Глава 4
– Это твой ребенок, Грачёв? Твоя бывшая ассистентка рожать от тебя собралась?
Смотрю на мужа и изучаю его лицо, где каждая черточка и линия знакома до боли. Жду, что он скажет, что это совпадение, чья-то злая шутка или издевка. Но нет.
– Мой.
Саян говорит отрывисто, будто сваи в гроб забивает.
Я же еле дышу, чувствуя, как горит лицо. Нервно заправляю выбившуюся прядь за ухо и сглатываю, не понимая, ослышалась я или нет.
Лицо мужа выглядит напряженным и каким-то серым, но перед глазами у меня всё расплывается, пальцы дрожат, и я вытягиваю руку вперед, не в силах смотреть на Саяна.
Отсутствие на безымянном пальце кольца теперь щемяще-остро бросается в глаза.
Знак?
За все эти годы я ни разу не забывала надеть его после пациентов.
А сегодня…
Сегодня я была сбита с толку Ермолаевой и ее утверждением, что Саян – отец ее ребенка.
Растерянно разглядывая свои голые пальцы, я снова скольжу взглядом по лицу Саяна и подмечаю, что вся игривость слетает с его лица так же быстро, как и усталость.
Появляются хищные черты лица и какая-то отчаянная безнадежность.
– Твой? – глухо повторяю, не в силах больше терпеть глухое молчание между нами.
– Мой.
Мышцы на его лице дергаются, а сам он жадно изучает мое.
– Не понимаю, – шепчу, слыша, как мой голос сипит, будто я болею.
– Ты же сама врач, Люба, неужели не знаешь, откуда дети берутся? – зло скалится Саян, и я отшатываюсь.
Никогда он еще не разговаривал со мной в таком грубом тоне.
Он будто хочет сделать мне больно, и ему это удается.
– Делаются они по-разному, – с горечью отвечаю я, вспомнив, что мы не раз обсуждали с ним возможность суррогатного материнства.
Саян был не против, а вот я… Мне хотелось выносить ребенка самой. Всё казалось, что это единственно-возможный путь, чтобы почувствовать себя настоящей женщиной.
– Ты спал с ней? Или…
Мой голос становится тише, и я хватаюсь ладонью за горло, которое кажется мне до боли уязвимым в этот момент.
Лицо мужа подергивается судорогой, словно я сморозила глупость.
– Не будь такой наивной, Люба, – жестко обрывает мои надежды Саян, и я стыдливо опускаю голову.
Не хочу, чтобы он видел мой взгляд. Он слишком тонко чувствует мое настроение и буквально мысли мои читает, как будто в душу заглядывает. Но если раньше я с удовольствием позволяла ему быть частью меня, то сейчас закрываюсь, отталкивая того, кто… предал мое доверие.
– Это всё, что ты хотела узнать? – резко кидает Саян, и я вздрагиваю, снова поднимая голову.
– Почему ты так грубо говоришь со мной? Раньше ты не позволял себе подобного.
Не знаю, почему заостряю внимание на такой незначительной детали. Возможно, мозг отчаянно сопротивляется тому, чтобы продолжать неприятный для меня разговор.
Сердце пульсирует, как будто кто-то невидимый сжимает его в кулак, издеваясь надо мной. Я отрывисто дышу, меня бросает то в жар, то в холод, а теперь еще и знобит.
– Люб, – с досадой говорит мое имя Саян, и в его голосе мне слышится идентичная моей боль. Или мне так просто кажется…
– Я приеду вечером, давай с глазу на глаз продолжим разговор. Сейчас я не готов.
– Не готов?
У меня вырывается истеричный смешок, и я прикрываю рот ладонью, чтобы не закричать. Мне хочется расцарапать ему до крови лицо…
– Трахать свою ассистентку ты, значит, был в любой момент готов, а как рассказать жене, что у тебя будет ребенок, так ты сразу в кусты?
Меня несет, но я не обращаю внимание, как каменеет лицо Саяна.
Мне до тошноты плохо, как душевно, так и физически, и я с трудом дышу, казалось, огненной лавой, так сильно горят внутренности.
– Следи за тоном, Люба. Оскорбления я не потерплю даже от собственной жены, – цедит сквозь зубы Саян, прищуривается.
Крылья носа раздуваются, лицо заостряется – первый признак, что он на грани срыва.
Я всего пару раз за всю нашу совместную жизнь видела, как он выходит из себя. Оба раза пришлось делать капитальный ремонт в квартире.
К его чести, меня он никогда и пальцем не тронул, но сейчас он так зло смотрит на меня, будто это я ношу ребенка от другого, а не его бывшая ассистентка.
– Жены? – с горечью повторяю я и качаю головой. – Неужели ты думаешь, что после всего между нами останется всё как прежде?
– Не нужно голословных заявлений, Люба. Ты на эмоциях и пожалеешь об этом, – строго предупреждает он меня, отчего ярость во мне вспыхивает с новой силой.
– Не смей учить меня…
– Я приеду, и мы всё обсудим, Люб.
– Нечего обсуждать, – глухо выплевываю я и качаю головой, словно заведенная.
– Лиза не должна была приходить к тебе за моей спиной, – чертыхается Саян, и я резко вскидываю голову, впиваясь в него болезненным взглядом.
Лиза…
Не Ермолаева.
Не Елизавета.
Мягкое и теплое Лиза…
Тянет спросить, как давно она для него Лиза, но я не готова услышать ответ. Кажется, что он сломает меня окончательно.
– А когда ты собирался рассказать мне, что у тебя будет ребенок, Саян? – спрашиваю я, а затем отшатываюсь, увидев его лицо. – Или не собирался?
– Люба, между нами ничего не изменится, – цедит он, отчего на скулах перекатываются желваки. – Этот ребенок нам не помешает. Слово даю, что ты никогда ни о Лизе, ни о моем сыне не услышишь.
– Сыне? – повторяю я тихо.
Внутри же мне хочется отчаянно завыть, когда я слышу, как о своем ребенке отзывается Саян.
Даже лицо его преображается, становится мягче. Глаза теплеют, морщины на лбу разглаживаются. Он сам, наверное, не замечает, каким светом он весь горит, когда думает о своем сыне… От другой женщины.
Эта мысль меня моментально отрезвляет, и я сжимаю свободную ладонь в кулак.
– Не дури, Лиза, и не делай глупостей, я вылетаю первым же рейсом! – рявкает Саян, а я в этот момент вся мертвею.
– Я Люба… не Лиза, – шепчу хриплым голосом и ненавидящим взглядом прожигаю лицо Саяна.
До него сразу доходит, что он назвал меня чужим именем, и я наблюдаю, как он дергается, суетится.
Лицо его полоснуло острым сожалением, но когда он подается вперед и подбирает слова, чтобы оправдаться, я больше не в силах слушать его некогда любимый, а теперь такой чужой голос.
Нажимаю отбой и рывком кидаю телефон в стену. Он отскакивает с хрустом от стены и падает экраном на пол. Звучит характерный треск, и я смеюсь. Вот также и у меня всё внутри ломается. С хрустом и на осколки.