Глава 2
В сердце вонзается острый осколок невероятного предположения.
Нет, этого не может быть. Только не мой муж. Он точно любит меня. Я уверена.
Я сейчас открою эту дверь, и все встанет на свои места. Муж не может мне изменять. Это просто один из тех нелепых моментов, когда кто-то что-то надумал, услышав обрывок разговора. Я не стану паниковать. Я уверена в нашем браке.
Делаю шаг к двери. Тянусь пальцами к дверной ручке.
— Я тоже хочу-у-у, — узнаю голос Лизы и цепенею.
Кровь стынет в моих жилах. И дело не в словах, которые я услышала. Дело в тоне подруги. Она скорее простонала свою просьбу, чем произнесла. Призывно так. Откровенно.
Паника все-таки накрывает меня удушливой волной.
Становится нечем дышать. От волнения все плывет перед глазами.
Но я отказываюсь верить испорченному телефону. Нет. Не мог любимый так с нами поступить.
Руки дрожат, и я промахиваюсь мимо ручки.
Из-за двери раздаются стоны, которые моя упрямая уверенность никак не может объяснить.
Хватаюсь за ручку и толкаю дверь с отчаянной решимостью.
Мой любимый муж стоит рядом с кроватью голый, а рядом с ним на коленях стоит моя подруга Оля. Она тоже абсолютно обнажена. Как и Лиза с Катей, развалившиеся на нашей супружеской постели.
Мне кажется, от боли, разрывающей сердце, я сейчас взорвусь на атомы. Потому что невозможно вынести такое.
Смотрю на мужа и меня буквально сносит волной злой ненависти, которую излучают его глаза.
Кто этот холодный незнакомец? Герман не может так на меня смотреть.
Голова кружится. Я просто не могу осознать то, что вижу своими глазами.
Кажется, лучше бы и правда моя жизнь прекратилась в эту минуту, чтобы я больше не чувствовала этой сжигающей душу боли.
— Явилась, — с холодной усмешкой приветствует меня Герман.
Он грубо отталкивает от себя Олю и отходит к журнальному столику, на котором стоит слишком много пустых бутылок.
Герман берет одну из тех, где на дне еще плещется жидкость, задевая соседние. Одна из них соскальзывает, ударяется об пол и разлетается на множество осколков.
Девчонки взвизгивают и смеются. Оля прыгает на кровать, чтобы не пораниться. А муж не обращает ни на голых девушек, ни на устроенный беспорядок никакого внимания. Он опрокидывает в себя остатки янтарной жидкости и бросает пустую бутылку об стену.
Я испуганно дергаюсь.
— Герман… — шепчу, не в силах даже имя его произнести в голос.
— Ты вовремя, — говорит муж, глядя на меня с холодной ненавистью. – Четыре шлюхи лучше, чем три.
Он подходит ко мне стремительно в три шага, замахивается и наотмашь бьет ладонью по щеке.
Я теряю равновесие и неловко падаю на пол. Один из осколков от разбитой бутылки врезается в ладонь добавляя еще каплю боли к той, что заполняет меня сейчас до краев.
Что происходит? Муж ни разу не поднимал на меня руку.
Так страшно и мерзко мне не было никогда в жизни.
С кровати слышится дружный смех. Я поднимаю глаза на подруг в надежде увидеть сожаление и раскаяние. Но они смотрят на меня равнодушно. Им нисколько не жаль. В глазах всех троих светятся ядовитым триумфом.
— Либо раздевайся и вставай на четвереньки, либо прямо сейчас вали из этого дома, — слышу жестокие слова мужа.
Поднимаюсь на дрожащие ноги, прилагая все силы, чтобы не упасть снова. Хватаюсь за щеку, горящую огнем от пощечины.
— За… за что ты так с нами? – все-таки удается мне выговорить хоть что-то.
Герман усмехается.
— Это ты сделала выбор, Аня, — он выплевывает слова с трудом, словно ему мерзко даже говорить со мной. – Скажи, чего тебе не хватало? У тебя же все было.
— О чем ты?
Я ничего не понимаю. В том, что сейчас происходит, нет никакой логики. Это просто больной кошмар сумасшедшего.
Герман прикрывает на секунду глаза. Тяжело выдыхает.
Открыв глаза, он посылает моим подругам на нашей постели пьяную улыбку, а мне повторяет ледяным тоном:
— Если через пять секунд ты отсюда не уберешься, я не знаю, что с тобой сделаю.
В ужасе смотрю на мужа и понимаю, что он не шутит. Совсем.
На ватных ногах разворачиваюсь и ухожу из нашей спальни. За спиной слышу шепотки уже бывших подруг.
Такой грязной сцены я и вообразить себе не могла бы. Герман меня больше не любит. И его нелюбовь очень жестока.
Слезы, удерживаемые до этого шоком, прорываются наружу и буквально застилают мне глаза.
Как в тумане спускаюсь по лестнице на первый этаж и не задерживаясь выхожу из дома.
Он больше не мой.
И муж больше не мой.
Я не знаю, почему он решил порвать со мной таким зверским способом.
Но теперь ничего не исправишь. Такое не забудешь и не объяснишь.
Такое нельзя прощать.
Я ни в чем перед ним не виновата. Я буквально жила им все это время.
И теперь моя жизнь разрушена.
Спускаюсь по крыльцу, растирая по щекам слезы.
Над моей головой раздается звон, а затем под ноги падает град из осколков.
Поднимаю голову и вижу в окне нашей спальни Германа. Стекло разбито. Кажется, муж кинул в него очередной бутылкой.
Правильно. Больше осколков, дорогой.
Сегодня нас с тобой не стало. Мы разлетелись на миллион вот таких вот бессмысленных кусочков.
Нет больше семьи. Ты растоптал все светлое, что между нами было. Ты превратил наш дом в притон.
Я вытаскиваю из сумочки ключ от подаренной Германом машины и бросаю их на дорожку в кучу осколков.
Ты яд, отравляющий сердце. Мне ничего от тебя не нужно.
Только бы оказаться как можно дальше от этого ада. Живи в нем сам, если сможешь.
Дрожащими пальцами я открываю в смартфоне приложение такси и вызываю машину.
Уже через пару минут я сижу на заднем сидении фирменной машины, и пытаюсь сообразить какой адрес назвать водителю.
Тяжело понимать, что ехать мне на самом деле больше некуда.
Сквозь слезы прошу водителя отвезти меня в центр. Куда угодно, лишь бы подальше отсюда. Сижу на заднем сидении и реву. Мне плевать как я выгляжу. Кажется, больше ничто не имеет значения.
На самом деле есть только один человек, которому я могу позвонить в такой ситуации.
Вообще единственный человек, кроме тех, что остались в доме Германа, которого я могу назвать другом.
Снова дрожащими руками достаю из сумочки телефон и нахожу нужный контакт.
— Алло, Давид Тигранович, это Аня. Мне нужно с вами встретиться.