Глава 2
Больно. Как же мне больно! Я в аду. Всё тело горит в огне.
Сводит мышцы, сухожилия тянет.
Боже… Почему? Что?
Дико хочу пить. Но мой рот как будто зашит. Не могу разлепить губы.
И глаза.
Глаза не видят ничего.
Господи!
Я ослепла!
Мне так страшно, хочется орать, кричать, биться в агонии. Но я не могу. Вся как будто скована во льдах. Но это не лёд. Нет. Какой-то железный панцирь.
И голова словно в тисках.
Виски молотками лупит.
Больно, больно… боже, как больно…
Вместо крика издаю какой-то писк.
И реву… Так жалко себя, что я реву. Только слез нет.
Глаза запаяны как будто глиной замазаны, пластилином.
Что со мной?
Я не помню.
Помню, что должна была выйти замуж.
Да. Свадьба.
Свадьба с красивым мужчиной. Марат, мой любимый. Сильный, смелый, умный. Необыкновенный.
И влюбился в меня. В самую простую девушку. Ну, ладно, не самую простую. Я знаю, что я красивая. Мне это с самого детства говорили. И мама и папа.
Папочка, который так сильно меня любил. Обожал. Называл своей принцессой и куколкой. Как же несправедливо, что он ушёл так рано.
Мама тоже меня любила. Оберегала. Помогала всегда и во всем. И старалась, чтобы я ни в чем не чувствовала себя ущемленной. Мама, если бы только она была жива.
Если бы они были живы.
А я? Я жива?
Сейчас совсем не чувствую себя живой.
Агония. Боль.
Огонь.
Я всегда так боялась огня! Больше всего на свете.
Помню языки пламени. Чей-то крик. Звон разбитого стекла. Кто-то тащит меня. Белоснежное платье на мне горит, но боли я не чувствую.
Голос слышу. Глухой, злой, властный. Отдает какие-то распоряжения.
«Дыши, девочка, дыши» …
Зачем? Помню, что я думала – зачем дышать? Я не хочу дышать. Я сделала всё, чтобы не дышать. Потому что дыхание – это жизнь, а жизнь – это боль.
А я так не хотела, чтобы мне было больно.
Зачем он меня вытащил? И кто это сделал?
Я не помню. Нет, есть какое-то очень смутное воспоминание. Очертание силуэта. Огромный, весь в черном. И голос. Низкий, какой-то тяжелый, глухой голос.
Не важно. Скорее всего, потом мне скажут, кто меня спас, чтобы я поблагодарила, да?
Вот только благодарности во мне ни на грош.
Только боль.
Ад.
Я в аду. Горю.
Почему он не оставил меня там, чтобы я сгорела заживо? Мне ведь тогда не было больно. Я не чувствовала боли. Уже отболело всё. Боль физическая, когда горит твоя кожа ничто по сравнению с той болью, которую я пережила узнав, что меня бросил мой любимый.
Глупая, глупая маленькая девочка, решившая, что любовь победит любые преграды.
Интересно, если я горела, то, наверное, моя кожа изуродована этими ожогами? Если бы было так!
Моя красота – моё проклятие – испарилась.
Я могу жить спокойно, зная, что больше она не причинит мне боли и зла.
Меня не будут преследовать. Не будут пытаться присвоить, купить, заставить.
Мне не сделают больно.
И меня не бросит любимый, потому что никакого любимого больше не будет. Никогда.
Какое счастье! Тогда можно жить.
— Как она?
В мой мозг снова врывается этот голос. Зачем? Я не понимаю.
— Состояние стабильно тяжелое, но есть положительная динамика.
— Что это значит?
— Значит, что возможно больная пойдёт на поправку.
— Возможно? Вы врач или гадалка?
— Я врач, но не бог. И советовал бы вам не говорить со мной в таком тоне. В подобных ситуациях никаких прогнозов вам никто не даст.
— Почему?
— Потому что. Сейчас ей лучше, а через пять минут сердце остановится от болевого шока и всё.
— Уже три дня прошло, разве может быть еще болевой шок.
— Всё может быть. Сейчас её еще ребёнок держит.
— Ребёнок? Какой ребёнок? В смысле?
— Она беременна.