2.1
В ее словах скрыта сила. Та, которую не купишь за кровь, не добудешь ни в бою, ни в жертвах. Сила жить несмотря на боль. Несмотря на страх.
И когда она улыбнулась — не вежливо, не из благодарности, а просто так, как улыбаются дети, впервые увидевшие море — он понял, что пропал.
Лея радовалась. Он чувствовал это каждой клеткой чужого тела, которое вдруг стало будто его собственным.
Вампир, привыкший к пустоте, к безмолвному внутреннему холоду, ощутил её радость. Она не была бурной — без слёз, без восторженных криков. Она была тихой, как свет в сумерках. Но именно эта тишина, искренняя, настоящая, пробрала его до самого сердца — до того, что, как он думал, давно умерло.
Лея сидела напротив, с чуть приподнятыми бровями, не до конца веря в данный ей шанс. Она не задала ни одного вопроса. Просто смотрела. Словно даже малейшая надежда на жизнь — это уже подарок.
Он слышал, как учащается её дыхание. Видел, как зрачки расширяются в детском восторге. Не от него. От самого факта: кто-то не сказал: «Поздно». Кто-то не отнял её завтра.
Это была не победа. Не триумф. Это был миг. Маленький и хрупкий, как она сама. Но в нём было всё: облегчение, вера, благодарность и эта тихая, сияющая радость, от которой защемило в груди вампира.
Он никогда не думал, что может быть свидетелем чуда. Но сейчас, глядя, на свет, отражающийся в её глазах, он осознал: это и есть оно. Не потому, что он волшебник. А потому что она живёт! Несмотря ни на что. И он не упустил свой шанс на счастье. Не отказался, как хотел изначально.
***
Константин остался один лишь на секунду. Он успел вдохнуть глубже, пытаясь удержать внутри себя остаток тепла, который остался от её прикосновения. Затем открыл дверь и кивнул, приглашая сестру и оборотня, который сопровождал девушек, пройти внутрь.
— Проходите.
Они вошли. Закрыли за собой дверь. Несколько секунд никто не начинал разговор. Девушка осматривала стены, вчитываясь в дипломы, хмурилась.
Оборотень смотрел прямо на Константина, чуть склонив голову и явно прислушиваясь к биению сердца бессмертного.
— Девочка — моя пара. Мое сердце, — признался вампир, произнеся эту фразу так тихо, чтобы лишь тонкий слух оборотня мог уловить слова.
— Спасибо, что приняли нас, — заговорила Алиса, невольно вмешившись в тайную беседу. — Мы понимаем, насколько трудно попасть к вам на приём.
— Это несложно, когда просит кто-то, к кому я не привык отказывать, — тихо произнёс Константин, глядя на волка.
— Я нечасто прошу, — отозвался Радомир, сложив руки на груди. — Но ведь моя просьба стоила того.
— Стоила, — ответил вампир. Он опустился в кресло, держа спину безупречно прямой, скрестил пальцы и чуть навалился на стол. Заговорил ровно, спокойно, будто обсуждал не судьбу той, что дарована ему богами, а погоду за окном:
— Завтра с утра Лею будет ждать сопровождающий. Мы предоставим транспорт и всё необходимое. Она прибудет сюда в девять. Не нужно брать ничего, кроме сменной одежды и предметов личной гигиены, если пожелает. Всё остальное у нас есть.
Он на мгновение замолчал, наблюдая, как Алиса слегка напряглась.
— Насчёт оплаты… — начала было она, но Константин мягко перебил:
— Всё будет бесплатно. Полностью. Обследования, размещение, наблюдение, возможная терапия. Вам не нужно беспокоиться о деньгах.
— Простите, — нахмурилась Алиса. — Но почему? Врач вашего уровня…
— Возможно, доктор Веллиос предлагает воспользоваться благотворительным фондом, — подсказал оборотень, прекрасно понимая, что ради своей пары Константин сделает в буквальном смысле все. Как и он сам сделает все ради своей собственной пары. К примеру, организует встречу с врачом для ее младшей сестры.
— Это не благотворительность. Это решение. Моё. Я делаю то, что считаю необходимым, — Высший вампир не улыбнулся, но в голосе прозвучала странная, почти нежная тень усталой иронии.
Радомир медленно кивнул, показывая, что прекрасно понимает его состояние.
— Если сестре понадобится моя помощь? Я могу находиться рядом? — спросила Алиса.
— Конечно, присутствие родных не возбраняется. И ваша сестра будет чувствовать поддержку, — заверил Константин. — Но пока — главное: не тревожьте её вопросами. Не говорите о шансах. Не питайте лишних ожиданий. Дайте ей просто… быть.
— Быть? — переспросила Алиса тихо. — Хорошо. Спасибо, — прошептала она.
Константин медленно выпрямился в кресле, его голос оставался спокойным, но чуть замедлился.
— В клинике действуют определённые правила, — произнёс он, глядя мимо, сквозь собеседников. — Пациент не должен ощущать давление. Ни медицинского, ни эмоционального. Мы наблюдаем, анализируем — не вмешиваемся без необходимости.
Он замолчал.
Нечто едва уловимое изменилось. Не в комнате — в нём. Будто свет, озарявший изнутри, стал тускнеть.
— Контакты с внешним миром ограничены. Не изолированы, — добавил он, словно по инерции. — Но ограничены. Минимум раздражителей. Максимум покоя. Только положительные эмоции.
Он почувствовал, как сердце стало работать иначе. Хаотично, с перебоями. Промежутки между ударами увеличились. Сами удары потеряли силу.
Уйдя, Лея забрала с собой жизнь.
Константин вдруг ощутил, как тяжелеет тело. Движения стали медленнее, его плечи вновь стали неподвижны, взгляд сосредоточенным, непроницаемым.
Он снова был собой.
Тем, кем привык быть веками.
До.
— Любые изменения в её состоянии будут фиксироваться. Мы не пропустим ни одного сигнала, — продолжил он почти механически. — Все данные будут сохранены.
Он слышал свои слова, словно издалека. Говорил привычно, чётко. Но уже не чувствовал. Не так, как минуту назад. Не с той внутренней дрожью.
Без неё в комнате всё снова стало плоским. Бесцветным.
Воздух утратил вкус. Легкие замедлялись.
Он посмотрел на Радомира:
— Она будет под моей защитой. До последнего дня… выздоровления. И даже дольше, если понадобится.
Оборотень кивнул. Он, как никто, чувствовал перемену — знал, что именно сейчас Константин снова погружается в подобие анабиоза. В существование.
— Я не сомневаюсь, — сказал он тихо. — И благодарю тебя.
Константин не смог ответить, медленно моргнул и наклонил голову, как завершение беседы, и замолчал.
Внутри него — снова тишина.
Не светлая, как та, что принесла Лея. А мёртвая. Знакомая. Холодная. Ненавистная.