Глава 8.1
Первым делом я зову врача.
Сначала прибегает медсестра, а за ней и быстрым темпом входит Василий Семенович.
– Что тут у нас? В себя пришел, богатырь? Не пугайся, я сейчас проведу осмотр, больно не сделаю.
Я хмурюсь и отхожу, когда медсестра взглядом дает мне понять, чтобы я не мельтешила.
– Зрачки не расширены, на свет реагируют в пределах нормы. Катя!
Медсестра споро мерит температуру и измеряет давление.
– Мм, – снова мычит Ваня и быстро водит зрачками по палате, пока взгляд не останавливается на мне.
Я подхожу ближе и занимаю освободившееся место медсестры Екатерины.
– Да, сынок? Я здесь. Всё хорошо.
Я стараюсь говорить ровно, без надрыва, чтобы не скатиться в слезы. Потерянная мать – последнее, что нужно сейчас Ване. Ему необходима поддержка и уверенность в безопасности.
– Эм… ммм… ма, – пытается он заговорить, но получается плохо.
– Ваня, ты меня слышишь? Если да, моргни один раз, – говорит Василий Семенович и откидывает простынь, после чего водит ручкой по ступням Вани, то сильнее, то слабее.
Сын делает то, что ему велят. Злится, что сам не может ничего сказать, но подчиняется и опускает веки. Не видит, что делает врач, а вот я с болью вижу, что он никак не реагирует ни на боль, ни на щекотку.
Благо, врач молчит и ничего не говорит при Ване. Он же лежит и сонно водит глазами по палате.
– Не переживай, сынок. Мама рядом. Я твоя путеводная нить из сумрака.
Я целую Ваню в лоб и сажусь около него, несильно сжимая в руках его ладонь.
Мне хочется дать ему ощущение безопасности, которое он навсегда потерял на той дороге. Конечно, как и всякая мать, я хочу думать, что отныне всё позади, и всё самое плохое в прошлом, но… Всегда есть это пресловутое но.
Веки сына опускаются, но губы шевелятся, нечленораздельно произнося какие-то фразы.
– Что с ним, Василий Семенович? Он снова впал в кому?
Меня охватывает страх, комом охватывая горло, и я в панике смотрю на врача.
– Он просто спит. Дыхание глубокое, все показатели в норме, насколько это возможно для человека, вышедшего из комы. В любом случае, мы проведем МРТ, чтобы исключить дислокацию мозга.
– Что?
– Давайте выйдем. Не исключаю вероятность, что Иван может нас слышать.
Конечно, я подчиняюсь просьбе врача, хоть мне и сложно морально оставлять сына одного.
– Дело в том, что у вашего сына кома была вызвана черепно-мозговой травмой, мы называет это травматической комой. Она происходит вследствие ушиба головного мозга. В результате повышается внутричерепное давление, что может привести, грубо говоря, к смещению структур головного мозга. Это если простыми словами.
– Скажите лучше, чем это грозит?
– Если не выявить дислокацию на начальном этапе и своевременно не начать лечение, это приведет к параличу, сокращению сердечных ритмов или того хуже, смерти.
– Хорошо, тогда делайте все нужные процедуры. Мы всё оплатим. Скажите еще насчет его речи. Это следствие спутанности сознания после пробуждения или…
Произносить слова после “или” мне не особо хочется.
– Это нормально, Нина Федоровна. После комы у многих пациентов возникают проблемы с речью. Это вам не кино, а реальность. По всем внешним показателям речь он потерять не должен был.
Всё это время, пока сына возят по разным кабинетам и делают анализы, я от него ни на шаг не отхожу. Отчего-то мне кажется, что он чувствует мое присутствие, и ему от этого легче.
Когда мы возвращаемся в палату, я вижу в коридоре обеспокоенного Дуная, о котором успела забыть.
– Сынок, Ваня из комы вышел.
Он едва не роняет пакет с контейнером, и в его глазах я вижу неподдельное облегчение. Будто тучи рассеиваются, уступая место свету.
– Ты сообщи другим новость, но сегодня посещения запрещены. Думаю, им лучше прийти завтра, и то я посоветуюсь сначала с врачом, хорошо? В любом случае, Ваня сейчас спит после всех процедур, отдыхает. Я с ним до вечера побуду, а ты домой иди.
– Может, мне остаться? – хмурится Дунай, но пока ничего неизвестно, я не хочу, чтобы Ваня случайно проснулся и увидел кого-то, кроме меня. Боюсь, что другие своей реакцией могут его напугать или расстроить. Он ведь ребенок и впитывает в себя состояние взрослых, как губка моющее средство.
– Иди домой. Обещаю, я поем и вечером приду. Дедушка обещал, что сменит меня и этой ночью побудет с Ваней, так что он не останется один.
– Отец не приходил?
Дунай злится, но держит себя в руках.
Я качаю головой и забираю пакет с едой. Немного помявшись, сын всё же уходит, а я возвращаюсь в палату к Ване. Долго любуюсь им, но уже без той щемящей боли, когда молилась всем богам, чтобы он пришел в себя.
Кажется, проходит несколько часов, прежде чем я слышу голос Савелия надо мной.
– Нина.
Я не реагирую. Меньше всего хочу сейчас видеть его возле Вани. Но и запретить не могу. Он его отец.
Пока сын рядом, пусть и спит, я не желаю раздувать скандал, чтобы не нервировать своего ребенка, поэтому воспринимаю присутствие мужа отрешенно, а когда он, налюбовавшись сыном, снова смотрит на меня, киваю ему на выход.
Теперь, когда самое страшное позади, я готова высказать ему всё, что думаю. И больше не собираюсь позволять ему уходить от ответственности. Ведь это всё его вина. И только его.