Глава 4
— Таисия, слышите меня? Давайте-ка понемногу будем приходить в себя. Глазки открываем.
Открываем? Я что, на самом деле могу открыть глаза?
Да, чувствую, что ресницы уже не склеены, слабо моргаю, разлепляя веки. Вижу свет, смутно. Но только свет. Больше ничего. Никаких очертаний, предметов. Ничего.
Неужели на самом деле ослепла? Боже, как я буду жить? Слепой, искалеченный инвалид. У меня ведь нет никаких родственников! Никого, кто бы мог помочь. Одна Нина. Но у подруги своя жизнь, она учится, работает, у неё есть мама, папа, сестра. Она не может ухаживать за мной.
Что со мной будет?
Видимо эти мысли заставляют меня задрожать, слезы сами появляются, омывая горячие веки.
— Что случилось? Тише, тише… спокойно.
Губы, губы я тоже могу разлепить! И, кажется, вернулась способность говорить. Нет, не говорить, шептать и хрипеть. Пытаюсь произнести хоть слово.
— Я…я… не…
— Не видишь, да, пока может быть такая проблема, видеть будешь нечётко, только свет. Ничего страшного, зрение восстановится, там ничего критичного нет. Вот голос…
Голос? А что с голосом? Не понимаю.
— Из-за дыма связки могли сесть. Хрипота может остаться, а может пройти со временем. Ты у нас не певица?
Певица? Если бы… Хотя, пела я очень даже хорошо. Но я пока скромная студентка, будущий специалист по связям с общественностью.
Ответить не могу, слегка качаю головой.
— Не певица, значит, ну и хорошо. Некоторым нравятся женские голоса с хрипотцой.
Некоторым нравятся? Не совсем понимаю, что он имеет в виду этот человек. Он же доктор?
— Значит так, Таисия, идём на поправку, ясно? Отдыхаем, спим, питаемся нормально. Это нужно и тебе и малышу. Тебя уже обрадовали? Скоро станешь мамочкой.
Обрадовали. Да уж. Вот только… кому нужна такая мать? И кому кроме меня нужен мой малыш?
Как я вообще буду…беременная? А что после родов? Жить мне есть, слава богу, но остальное?
Я студентка, жила за счёт небольшой пенсии от государства – я ведь отца потеряла, еще подростком, мама ушла когда мне было девятнадцать, какое-то время мне помогала двоюродная бабушка, но и бабушка тоже умерла.
Старалась подрабатывать, конечно. Мне хватало. Но как работать, имея на руках грудного ребёнка? Я не представляю. Вообще не представляю как обращаться с детьми, в моём окружении ни у кого детей не было.
Может… может быть и прав Булат, который требовал избавить меня от этой ноши?
Вспоминаю брата жениха и меня сразу мутит.
Сволочь! Нет уж! Не ему решать, рожать мне или не рожать! Справлюсь! Не в первый раз сталкиваюсь с трудностями. Прорвемся.
Думаю так, и непроизвольно двигаю ладонью, стараясь приблизить её к животу. Понимаю, что ничего не почувствую, но всё же.
— Доктор, добрый день.
Снова ненавистный голос! Зачем он тут? Почему его пускают? Он не родственник, даже не друг! Он никто!
Мычу, пытаясь сказать, но из моего горла вырываются только хриплые гласные.
— Добрый день Булат. Пациентка в сознании, слышит нас и даже может видеть. И говорить, правда, не очень хорошо.
— Прекрасно. Я хочу с ней поговорить.
— Понимаю, что вы хотите, но, по-моему, девушка не хочет с вами разговаривать. Так что… попрошу вас покинуть палату.
— Товий Сергеевич… вы забываете кто оплачивает пребывание пациентки в вашей клинике.
— А вы забываете, кто тут главный, и кто решает брать ли с пациентов деньги или нет. Могу вернуть вам то, что вы потратили. Но кошмарить тут моих пациентов, Булат Сулейманович вы не будете. Прошу, на выход.