Глава 6
На ограждение часто садились чайки, поэтому я спешу прогнать их. Не потому что не люблю птиц, а потому что гадят они как птеродактили, не меньше.
Я открываю дверь, впускаю свежий вечерний воздухом, а потом замираю на месте.
И следом ору.
Все потому, что на террасе стоит огромный мужик и улыбается так, словно лотерею выиграл.
Я вбегаю обратно, захлопываю дверь и смотрю на него через стекло.
Неадекват. Накурился, что ли? Солевой наркоман, наверное, раз по балконам лазает.
Я отхожу на несколько шагов вглубь студии. Смотрю на него, но и взглядом быстро прощупываю, что можно схватить рядом.
Нож! Отлично. Подойдет.
Беру самый большой, сжимаю в руке. Легче не становится.
Я совсем не боец.
Мужчина подходит к двери, и через стекло свет падает на его лицо. Морда типичного мордоворота — нависшие дуги бровей, глубоко посаженные глаза. Откуда только смешливые морщинки вокруг глаз у такого мрачняка — не понятно.
Он стучит в стекло костяшками пальцев.
С его телосложением вынести эту дверь недолго, поэтому я отступаю к двери.
Надо уходить, вызывать полицию. Погром в квартире не так страшно, как увечья.
Я не спускаю с него глаз, пячусь, надеваю босоножки, не застегивая ремешок.
Одной свободной рукой нащупываю за спиной ручку двери, потом ключи. Поворачиваю их в замочной скважине, нажимаю на рычаг открытия и тяну дверь на себя.
И тут меня сзади обхватывают, закрывают рот рукой и выбивают нож из рук.
Стук холодного оружия о плитку звоном отдает в ушах. Страх мгновенно проносится по всему телу кипятком с пяток до головы. И я начинаю брыкаться что есть мочи.
Я барахтаюсь и чувствую тщетность усилий. Наши комплекции слишком разные.
Я среднего роста, хрупкая, а держащий меня просто громила. Я даже ногами до пола не достаю. Никуда треснуть не получается.
Паника захлестывает с головой.
Кто это? Что это? Почему?
Я понимаю, что это спланированный захват. Но что со мной сделают?
Это Руданский решил преподать мне урок, раз я не сидела мышкой?
— Тихо-тихо. Глава нам головы открутит, если ты поцарапаешься, — слышу голос сзади.
Что? Глава? Поцарапаюсь?
Я начинаю вырываться еще сильнее.
Меня хотят похитить!
Одно хорошо: раз бояться, что поцарапаюсь, значит, пока нужна живой.
— ***дь! — слышу ругань на ухо, когда я попадаю в чувствительное место на голени.
Но никто меня не отпускает.
— Простите за мой французский, — почему-то тут же извиняются мне в ухо.
И это меня ставит в ступор еще сильнее. Похитители извиняются. Надо же!
Меня стремительно тащат на общую лестницу, и я лишь слышу, как дверь моей квартиры хлопает. А потом перед глазами летят лестничные пролеты с такой скоростью, словно я смотрю на перемотке.
Буквально за пять вдохов мы оказываемся на первом этаже. Меня выносят мимо консьержки, которая ни слова сказать не смеет. Лишь встает со стула, провожает меня шокированным взглядом.
Полицию вызывай! Кричи! Зови на помощь!
Но она ничего не делает. Боиться.
Один открывает подъездные двери, второй выносит меня через них. У машины ждет водитель с открытым авто. Меня запихивают на заднее сидение, поджимают с двух сторон так, что я чувствую себя прослойкой, из которой вот-вот прольется содержимое.
— Кто вы? — спрашиваю дрожащим голосом, так как рот теперь у меня открыт.
Машина резко двигается с места.
— Вы же хотели видеть Егора Руданского? — стреляет в меня смеющимся взглядом мужчина, которого я видела на балконе.
И я застываю.
Так вот оно что.
Прочищаю горло, но голос все равно дрожит и звучит испугано:
— Это он так приглашает на свидание?
Мужчины гогочут, а я покрываюсь гусиной кожей.
Может, зря я была такой настырной? Надо было валить в другой край или область, открывать там магазин.
Но мне тут же становится стыдно за секунду слабости.
Я люблю свой жаркий юг. Я родилась здесь, выросла, и ни за что не хочу уезжать. Ни какому-то пупу земли меня выселять.