Глава 7
Застёгиваю на талии молнию длинной черной форменной юбки. Вообще-то, в отеле, где я работаю, форма для женщин включает в себя юбку по колено, но для меня вынужденно сделали исключение. Никому не хочется смотреть на изуродованное тело.
Хоть моё рабочее место в прачечной и прячет меня от глаз гостей, но выставлять напоказ искалеченную ногу всё равно не имеет никакого смысла.
Это подарок на память о моём недолгом замужестве. Разбитое сердце и изломанное колено.
Мы с дядей пролетели по ступенькам десять метров, а внизу разбили собой большую стеклянную витрину. К сложным переломам добавились раны от осколков. До сих пор при звуке разбившегося стекла меня бросает в холодный пот.
Врачи сотворили чудо – вернули мне способность ходить. Во время первой операции в день свадьбы было не до красоты. Мне спасали жизнь. Через год была ещё одна. После неё я могу опираться на ногу и даже немного её сгибать.
Прошло уже три года, и я смирилась с тем, что останусь калекой. Через полгода, когда дойдёт моя очередь, будет ещё операция. Доктора обещают, что смогут улучшить функции и, возможно, избавить меня от боли.
Шрамы, к сожалению, по полису медицинского страхования исправлять не станут, а на платные операции денег в ближайшее время мне не собрать. С работой без образования там, где мы живём, туго. Как и вообще с работой. Мне повезло, что я смогла устроиться на своё место.
Морщусь и неловко присаживаюсь на кровать. Задираю подол юбки, чтобы растереть колено. Оно болит периодически, и это гораздо страшнее шрамов.
Собираю волю в кулак и снова встаю на ноги. Поправляю на себе белую форменную блузку и юбку. Нужно идти на работу. Если опоздаю, будет штраф.
Осторожно ступая на ногу, выхожу из своей спальни и держу путь на кухню. Ещё в коридоре слышу голоса. Это тётя Маша и наша соседка Марина Аркадьевна. Пожилая женщина помогает следить за Владимиром Сергеевичем, когда тётя уходит на работу.
— Ты ещё такая молодая! – восклицает соседка. – Зачем тебе этот пень гнилой? Разведись и сдай его куда-нибудь. Ты ж рассказывала, что человек он плохой был. Тебе всего тридцать восемь. Ещё раз замуж выйдешь. Может, и детку сможешь родить. Лишаешь себя бабьего счастья…
Марина Аркадьевна заводит периодически этот разговор с тётей. И я прекрасно знаю, что та ответит.
— Не могу, — слышу усталый голос тёти Маши. – Как же я его брошу? Неважно какой он был.
Это они про Владислава Сергеевича. Сейчас от грозного дяди осталась только тень. С ним случился второй инсульт, когда мы упали с лестницы.
Теперь дядя не встаёт, почти ничего не может делать самостоятельно, и даже говорить больше не в состоянии. Только мычать. А ещё плакать. Из жестокого деспота, державшего семью в страхе, он превратился в беспомощного инвалида.
Тётя права. Даже я не могу его ненавидеть. Третировал и бил меня кто-то другой, не этот несчастный старик с сознанием ребёнка.
— А Дашу-то как жаль, — причитает соседка, — хоть и калека, а красивая ведь девка! Фигурка ладная какая… и глаза как с иконы… Да кто ж её такую замуж-то теперь возьмёт? С ногой этой страшной…
Замираю в коридоре. Сто раз слышала эти причитания Марины Аркадьевны, а всё равно неприятно. Не пойду на кухню! Лучше сразу на работу поеду.
Стараясь не шуметь, разворачиваюсь и ковыляю к двери.
— Этот муж её бывший, сын твоего Владика, почему денег-то вам не даёт, так я и не поняла? – спрашивает соседка. – Твой овощ не помер же ещё. Почему все богатства только его сыну достались? Хоть бы Дашеньке пластику оплатил, и то совсем другая судьбы бы у неё была…
— Владик так завещание оформил, что, когда он стал недееспособным, все права на управление имуществом к сыну перешли, — объясняет тётя. – Он вроде как главный опекун.
— Так и сбагрила бы счастье это любимому наследничку! – не унимается Марина Аркадьевна. – А то тебе-то ничего не оставил, а ты с ним возишься…
Слышу грустный вздох тёти.
— Я ходила к Владу через месяц после нашей трагедии, когда деньги закончились. Просила его. Умоляла за Дашу. Но он сказал, что ничего нам не должен…
Приваливаюсь к стене и жмурюсь, чтобы не заплакать. Казалось бы, сердце давно отболело, а слёзы выплаканы, но иногда что-то находит…
Тётя справилась с заботой о двух инвалидах, как сумела. Денег мой бывший муж ей не дал, а без его разрешения она ничего не могла сделать. Даже продать дом, на который никто вроде бы не претендовал.
И всё-таки тётя Маша выкрутилась. Она продала всё своё личное имущество: драгоценности, которые дарил ей муж, машину, записанную на неё, и участок, оставшийся в глуши от моих родителей.
Мы переехали в крохотную двушку в небольшом городке, в двух часах езды от мегаполиса с хорошим реабилитационным центром. И все оставшиеся финансы ушли на несколько курсов реабилитации для меня и дяди.
— Вот мужики! – восклицает Марина Аркадьевна. – Совсем обнаглели! Влад этот младший красивую жену бросил, а ведь она почти нормальная! И рожать может, и всё, что надо… а ты этот пень трухлявый дохаживаешь…
Почти нормальная.
Это самое злое. Не люблю, когда соседка приходит. От её причитаний я чувствую себя ещё более жалкой, чем есть на самом деле.
Нельзя думать о прошлом. Тем более что в нём было мало радостных дней.
Прошлое осталось там, в доме Владимира Сергеевича. А здесь у нас новая жизнь. Самостоятельная и куда более счастливая, если уж на то пошло.
Честное слово, я лучше буду терпеть боль в колене, чем соглашусь снова оказаться в своём прошлом. Сейчас у меня есть работа и дом, где меня никто не обижает. А ещё есть пушистая кошка Маруся. Всегда мечтала завести домашнее животное, но в доме дяди, разумеется, мне этого не разрешали.
У меня есть свобода.
Тихонечко выскальзываю за дверь и ухожу из квартиры.