7. Глава 5
Иду к подъезду, давя в себе навязчивое желание обернуться. Внедорожник, судя по отсутствующим звукам позади, по-прежнему не двигается с места. То ли я сама надумываю, то в самом деле ощущаю на себе провожающий взгляд, но спина буквально горит огнем.
Внутренний голос так и подталкивает остановиться, повернуть голову, но снова подавив в себе этот неправильный порыв, я прикладываю чип к замку, открываю дверь и вхожу в подъезд.
В лифте на меня накатывает свинцовая усталость. Прислоняюсь к одной из стен, поворачиваю голову лицом к зеркалу, смотрю на себя.
Тот еще видок.
Волосы растрепаны, под глазами небольшие, но заметные круги, носогубные складки, кажется, стали еще глубже.
Лифт останавливается, издает привычный звон и его двери услужливо раздвигаются в стороны.
Подхожу к своей квартире, вставляю в замок ключ, отпираю и замираю на пороге. Судя по освещению, в кухне горит свет, а я совершенно точно не могла оставить его включенным.
Захожу в прихожую, через секунду со стороны кухни раздаются шаги. Из-за угла появляется Паша. Я удивленно вскидываю брови, он же только к понедельнику собирался вернуться.
— Привет, — произношу тихо и закрываю дверь.
— Привет, — наваливается плечом на стену и скрещивает на груди руки.
— Ты же должен быть у родителей.
Раздеваюсь, вешаю на крючок куртку, шапку и шарф.
— А что? Я не вовремя? — интересуется язвительно, на его лице отчетливо читается претензия.
Хмурюсь, не понимая, какая собака его укусила.
— Да нет, просто интересно, — пожимаю плечами, сажусь на пуфик и принимаюсь стягивать с себя дурацкие сапоги.
— И кто это тебя в такое время подвозит?
Поворачиваюсь к Паше, он все так же пристально сверлит меня обвиняющим взглядом. Это еще что за новости?
— Знакомый, — отвечаю устало.
Ну нет у меня сил вдаваться в подробности и рассказывать о Сашке, ее волонтерской деятельности и случайном знакомстве с ее отцом. Мне, если честно, вообще говорить не хочется.
— И откуда у тебя вдруг знакомые на таких крутых тачках? — продолжает язвительно.
Я вздыхаю, встаю, подхожу ближе.
— Это отец моей подруги, они меня подвезли.
Намеренно делаю акцент на слове “они”, о том, что Сашу мы высадили заранее решаю умолчать. Не потому что мне хочется что-то скрывать, нет, просто не хочу развивать этот бессмысленный разговор.
Зачем? Это была одноразовая акция.
Паша молчит, о чем-то думает.
— Все? Допрос окончен? Я могу идти в душ?
— У нас холодильник пустой, — говорит вдруг зачем-то, — могла бы хоть иногда что-нибудь готовить.
— Иногда? А ничего, что я практически всегда готовлю, когда у меня есть время? Ты вообще должен быть у родителей. Ну и раз уж на то пошло, мог бы себе приготовить что-то, и мне заодно, хоть раз.
— Из чего? — с очередной претензией. — В доме продуктов нет.
— А сходить в магазин или заказать доставку тебе корона не позволяет? — выхожу из себя.
Я не конфликтный человек и обычно пропускаю мимо ушей подобные предъявы, которых, кстати, в последнее время становится слишком много.
Он вечно чем-то недоволен.
— Ничего, что я с дороги? Ты вообще-то живешь тут на всем готовом, можно хоть немного благодарнее быть.
— Что ты сказал? — резко разворачиваюсь, Паша как-то даже теряет гонор моментально. — Ты меня сейчас упрекнул тем, что я в твоей квартире живу? А ничего, что я в ней убираюсь, я готовлю, продукты обычно тоже я покупаю? И ничего, что это ты меня уговаривал?
Я никогда не была мелочной, но сейчас его слова действуют на меня, как пощечина. Наверное, просто чаша переполнилась.
Слишком много всего навалилось. Работа, которой у меня больше нет, маячащая впереди сессия, бабушка, операцию которой придется снова отложить, если в ближайшее время я не найду себе что-то приличное и не возьму кредит, да и вообще — усталость какая-то безмерная.
— Я, вообще-то, тоже устаю! И в отличие от тебя, я была на работе, а не отдыхала на полном довольствии у родителей, — тычу пальцем ему в грудь.
— Так это я, что ли, виноват? Вбила себе в голову эту дурацкую идею с протезом, который прекрасно предоставляется по квоте.
Я от такой наглости даже теряюсь на секунду.
— Ты прекрасно знаешь, что бабушке нужна операция, ей тяжело ходить. И тебя это вообще не касается, ясно?
— А кого касается? Тебя дома почти не бывает, вечно пропадаешь на своих подработках. Ты время видела?
— Знаешь что, — втягиваю воздух, — я устала и не хочу продолжать этот бессмысленный разговор.
Не дожидаясь его ответа, молча иду в ванную и запираюсь. Спиной навалилась на дверь и прикрываю глаза, пальцами сжимая переносицу.
Что это вообще сейчас было?
Вздыхаю, прокручиваю мысленно последние несколько месяцев совместной жизни с Пашей. Сначала упреки проскальзывали совсем редко, во время ссор, случающихся у всех пар. Потом они стали учащаться, появились какие-то необоснованные претензии в том, что я мало уделяю ему внимания. Намек на то, что я, вообще-то, живу в подаренной ему родителями квартире сегодня прозвучал второй раз, правда, сегодня это уже был даже не намек.
Съездил к родителям. Отчего-то нет у меня совсем сомнений в том, что любимая мамочка него настропалила.
Родители Павлика меня с самого начала восприняли очень холодно. Я для них деревенщина.
Мне их мнение было до одного места, пока у нас с Пашей все было нормально.
Надо было слушать бабушку, когда она отговаривала меня переезжать в его квартиру.
“Зачем такой мужик нужен, если в нем опоры нет?” — будто наяву звучат слова бабушки.
А может и правда. Зачем все это?