Глава 6
— Отличный наряд, чтобы встретить мужа, — Юра одобрительно улыбается, делая шаг в мою сторону.
Трясу головой, прижимая к себе полотенце.
— Нет, подожди, я… я не могу сейчас, извини…
Муж хмурится.
— Опять?! – спрашивает раздраженно. – Что на этот раз болит?
Последнее он произносит даже с какой-то издевкой. Будто я отлыниваю от обязанностей или работы. Не думала, что наша близость – это обязаловка.
— У меня сейчас месячные, — прикусываю губу.
— Они же должны начаться дня через три.
— А начались сегодня. Так бывает.
Единственное расписание, не связанное с бизнесом, которое помнит Юра, это график моих месячных.
Юра окидывает меня недовольным взглядом, но попытки еще приблизиться не предпринимает.
— Ты ведешь себя странно в последние дни. Мне это не нравится, Кира. Зачем ты купила это белье? Раньше ты для меня так не старалась. Может, это и не для меня вовсе? Может, ты решила, что можешь мне изменить? Предупреждаю: если узнаю, что ты спишь с каким-нибудь мужиком, то заставлю тебя сильно пожалеть об этом. Вылетишь из моего дома на улицу с голой жопой. Без денег и моих детей. Катю тоже мне оставишь – всё равно тебе не на что будет ее содержать.
Смотрю на мужа глазами полными ужаса. Он серьезно сейчас сказал мне ТАКОЕ? Мир в очередной раз переворачивается, выдергивая почву из-под ног.
Чувствую, как к глазам подступают слезы, а горло сжимает болезненный спазм.
— Я думала, что это наш дом, наши дети и наша семья… — выдавливаю из себя дрожащим голосом.
— Так и есть, Кира, — кивает муж, — вспомни об этом и веди себя соответственно. Не давай поводов подозревать тебя.
Чувствую, что слезы все-таки бегут вниз по щекам.
— Я и не давала никаких поводов в отличии от тебя…
Я не собиралась говорить сейчас об этом, но слова вырвались сами собой, против моей воли.
— Даже не начинай! – обрывает меня Юра. – Я много работаю ради вас. И у меня нет никакого желания терпеть претензии жены, ревнующей к работе. Еще раз повторяю: если тебя что-то не устраивает, лично ты можешь идти на все четыре стороны.
Прикусываю язык. Муж всегда был довольно строгим и сдержанным. Излишняя нежность и сюсюканье – это не про него. Но как насчет банального уважения?
Возможно, я очень ошиблась. То, что восприняла, как сложный характер, кажется теперь холодностью по отношению лично ко мне. Сердце болезненно сжимается, когда понимаю: то, что муж никогда не был со мной мягким, может значить и то, что он никогда не любил меня.
Что если это правда? Что если я ничего не значу для него?
Тогда он действительно с легкостью выкинет меня из своей жизни без всяких сантиментов. Нет, нельзя говорить с ним откровенно. Придется притворяться, что всё по-прежнему, чтобы подготовиться к разводу.
Я не смогу жить так, как он предлагает. Мириться с изменами и пренебрежительным отношением.
До этого дня я отгоняла от себя мысли о том, что, возможно, муж любит меня чуточку меньше, чем я его. Теперь же возник другой вопрос: любил ли вообще хоть чуть-чуть?
Следующим утром Юра уходит на работу, даже не чмокнув меня в щеку как обычно.
С одной стороны, мне совсем не хочется, чтобы он касался меня теперь, когда я знаю о его неверности.
С другой – подтверждение его безразличия больно кусает сердце обидой.
Вероятно, он всерьез увлечен этой Алей. Возможно, думает сейчас как уйти к ней из семьи. Или… как прогнать меня, чтобы она могла занять мое место.
Против воли в воображении возникают картинки, где Аля в моем кухонном переднике ставит на стол тарелки с завтраком для наших детей. Меня аж передергивает от ужаса.
От пугающих мыслей спасают как обычно дела. Развожу всех по садам и школам. Погружаюсь в дела по дому. Звоню адвокату, контакт которого нашла вчера в интернете, и договариваюсь о встрече.
Когда уже собираюсь выходить из дома, чтобы забрать Ксюшу с уроков и отвезти в музыкальную школу, мне звонят из детского сада. У Фила какой-то пищевой вирус. Ребенка тошнит, и нужно срочно его забирать домой.
Блин. Ксюша сама ни до музыкалки, ни до дома не доберется. Пешком не дойдешь. Город у нас большой – восьмилетним девочкам лучше в одиночестве не ездить на общественном транспорте.
Звоню Юре. Может, он сможет помочь.
— И что ты от меня-то хочешь? – возмущается в трубку муж. – Кира, я на работе, понимаешь? Деньги зарабатываю. У меня деловая встреча через час. Справься, пожалуйста, сама. Пусть Ксюша пропустит сегодня занятия. Ничего страшного.
Вздыхаю и еду сначала за Ксюшей. Иначе ей придется стоять на школьном крыльце час, дожидаясь меня с Филом. Да и таскать ребенка, которого тошнит туда- сюда не хочется.
Хоть разорвись, блин. Сердце рвется поскорее забрать домой заболевшего малыша.
А Ксюша, узнав, что я не могу отвезти ее на урок скрипки, ударяется в слезы.
— Нельзя сейчас пропускать урок! – спорит она. – Мне Анна Борисовна сказала, что если я буду пропускать, то меня не возьмут выступать от школы на концерт в Филармонию…
Черт, еще концерт в Филармонии… Что же делать?
В итоге решаю отправить Ксюшу в музыкальную школу на такси. Вызываю его через приложение на своем телефоне.
Неидеальный вариант. Теперь я нервничаю еще о том, как она самостоятельно доедет. Ну хоть данные о машине и таксисте у меня есть.
Выдыхаю немного, когда Ксю звонит и сообщает, что благополучно добралась до места. Я в это время уже держу на руках вялого Фила. Он правда чувствует себя плохо.
Его забираю из медкабинета, а Катю из группы. Возвращаться за ней потом скорее всего будет некогда. Катю приходится поднимать из постели. В саду сейчас тихий час. Девочка хлопает заспанными глазками и недовольно ворчит, не согласная с тем, что я несу на руках Фила, а не ее.
Заболевшего малыша рвет на улице и в машине. Сразу вызываю для него врача. А для Ксюши опять заказываю такси до дома.
Из школы возвращается Тимур. Прошу его отвлечь Катю, чтобы она не липла к Филу. Второй заболевший ребенок нам ни к чему.
Приехавший врач подтверждает кишечную инфекцию. В госпитализации, к счастью, необходимости нет. Будем отпаивать солевым раствором дома.
Пока отвлекаюсь на вернувшуюся домой Ксюшу, Катя решает «помочь». Она забирает у Фила тазик, который я поставила рядом с кроватью больного, чтобы тот мог попытаться не запачкать все вокруг. Фила снова стошнило, и он успешно справился с тем, чтобы попасть в тазик.
Катюша видела, как я выливаю содержимое тазика в унитаз, и решила повторить за мамой. Но туалет был занят старшим братом, оставленным как раз следить за этой егозой. Поэтому тазик был опрокинут в раковину на кухню.
Короче к вечеру я чувствовала себя выжатой, как лимон. Филу стало легче, и он заснул. Кажется, справились. Все дети дома. Ужин готов. Машина и квартира оттерта от последствий плохого самочувствия сына. Вот только раковина на кухне засорилась, и глаз немного дергается.
Но это ведь мелочи.
Сажусь на кухне с чашкой крепкого чая в руке. Это мой первый перерыв за сегодняшний день. И он мне просто необходим. Хотя бы для того, чтобы выдохнуть волнение за Фила. В первые часы, когда ребенка тошнит, всегда так переживаешь – не дошел ли малыш до критичного порога обезвоживания.
Слышу, как хлопает входная дверь. Домой возвращается Юра.
— Ты меня теперь принципиально не встречаешь? – недовольно наезжает он, найдя меня на кухне.
Поднимаю на мужа уставшие глаза.
— Филиппу уже лучше, если тебе интересно.
— Разумеется интересно! – рычит Юра. – Не делай из меня какого-то монстра, которому плевать на своих детей. Если я не могу все бросить и примчаться с работы посреди рабочего дня, это еще не значит, что я плохой отец, Кира.
Вздыхаю.
— Не значит, конечно.
Юра уходит из кухни злым. Сижу со своим дурацким чаем и слушаю, как он заходит к детям. До меня доносятся их разговоры. К счастью с ними он общается совсем не так, как со мной.
— Ты что отправила Ксюшу в музыкальную школу одну на такси? – Юра возвращается на кухню с очередной претензией. – Ты в своем уме? Это же небезопасно. Тебе плевать на мою дочь?
Смотрю на мужа равнодушно. Я так устала, что уже ничего не чувствую.
— Не ожидал от тебя такого, — укоризненно выговаривает Юра. – И чем это так воняет?
— Раковина засорилась. Посмотришь?
— Кира, тебе что, сложно было сантехника вызвать? Почему до сих пор не вызвала? Обязательно я должен эти проблемы решать?
Устало опускаю глаза.
Мы ведь раньше вообще не ссорились. До того, как я «подслушала» встречу мужа с Алей. А теперь только и делаем, что грыземся.
Неужели наш брак держался на моих закрытых глазах?
Неожиданно на мою защиту встают дети.
— Тебя здесь не было, — огрызается на отца зашедший на кухню Тимур. – Кира весь день туда-сюда с тазиками и тряпками носились. Тоже мне начальник, пришел и всем недоволен.
— Отругал за такси, — обиженно добавляет Ксюша, — как будто тебе не плевать на нас. Ты только притворяешься, что любишь нас. А на самом деле – тебе все равно. Ты в этом году ни на один мой концерт в музыкальной школе не пришел. А их было пять!
— Поздравляю, – рычит на меня Юра. – Ты настроила против меня моих же детей! Зашибись! Пашешь ради них, как проклятый, а в итоге еще во всем и виноват.
Юра хватает с вешалки в коридоре свою куртку и уходит из дома громко хлопнув дверью.
Куда он пошел? К ней? А днем почему не смог помочь? Действительно был занят или снова был со своей Алей?
На душе так муторно. Неужели всё? Как же я так легко обманулась?
Да и стремился ли кто-то меня обмануть? Ведь муж так ни разу и не признался мне в любви. Я списывала это на характер. Он сдержанный человек. Но, возможно, я просто придумала себе, что за молчанием и строгостью у него ко мне есть какие-то чувства.
Нелюбимая жена. Снова нелюбимая. Отец Кати с легкостью от нас отказался. Я не успела проникнуться чувствами к нему глубоко. Первая легкая влюбленность разбилась о реальность и необходимость нести ответственность.
А вот Юру я полюбила. И обнаружить внезапно, что два года ходила в розовых очках, ох как непросто.
Противненько.
Получается, я недостаточно хороша, чтобы быть мне верным. Недостаточна хороша, чтобы меня любить…
Уложив детей по кроватям, натыкаюсь в коридоре на бумажник мужа. Он, видимо, выпал из его кармана, когда тот сбегал из дома.
Наклоняюсь, чтобы поднять его с пола. Кожаный отворот раскрывается в моих руках, и я натыкаюсь глазами на фотографию, вставленную в специальный кармашек.
На снимке изображена первая жена Юры с Ксюшей и Тимуром. Красивая блондинка счастливо улыбается, обнимая своих детей.
Холод осознания сковывает внутренности. Будто последняя надежда умирает.
Вот, кто имел для Юры значение. А я для него – никто.