Глава 2. Предложение
О, боги! Сердце ухает в пятки, я забываю, как дышать и даже говорить. Я же ослышалась? Такого же не может быть, правда?
— Позвать сюда солдат, — распоряжается Главный советник.
Я прижимаю к груди Фейра и медленно пячусь. Нет. Не может быть… Эргарн же не может…
— Держите ее! — теперь уже отдает приказ, ворвавшимся стражам жрец. — Ведите ее в королевскую часовню.
— Стойте! — пытаюсь оправдаться я. — Это все неправда! Я ничего подобного не делала!
— Сейчас боги рассудят нас, — бесстрастно отвечает жрец. — Ритуал очищения покажет, настоящая у тебя метка, или ты использовала черную магию, чтобы втереться в доверие к королю.
Уже в тот момент мне становится ясно, что я не смогу ничего доказать: этот ритуал — это дорога в один конец, название которому — смерть.
Меня тащат через холодный неотапливаемый переход в семейную часовню. Все тело пробивает дрожь от ледяного дыхания витражных окон, через которые проникают зимние ветра. Но я стараюсь посильнее прикрыть малыша, чтобы он не простудился.
Пытаюсь вырваться, но пальцы стражи лишь сильнее сжимаются на моих плечах, а сил едва хватает, чтобы перебирать ногами. Внутри разливается горечь и страх, которые замораживают душу сильнее, чем зимняя стужа.
Может, это тоже сон? Может, я сейчас проснусь, и все окажется неправдой?
В саму часовню, кроме жреца и меня, входят Главный советник, солдаты, которые меня держат и экономка с камердинером мужа как свидетели. Меня буквально выталкивают на середину зала и ставят на колени перед алтарем.
Экономка забирает у меня Фейра. Я кричу, кидаюсь к ней, чтобы вернуть ребенка, но советник резко дергает меня за руку и швыряет к ногам Верховного жреца.
Голова кружится, в глазах темнеет, а к горлу подкатывает тошнота от слабости и напряжения.
— Пусть ритуал очищения откроет нам всем правду, использовала ли обвиняемая Эйлис черную магию, чтобы сотворить поддельную королевскую метку и приворожить короля, или нет, — громко объявляет жрец и достает из футляра на алтаре бутыль с ярко-алой жидкостью. — Если очищающее зелье уничтожит метку, то вина обвиняемой будет доказана!
По команде советника стражи снова хватают меня и крепко фиксируют на полу, как какую-то воровку или детоубийцу. Жрец смыкает свои длинные холодные пальцы вокруг запястья моей левой руки, где золотом сверкает метка мужа, и начинает нараспев зачитывать слова молитвы.
— Нет, пожалуйста! Это ошибка! — кричу я, но понимаю, что в этом мире мужчин, что бы я ни сказала, все это останется пустым звуком.
Единственный, кто прислушивался ко мне, кому я была небезразлична — мой муж, который…
С шипением на мое запястье льется зелье. В первые мгновения я чувствую только обжигающее прикосновение, похожее на раскаленный металл, а потом боль сокрушительной волной растекается по всему телу. Я выгибаюсь, в глазах сначала чернеет, а потом краснеет. Слышу крик, но не сразу понимаю, что это кричу я. Жидкость медленно разъедает кожу, вытравляя вместе с ней метку.
— Метка исчезла! — констатирует жрец. — Свидетели подтверждают. Эйлис признается виновной в черном колдовстве и вместе с приплодом, несущим в себе семя тьмы, приговаривается к казни в колодце безвременья. Казнь состоится через час.
Сын, испугавшийся и чувствующий маму, начинает громко плакать. Сквозь тонкую пелену, застилающую мои глаза, ошалевшая от яркости и интенсивности чувств, вижу, как Верховный жрец морщится от плача Фейра.
Он отпускает мою руку, и я обессиленно падаю на каменный пол. По щекам струятся слезы, а я вся будто превратилась в одно сплошное сосредоточение боли. Одно не дает мне впасть в забытье: Фейр. Он где-то тут рядом. И Эргарн его так и не увидел… А ведь у них так похожи глаза, и я уверена, что сын унаследовал силу отца.
Кто-то поднимает меня на ноги, но колени тут же подгибаются. Я собираю все силы, что есть во мне, только чтобы взять Фейра на руки. Экономка подает ребенка, а я здоровой рукой кладу его на плечо и, сцепив зубы, придерживаю. Как могу. Сын мгновенно успокаивается и, тихо фыркнув своим маленьким носиком, сжимает пальчиками платье на моей груди.
Меня, как преступницу, под конвоем ведут в подвальные тоннели замка. Пахнет сыростью, подмерзшей плесенью и застоявшейся протухшей водой. Коптящее пламя факелов оставляет на потолке черные пятна и отливает оранжевыми бликами на тонких линиях паутинки, висящей там и тут.
Я оказываюсь в тесном и темном помещении камеры, где я, наконец-то, хотя бы могу сесть на жесткую деревянную скамью. Металлический стук решетки за спиной, поворот ключа, и все: я одна наедине со своим страшным будущим.
Колодец безвременья… Отличный вариант казни: без крови, криков и боли. Зато раз и навсегда, без следов и памяти. Был человек — нет человека. Но что находится по ту сторону портала, неизвестно: еще ни разу никто не возвращался.
И меня с Фейром ждет такая же участь.
Страшно? Да. Но мне кажется, не настолько, как предательство того, кого я любила, кому доверяла больше, чем себе, кто обещал беречь и заботиться… Когда-то появление метки стало тем самым лучиком солнца, который осветил мою жизнь, потому что слабая магичка никому не была нужна.
Я уже готовилась стать прислугой в одном богатом семействе, но метка короля изменила все. Со стороны Эргарна это было не просто слепое следование закону, это были чувства, нежность и бережное отношение. Иногда мне кажется, что только поэтому я смогла выжить в родах.
Все было… До того дня, когда ему полгода назад пришлось отправиться в поход…
В тусклом свете, падающем из-за решеток, пытаюсь рассмотреть свое запястье. Глубокий ожог, начисто выжегший кожу. Останется рубец… Хотя, что уж там… Ничего не останется, потому что меня уже не будет через час.
— Я люблю тебя, милый мой, — прижимая к себе Фейра, говорю я. — Ты самое лучшее, что произошло со мной в это жизни. И если будет хоть малейший шанс спасти твою жизнь, я сделаю это, чего бы мне это ни стоило…
Кажется, я нахожусь в каком-то состоянии на грани сознания, потому что не замечаю, как за мной приходят. Гремит засов на решетке, будит Фейра, которые начинает беспокойно возиться.
Я поднимаю глаза, чтобы разглядеть того, кто вошел в камеру, но против света я вижу только очертание широкой фигуры в плаще:
— У меня есть предложение, которое может спасти тебе и твоему ребенку жизнь, — произносит незнакомый низкий голос.