– Должно быть, у твоего отца был хороший год, – отвечает Неро, растягивая в усмешке пухлую верхнюю губу, которая стала еще больше после ранения.
– Определенно, – воркует Белла.
– Слава богу, не перевелись еще такие герои, как он, помогающие несчастным миллиардерам прятать свои денежки, – говорю я.
Белла оборачивается резко, как змея. Она явно хотела бы, чтобы я уже ушла или умерла на месте, оставив их с Неро вдвоем.
– Расскажи нам, пожалуйста, как ты спасаешь этот мир, – шипит девушка. – Заменяешь масло во имя сирот? Или ты все та же неудачница, которой была в старших классах? Я искренне надеюсь, что нет, потому что если ты до сих пор грязная маленькая дегенератка, то я понятия не имею, как ты собираешься платить за мое испорченное платье.
Я смотрю на ее обтягивающее белое платье, на котором виднеются три крошечных пятнышка пунша.
– Почему бы тебе его не постирать? – спрашиваю я.
– Потому что никто не бросает платье за восемьсот долларов в стиральную машину, – отвечает мне Белла. – Впрочем, откуда тебе это знать, если ты никогда не стираешь одежду. Да и вообще, похоже, плохо знакома с концепцией мытья.
Она морщится, глядя на мою грязную майку и волосы, стянутые засаленной банданой.
Я сгораю от стыда под этим взглядом. Я не знаю почему. Я не знаю, что мне за дело до мнения Беллы Пейдж. Но я также не могу спорить с тем, что я бедна и выгляжу ужасно.
– Ты зря тратишь время, – скучающим тоном говорит Неро. – У нее нет восьмисот долларов.
– Боже, – хихикает Беатрикс, – Ливаю не помешает охрана на таких вечеринках. Чтобы держать подальше всякий сброд.
– Уверена, что пройдешь фейсконтроль? – тихо говорит Неро.
Он хватает с барной стойки бутылку водки, делает пару глотков и удаляется, ни разу не оглянувшись, словно вовсе забыл о моем существовании.
Королевы тоже забыли обо мне. Они с тоской смотрят вслед Неро.
– Он такой придурок, – говорит Беатрикс.
– Но как же чертовски хорош, – шепчет Белла, и ее низкий голос полон решимости. Девушка смотрит вслед Неро так, словно он одновременно сумочка «Биркин» и «лабутены».
Пока Белла сгорает от страсти, я пользуюсь случаем и отправляюсь в противоположную сторону в поисках Вика. Не найдя его на первом этаже, я поднимаюсь выше и начинаю заглядывать в комнаты, в которых либо кто‑то чпокается, либо принимает дурь, либо играет в Grand Theft Auto.
Дом огромный, но знавал и лучшие времена. Очевидно, он повидал на своем веку не одну вечеринку: на деревянной обшивке полно сколов, а в стенах – странных дыр. Судя по обстановке в комнатах, здесь живет несколько человек, и все они, скорее всего, парни. Гости представляют собой пеструю толпу из снизошедших светских львиц вроде Беллы и гораздо более стремных типов. Мне не нравится, что мой брат имеет отношение к этому сборищу.
Наконец я нахожу его на заднем дворе играющим в пинг‑понг. Вик так надрался, что едва может держать ракетку, не говоря уже о том, чтобы отбивать мячик.
Я хватаю его сзади за футболку и начинаю тащить за собой.
– Эй, какого черта! – вопит мой брат.
– Мы уходим, – рявкаю я.
– Кажется, он не хочет уходить, – обращается ко мне Эндрю.
Я искренне его презираю. Это мелкий заносчивый засранец, который любит одеваться и разговаривать как гангстер. Тем временем оба его родителя – хирурги, а сам Эндрю уже зачислен в Северо‑Западный университет.
За его будущее можно не беспокоиться. Пацан может сколько угодно притворяться плохишом, а когда ему это наскучит, Эндрю отправится в универ, оставляя моего брата на обочине жизни.
– Сгинь с глаз моих, пока я не позвонила твоим родителям, – рычу я ему.
Эндрю ухмыляется:
– Удачи. Они сейчас на Арубе.
– Отлично, – говорю я. – Тогда я позвоню в полицию и сообщу о пьяных малолетках.
– Ладно‑ладно, идем, – едва ворочая языком, говорит Вик. – Ща, рюкзак возьму.
Он достает свой рюкзак из‑под бильярдного стола, чуть не спотыкаясь о собственные ноги в этих нелепых кроссовках.
– Пошли, – говорю я, нетерпеливо таща его за собой.
Я проскальзываю в боковую калитку, не желая возвращаться в дом, чтобы снова не нарваться на Беллу.
Оказавшись на тротуаре, я немного расслабляюсь. Однако я все равно зла на брата за то, что он напился.
– Ты в любом случае выходишь завтра на работу, – предупреждаю его я. – Я подниму тебя в семь утра, и мне плевать, если у тебя будет похмелье.
– Блин, я ненавижу то место, – жалуется Вик, покорно шаркая за мной.
– О, тебе не нравится раскладывать продукты по пакетам? – резко говорю я. – Тогда, возможно, тебе стоит взять себя в руки и получить достойное образование, чтобы не заниматься этим до конца жизни.
Я усаживаю его на пассажирское сиденье и резко захлопываю дверь. Затем иду к водительской двери.
– Ты не ходила в универ, – недовольно замечает Вик.
– Да, и посмотри на меня, – говорю я, показывая на свою грязную одежду. – Я буду вечно работать в этой автомастерской.
Я отъезжаю от тротуара. Вик прислоняет голову к окну.
– Я думал, тебе это нравится… – говорит он.
– Мне нравятся машины. Мне не нравится менять людям масло и чинить их дерьмо, а затем выслушивать жалобы и нытье по поводу цен.
Я сворачиваю на улицу Гете и еду небыстро, так как уже темнеет, а уличное освещение оставляет желать лучшего.
Но, даже несмотря на это, Вик начинает зеленеть.
– Притормози, – говорит он. – Меня сейчас стошнит.
– Погоди секунду. Я не могу остановиться прямо…
– Притормози! – кричит брат, со всей дури дергая за руль.
– Какого хрена! – кричу я, снова выравнивая руль, прежде чем мы успеваем врезаться в припаркованные вдоль бордюра машины. Раньше, чем я успеваю найти подходящее место для остановки, в зеркале заднего вида вспыхивают красные и синие огни. Я слышу короткий вой сирены.
– Твою мать! – Я со стоном съезжаю на обочину.
Вик открывает дверь и высовывается из машины, чтобы наблевать на дорогу.
– Возьми себя в руки, – бормочу я.
Прежде чем я успеваю сделать что‑то еще, офицер полиции выходит из машины и стучится в мое окно, светя фонариком мне в лицо.
Я опускаю стекло, моргаю и пытаюсь как‑то смочить пересохший рот, чтобы сказать хоть что‑то.
– Вы пили сегодня вечером? – требовательно спрашивает полицейский.
– Нет, – отвечаю я. – Простите, моему брату нездоровится…
Полицейский переводит луч фонаря на Вика, выхватывая из темноты его налитые кровью глаза и заблеванную рубашку.
– Выходи из машины, – говорит ему офицер.
– Так ли это…
– Из машины, живо! – рявкает он.
Вик вываливается из машины, пытаясь не угодить в блевотину. Он цепляет ногой свой рюкзак, и тот падает на дорогу.
Полицейский заставляет его встать, положив руки на крышу машины, и начинает личный досмотр.
– У тебя имеется при себе оружие? – спрашивает он, похлопывая Вика.
– Не‑а, – отвечает мой брат, качая головой.
Я тоже выхожу из машины и стою со стороны водителя.
– Я просто везу его домой, офицер, – говорю я.
Рука копа замирает на бедре Вика.
– Что в кармане, пацан? – спрашивает он.
– Ничего, – глупо отвечает Вик.
Полицейский тянется в карман его джинсов и извлекает небольшой пакетик. Мой желудок скручивается в узел. В пакете лежит две таблетки.
– Что это? – спрашивает коп.
– Я не знаю, – отвечает Вик. – Это не мое.
– Не двигайся с места, – приказывает полицейский. Он поднимает рюкзак моего брата и начинает его обыскивать. Минуту спустя офицер достает оттуда пакет на липучке, под завязку набитый таблетками, – их там не меньше ста штук.
– Дай угадаю, – говорит он. – Это тоже не твое.
Прежде чем Вик успевает ответить, я выпаливаю: «Это мое!»
Черт, черт, черт. Что я делаю?!
Офицер переводит взгляд на меня, подняв бровь. Это высокий стройный мужчина с квадратной челюстью и ярко‑голубыми глазами.
– Вы в этом уверены? – тихо спрашивает он. – Здесь много таблеток. Это не похоже на личные запасы. У нас тут хранение с целью распространения.
Я начинаю потеть, сердце бешено бьется в груди. Это охренительно большая проблема. Но это будет моя проблема, не Вика. Я не позволю ему вот так разрушить свою жизнь.
– Это мое, – решительно говорю я. – Все эти таблетки мои.
Вик переводит взгляд с полицейского на меня. Он так пьян и напуган, что не понимает, как ему быть. Я смотрю брату прямо в глаза и едва заметно качаю головой, предупреждая, чтобы он держал рот на замке.
– Садись в машину, пацан, – велит ему полицейский.
Вик забирается обратно на пассажирское сиденье. Офицер закрывает за ним дверь. Затем он обращает свое внимание ко мне.
– Как ваше имя, мисс?
– Камилла Ривера, – сглатывая, отвечаю я.
– Офицер Шульц, – представляется он, указывая на свой жетон. – Подойди сюда, Камилла.
Я обхожу машину, и теперь мы оба стоим в ярком свете фар.
Подойдя ближе, я понимаю, что полицейский моложе, чем мне показалось сначала. Ему около тридцати, максимум тридцать пять. У него коротко стриженные светлые волосы, обритые по бокам, и загорелое лицо. Полицейская форма туго накрахмалена.
Офицер Шульц улыбается мне, но я еще никогда в жизни не испытывала такого страха. Моя судьба буквально находится у него в руках, представляя собой пакет с таблетками.
– Ты знаешь, что это, Камилла? – спрашивает он.
Я смотрю на таблетки. Они чем‑то похожи на фигурные витаминки – бледно‑желтые пилюли в форме школьного автобуса. Подозреваю, что это наркотики.
– Да, я знаю, что это, – хрипло отвечаю я.
– В штате Иллинойс действуют строгие законы против дури, – говорит офицер Шульц низким приятным голосом. – Хранение даже одной таблетки считается уголовным преступлением. Пятнадцать и более таблеток влекут за собой минимальное наказание сроком в четыре года. Я бы сказал, что у тебя здесь где‑то сто пятьдесят. Плюс те, что в кармане у твоего брата.
– Они тоже мои, – говорю я. – Он не знал, что это. Я попросила спрятать их для меня.
Офицер долго и молча смотрит на меня. Я не могу понять, что значит выражение его лица. Полицейский продолжает улыбаться, но я понятия не имею, что скрывает эта улыбка.
– Где ты живешь? – спрашивает он.
– На Уэллс‑стрит. Над «Аксель‑Авто». Это моя мастерская – моего отца. Я тоже там работаю.
– Ты механик? – спрашивает коп, оглядывая мою одежду.
– Да.
– Нечасто встретишь девушку‑механика.
– Вряд ли вы вообще знаете много механиков, – отвечаю я.
Это не лучший момент для сарказма. Но я устала слышать эти комментарии. Особенно от мужчин. Особенно от тех, кто не доверяет мне работу над машиной, а сами не способны отличить плунжер от свечи.
К счастью, Шульц посмеивается.
– Только одного, – говорит он. – Но я думаю, что он меня дурит.
Между нами снова повисает тишина. Я все жду, что сейчас он сомкнет на моих запястьях наручники и посадит меня в служебную машину.
Но вместо этого полицейский говорит:
– «Аксель‑Авто» на Уэллс‑стрит?
– Да.
– Я заеду к тебе завтра.
Я тупо смотрю на него, не понимая смысла этих слов.
– Отвези брата домой, – говорит коп.
Он сует таблетки в рюкзак и закрывает молнию. Затем бросает рюкзак к себе в багажник.
Я все еще стою на месте, ничего не понимая.
– Я могу ехать? – глупо переспрашиваю я.
– Пока да, – отвечает Шульц. – Завтра поговорим.
Я сажусь в машину, сердце болезненно бьется о грудную клетку. Во рту привкус металла, а мозг вопит, что все это чертовски странно.
Но я не собираюсь спорить. Я вляпалась в большие неприятности и готова принять любой спасательный круг, что кинула мне судьба.
Я только надеюсь, что он не окажется якорем.