, зря Алина сюда сбежала. Черт ее дернул в Кириши умотать. Что тут забыла? Здесь даже воздух пропитан безнадегой. Людишки тоже злые. По крайней мере, всегда так считал.
Дохожу до актового зала, но там уже никого нет. Дальше по коридору раньше была столовая. Вспоминаю, что Вера Николаевна сказала про чаепитие. Иду туда.
Но, проходя мимо комнаты с надписью “Гардеробная”, замедляю шаг. Мое внимание привлекает, как кто-то произносит имя Алины, и явно не дружелюбно:
– Алина Николаевна, вы должны были помочь Деду Морозу, а не на колени к нему прыгать! – сквозь приоткрытую дверь слышно, как какая-то грымза отчитывает ее на повышенных. – Что за разврат вы устроили в детском учреждении?
– Но я… – растерянно тянет Алина, ее резко перебивают.
– Что я? Что я? Мы уже наслышаны о вашей репутации. Я не позволю вам устраивать тут бордель! Ни стыда, ни совести!
От этих слов и от того, как они сказаны, у меня начинаются вьетнамские флэшбэки из детства. Помню, как на самого так же орали, предварительно надрав уши:
“Ваши родители сволочи, алкаши и проститутки! А вы – животные. И тоже будущие алкаши, преступники и проститутки. Вас государство кормит, поит, а вы неблагодарные твари…”
Трясу головой, хватаю ручку двери и врываюсь в гардеробную, готовый придушить суку, которая посмела открыть рот на мою жену. В груди гудит ярость, какую с детства не помнил.
– Что здесь происходит? – рявкаю я, отчего подпрыгивают на месте обе.
Алинка стоит, вжавшись в вешалку с куртками. Напротив нее худощавая, жилистая дама лет пятидесяти, с коротко подстриженными седыми волосами. Ее узкие губы, накрашенные красным, сжаты в нитку, а маленькие глаза сверкают злобой.
– Здравствуйте, Градов, – протягиваю ей руку. – В чем, собственно, проблема?
Тетка, совсем не растерявшись, игнорирует протянутую руку и с возмущением выгибает одну бровь:
– Невежливо врываться без стука, – заявляет она. – Я провожу разъяснительную беседу со своим работником.
– Больше похоже на оскорбления, – отвечаю, еще больше закипая.
Повидал я таких блюстителей нравственности, в этом интернате в том числе. Хоть конкретно эту женщину вижу впервые, знаю, такие, как она, недовольные своей жизнью, с радостью срываются на других при любом удобном случае.
– Вилена Василь… – пытается вклиниться Алина.
Но женщина ее перебивает.
– Простите, но это не ваше дело! – заявляет она.
Резко делаю еще один шаг вперед, нависая над женщиной. Вилена Васильевна, значит, заведующая интернатом. Ясно все. Не коллектив, а серпентарий.
– Это как раз мое дело, – рычу на нее грозно. – Потому что Алина Николаевна – моя жена.