Глава 1.1
В кабинете стояла тишина. Привычная, ровная, стерильная. Константин сидел в высоком удобном кресле у стола, склонив голову над списком утренних приёмов.
Движения Высшего вампира были точны, как и всегда, мысли — отрешены. Всё шло по порядку: цифры, имена, диагнозы. Бесконечный поток, который заменял ему настоящую жизнь. Делал его существование оправданным. Он давно вышел из того возраста, когда напоминал себе паразита — пользуясь силой, властью, вседозволенностью.
Ему нравился порядок. Четкость в действиях и мыслях.
Пока нечто не заставило отвлечься.
Константин не сразу понял, что именно. Просто вдруг перестал читать.
Словно чужая радиоволна вклинилась в его мысли и затрещала помехами.
Он замер и прислушался.
— Мне не нравится эта тишина, — сказал голос. — Можно кто-нибудь, пожалуйста, пошутит?
— Нет, — ответил второй, — ты сама прекрасно шутишь. Я ещё не отошла от фразы про «умирать в машине».
— Это защитная реакция. Так говорят психологи. Я имею право бояться перед встречей с врачом?
И все это вперемешку со скрипом подъемных тросов лифта.
Сколько раз он слышал неловкие шутки пациентов. Но эта не дала ему равнодушно вернуться к работе.
Несколько секунд молчания. Звук открывающихся створок.
Шаги.
Первые — тяжёлые, уверенные. Мужчина. Волчья походка, оборотень: слишком спокойное сердце, плюс вампир помнил о назначенной встрече.
Вторые — женские, быстрые, почти звенящие от тревоги. Старшая. Ответственная.
И третьи.
Лёгкие, как скрип снежинки по стеклу. Именно они и срывающийся голос зацепил его.
Константин откинулся на спинку кресла. Закрыл глаза. И позволил себе не думать, а слушать.
Девушка — молодая. Очень. Он отметил слабое биение сердца. Ритм был сбитым, уставшим, но упорным.
Это о ней говорил оборотень. Девочка, которая должна жить.
Странно.
Он не знал её. Но её присутствие всколыхнуло что-то давно забытое.
Голос девушки не умолкал — звонкий, искренний, из тех, что остаются в памяти даже тогда, когда сам человек исчезает.
Константин открыл глаза.
Странно чувство не пропадало. Усиливалось. Его словно тянули за невидимые нити. Желание собственными глазами увидеть девушку не отпускало. Ему было достаточно пригласить, но вампир переместился в свободный кабинет в конце коридора и дал себе пару минут, выйдя и въедаясь взглядом в хрупкую фигурку.
Стоял, едва касаясь спиной стены, и смотрел на троицу, сидящую в приёмной. Привычный для него мир — чёткий, ясный, подчинённый порядку — неожиданно исказился. Словно в прозрачную воду бросили каплю чернил.
Она была именно такой, как звучал её голос. Хрупкая. Почти воздушная. Светлая кожа казалась полупрозрачной, как у фарфоровой статуэтки, как и у всех, кто жил с ее диагнозом. На фоне сероватых стен больницы это воспринималось особенно остро. Косточки запястий резко обозначались под тонкой кожей. Веки чуть подёрнуты синевой, но глаза — живые. Удивительно яркие, ясные. Цвета молодой травы.
И волосы… Светло-розовые, почти белые, нереальные, как у существа не из человеческого мира.
Она говорила, улыбалась — и голос, хоть и звучал в полтона, был полон жизни.
Константин почувствовал, как в груди что-то сжалось. Сочувствие? Он не испытывал ничего подобного очень давно. Вампиры мертвы не только телом, но и сердцем. Им чужды чувства, эмоции. Они роботы в мире людей. Все человеческое в нём давно было погружено в сон.
Но сейчас — что-то всплыло. Поднялось со дна.
Он почувствовал вину. И странное тепло. И желание… остаться. Не пройти мимо.
Вампир сделал шаг. Вышел из-за поворота, легко, как всегда — тихо, точно. Глаза девушки встретились с его взглядом. Ни испуга. Ни ожидания. Она просто смотрела. Так, будто знала, что он уже давно там.
— Лея Зорянская? — произнёс он, когда приблизился.
Она встала. Вторая девушка поднялась следом.
— Простите. Пациент — один. После поговорим с вами.
— Всё хорошо. Я сама.
Константин открыл дверь в кабинет, выждал, пока девушка войдёт, и только потом позволил войти себе. Пространство упрямо сжималось. Остались он и она. Светлая, маленькая — упрямая жизнь.
— Присаживайтесь, — указал на кресло.
Лея аккуратно сняла маску и выложила на стол стопку документов.
— Вот… всё, что у меня есть. Анализы, МРТ, заключения. Я понимаю, что вы наверняка видели сотни таких случаев. Может, и хуже. Но я всё равно… принесла. Вдруг… — она пожала плечами.
Он не взял бумаги. Не отвёл взгляда. Смотрел — прямо, глубоко, изучающе. Не как врач.
Девушка улыбнулась.
— Если честно, я ждала, что вы будете другим. Старше, мягче. А вы… совсем не как врач. Скорее — как военный. Или… хищник. И — вы не моргаете.
Константин не отреагировал. Только слушал.
— Непривычно. Даже немного пугающе.
— Вы боитесь? — спросил он спокойно.
— Немного, — призналась она. — Но не вас. Боюсь опять услышать, что уже ничего нельзя сделать. Что всё — это конец. Алиса считает вас волшебником. Она расстроится.
Он чуть откинулся на спинку кресла, сцепив пальцы в замок.
— А вы?
— И я расстроюсь.
Он подался вперед, протянул руку. Не дотрагиваясь. Только предложив.
— Можно?
— Что? — переспросила она.
— Прикоснуться.
Он не добавил: «Если позволите». Впервые за долгие годы он не говорил дежурных фраз.
Лея выдохнула и медленно протянула ладонь.
— Конечно. Пожалуйста.
Лёгкое прикосновение. Всего лишь контакт кожи к коже. Он делал это тысячи раз. И каждый раз это было что-то безликое.
Но не сейчас.
Как только его пальцы легли на её холодную, хрупкую ладонь, всё изменилось.
Будто кто-то сорвал с мира пелену, и он впервые за столетия что-то почувствовал. Жжение. Тишина внутри него — ледяная, вечная — треснула. Он не просто ощутил её пульс, он впитал его. Ритм, сбоем стучащий в вены. Боль — не физическую, но глубокую, до самых костей. Желание жить — не паническое, не крик отчаяния, а чистое и ясное. Просто дышать.
Он знал это чувство, сам его испытывал, когда подражал людям.
Несколько тысяч лет.
Он ждал её.
И вот она здесь. Светлая, смертная, хрупкая и храбрая.
Он почти отказался. Почти сказал «нет», когда услышал просьбу оборотня. Не хотел больше лечить тех, кого не может спасти. Не хотел сталкиваться с тем, что неподвластно его крови. Устал. Бесконечно устал.
Её ладонь дрожала. Взгляд — ясный, внимательный, совсем не испуганный. Девушка не отводила глаз.
— Вы… холодный, — прошептала Лея.
— Да, — сказал он. Голос был хриплым и слишком живым для того, кто не должен чувствовать.
Он закрыл глаза на миг. И позволил себе увидеть больше.
Воспоминания, рассыпанные, как битое стекло. Голоса врачей, свет ламп, резкий запах хлора, руки сестры и матери, держащие, когда становилось плохо.
Он увидел, как она держится.
Как не сдаётся. Не злится. Не винит.
Как каждый вдох делает не для себя, а чтобы не огорчить сестру.
И понял, что в этом хрупком, почти разрушающемся теле — больше жизни, чем во многих, кого он лечил за века.
Он открыл глаза. И впервые за долгое время ощутил боль за ребрами.
— Я чуть не отказался, — прошептал он.