0.1
Полностью охренев от услышанного, я не нахожу ни одного приличного слова, чтобы выразить, как внутри всё закипает, напоминая неожиданно пробудившийся вулкан. Дико хочется разбить об стену грёбаный телефон, несмотря на то, что он совсем новый, и хорошенько встряхнуть Оксану. Причём тряхануть так, чтобы она тоже почувствовала настоящий страх.
— Вот и я про то же. Думаешь, она сделала маммопластику? Если да, то выглядит ужасно.
Видимо, для Оксаны обсуждение чьих-то сисек важнее испуганного ребёнка дома.
Не выдерживаю и негромким покашливанием обозначиваю своё присутствие. Хотя хочется загреметь не хуже грома. Но я наоборот стараюсь говорить тише, чтобы не разбудить и снова не напугать Валерию.
— Где. Ты. Была? — требую ответа.
— Ланочка, я тебе потом перезвоню. Пока, дорогая.
Оксана сворачивает свой просто охрененно суперважный разговор и, распахнув широко глаза, поднимает на меня невинный взгляд.
— Привет, дорогой. Не думала, что ты уже дома, — мурлычет ласковой кошечкой.
Сначала на красивом лице появляется лучезарная улыбка, а чуть позже Оксана вытягивает губы для поцелуя, своим непростительно беспечным поведением заставляя меня заскрежетать зубами.
— Я задал вопрос! — рычу вместо поцелуя.
Видимо, до Оксаны начинает доходить, что целовать её никто не собирается, и она с демонстративно обиженным, но при этом гордым видом отстраняется.
— Ходила на маникюр. — Небрежно пожимает плечами, растопыривает веером свои пальцы перед моим лицом, демонстрируя мне обновку.
Офигеваю ещё раз. Не мигая буравлю взглядом жену, глядя на неё сквозь пальцы в буквальном смысле.
Однако Оксана расценивает моё молчание совсем по-другому.
— В этот раз не стала делать красный. — Разворачивает кисть тыльной стороной ладони к себе и любуется. — Решила сделать нюд. Как тебе?
— Как? — Мне начинает не хватать воздуха.
Маникюр — это минимум два часа. Два часа, мать вашу! И всё это время Лера тряслась, забившись в угол?!
— По-моему, неплохо. Да? — разговаривает сама с собой.
Не уверен. Потому что я на грани, чтобы не прибить жену собственными руками. Но даже в этой премерзкой ситуации есть один очень существенный плюс — её похоронят с новым маникюром.
— Ты пошла на маникюр, оставив Леру одну?
В моей голове по-прежнему не укладывается подобное. Однако каким-то чудом у меня хватает выдержки говорить спокойно.
Вот только если сверкнёт молния, то через некоторое время обязательно ударит гром. Боюсь, что сейчас он шандарахнет прямо в нашей прихожей.
— И что? — бросает жена с вызовом. — Она уже большая.
В окончательном охреневании (именно охреневании, а не изумлении, потому что изумлением здесь даже не пахнет!), я смотрю на жену.
— Оксана, ей всего четыре! Четыре! А ты оставила её одну, — повторяю, чтобы до этой женщины хоть немного дошло, что она наделала.
Но, увы. До неё ничего не доходит.
— Она была дома. Что с ней могло случиться?
— Ты серьёзно так считаешь?
Оксана глядит на меня вызывающе.
— Да! Я именно так и считаю. И знаешь, что? Это была исключительно твоя идея взять над ней опекунство. Моё мнение при этом не учитывалось. Я ей не мать, и нянькой быть не собираюсь! Я не желаю тратить свою жизнь, свою молодость на какую-то безродную брошенку, место которой в детском доме!
— Лера — моя племянница.
— Только к тебе она не имеет никакого отношения! Твоя сестра взяла её из роддома! — цедит сквозь зубы Оксана с брезгливым выражением на лице.
— Это не имеет значения. Она любила её, как родную дочь.
— Тогда очень жаль, что она не «забрала» её с собой! На небесах им вдвоём было бы веселее. А нам меньше проблем! — выплёвывает Оксана, окончательно переходя все грани.
— Думай, что говоришь! Ты забываешься, — предупреждаю в последний раз.
Говорить о моей сестре в подобном тоне я не позволю никому.
— Я?! — Оксана показывает на себя. — Не-е-ет. Это ты! — Палец жены больно втыкается мне в грудь. — Это ты почему-то забыл, что у нас своя семья. И чужая сиротка в ней мне не нужна. Но если тебе так важна эта девчонка, выбирай: или я, или она!