Глава 3
Умываюсь холодной водой, пытаясь остудить лицо. Щеки пылают, глаза щиплет, я вбиваю ладонями воду в кожу.
– Шшш, – с шипением выдыхаю через нос. Имитирую дыхательную практику, чтобы хоть как-то успокоиться.
Не помогает.
Четыре-семь-восемь.
Четыре секунды вдыхаю воздух в легкие, на семь задерживаю дыхание и только потом в течение еще восьми секунд выдыхаю. И так несколько раз, пока мне не становится хоть чуточку легче.
Грудную клетку сжимает, будто защемило нерв, но дрожь уже прошла.
Поднимаю взгляд к зеркалу.
Глаза выглядят больными, не скрывают моих растрепанных чувств. Что-то неприятное царапает изнутри, но я молча отрываю бумажные полотенца и промакиваю ими лицо. Руки трясутся, но я сжимаю и разжимаю ладони, стараясь скрыть свое потерянное состояние от администратора и врачей.
Пациентка Ермолаева ушла, не дождавшись моих рекомендаций.
Я с облегчением выдыхаю. Не готова пока к откровенному разговору с предполагаемой любовницей мужа.
Она ведь могла и соврать. И раньше были женщины, пытавшиеся увести Саяна таким банальным способом.
То вешались на шею, то присылали мне отфотошопленные откровенные снимки с моим мужем, некоторые даже приспособились использовать нейросеть.
Если бы не косяки в виде шестых пальцев, может, я бы и засомневалась.
Но в этот раз всё идет по-другому: моя интуиция вопит, болезненно тревожа сердце, и мне с трудом удается взять себя в руки.
– Раиса, Ермолаева оплатила прием? – получив кивок, кладу на ресепшн папку. – Она забыла свою мед. карту. Позвони ей, будь добра, и скажи, что я вести ее беременность не буду. Пусть ищет себе другую клинику.
Раиса удивленно смотрит на меня, и я ее понимаю. Никогда раньше я не отказывалась от пациентов, но раньше мне не попадались те, кто пытался повесить своего ребенка на моего мужа.
– А… по какой причине? – осторожно выспрашивает меня Раиса, и взгляд ее становится настороженным, что мне не нравится.
– Скажи, что я загружена. Придумай что-нибудь, – пожимаю я плечами, а сама ухожу, стараясь не показывать, что это не заштатная ситуация, и мне стоит немалых усилий не расплакаться.
Держит только профессиональная репутация и нежелание показывать боль и чувства на людях. Сколько себя помню, я умела плакать только наедине с собой. Даже при муже стараюсь держаться эмоционально стабильной.
– Раиса, – зову я снова нашего администратора и оборачиваюсь.
Руки кладу в карманы халата, надеясь, что не сильно заметно, как я сжимаю ладони в кулаки.
– Ты не помнишь, по какой причине Ермолаева уволилась?
Девушка слегка хмурит лоб, вспоминая, а затем кивает сама себе.
– Помню. Саян Русланович потребовал, чтобы она написала заявление по-собственному. Вы извините, но подробностей я не знаю. Вам лучше у мужа спросить, но Саян Русланович ведь хороших специалистов на выход не просит.
Раиса пожимает плечами, а вот меня слегка отпускает сковывающая тревога. Я даже делаю глубокий вдох и расправляю плечи. До хорошего настроения рукой подать, но мне срочно нужно поговорить с мужем.
Убедиться, что эта девица просто захотела таким способом вбить клин между мной и Грачёвым. Возможно, пыталась так отомстить бывшему руководителю за увольнение.
Закрывшись в кабинете, я присаживаюсь на диван, поправляю волосы и звоню мужу по видео.
Он отвечает не сразу.
Когда на экране появляется его лицо, я замечаю усталую складку между бровей, напряженно сжатые губы. Он моргает чуть медленнее обычного, словно борется со сном, но тут же выпрямляется, увидев меня.
Мое сердце сжимается – хочется прикоснуться к нему, провести пальцами по скуле. Вдохнуть его запах, обнять. Ломота в теле от желания крепко прижаться к нему становится почти физической.
Я сжимаю пальцы, ощущая, как ногти впиваются в ладони, и молчу, боясь, что голос выдаст мою тоску.
Саян с возрастом заматерел, и передо мной уже не тот обаятельный юнец, которым я когда-то его встретила, а серьезный солидный дядька, за плечами которого немало успешно проведенных сложных операций и неизбежных потерь, которые наложили отпечаток сдержанности на его лице.
Черты резкие, четко очерченные, квадратный подбородок скрывает коротко стриженая борода, и даже жесты его стали спокойными, без лишних движений и суеты.
Про таких мужчин говорят “породистый”.
– Саян, – выдыхаю я с полуулыбкой, не сразу замечая его хмурое лицо. – Что-то случилось? Ты выглядишь обеспокоенным.
Брови сведены к переносице, уголки губ сжаты, челюсти напряжены, а лоб пересекают глубокие морщины. Я по привычке касаюсь пальцем лба по экрану, чтобы как в жизни разгладить кожу, но вдруг замечаю, что на пальце нет обручального кольца.
– Сцепился с Хасановым, этот костоправ хотел увести наш эксклюзивный контракт на МедУзу, Люба. Совсем оборзел, мы так долго выбивали разрешение от разработчика, а он тут решил на моем горбу в рай въехать, – цедит чуть хрипловатым низким голосом Саян, а я улыбаюсь, попутно вспоминая, где могла оставить обручальное кольцо.
– Ты же знаешь, Саян, что клиника Хасанова не потянет тестирование, у них и опыта такого нет, так что им никто роботизированный комплекс не доверит. Да и его клиника на новообразованиях не специализируется, наверняка тебя позлить просто хотел.
Саян хмурится сильнее, кидает взгляд по сторонам и себе за спину, а затем оборачивается ко мне с хитрющей улыбкой мартовского кота. Его лицо преображается, на нем не остается и следа гнева.
– Ты знаешь, что мне нужно для успокоения, Люба. Ты подо мной. Стонущая от оргазма.
Я едва не поперхнулась слюной от неожиданности, хотя давно стоило привыкнуть, что Грачёв всегда думает только о сексе.
– Ты ведь ночью прилетаешь, так что потерпи.
Я дергаю уголком губ, а сама проверяю, закрыт ли кабинет. Не хватало еще, чтобы кто-то услышал наш откровенный разговор.
– Долго. Что у тебя под халатом, Люба? – буквально порыкивает Саян, кидая взгляд на мою скрытую тканью твердую троечку.
Его голос становится чуть ниже и тише, и я рефлекторно сжимаю бедра, чувствуя, как намокают трусики. Не знаю, как ему это удается, но он за минуту может одним взглядом довести меня до состояния мартовской кошки.
Стоит только представить, как его пальцы касаются моего клитора, как меня током прошибает, а дыхание срывается и частит.
– Я на работе, Саян, у меня через десять минут новая пациентка, – предупреждающе качаю головой, а сама встаю, вспомнив, что сняла обручалку, когда мыла руки перед осмотром Ермолаевой.
Мрачнею, вспомнив, зачем вообще позвонила мужу, но настоящая паника накрывает меня, когда я не вижу на раковине кольца. Смотрю и под ней, и за ней, и около шкафа, но нигде его не нахожу.
Пульс ускоряется, меня бросает в пот, и я вся потею от удушающего и неприятного предположения.
Вариант, куда делось кольцо, всего два.
Оно упало в слив и сейчас находится в колбе сифона.
Или… Его украла Ермолаева.
– На тебе лица нет, Люб, что случилось? – хмурится Саян, видя, что всякое желание у меня улетучилось.
Меня бросает то в жар, то в холод, но я больше не могу дурачиться и делать вид, что всё в порядке. Мне отчаянно, до боли нужно услышать от мужа, что он мне не изменял. Что всё это глупая шутка какой-то больной на всю голову женщины.
– Сегодня ко мне на прием новая пациентка пришла, – выдавливаю из себя, наконец, и не отвожу взгляда от мужа.
Он хмурится, глядя на меня в ожидании продолжения, и я, задержав на секунду дыхание, выпаливаю как на душу, надеясь, что муж рассмеется.
– Она на шестом месяце беременности и утверждает, что это твой ребенок.
Вот и всё. Сказала.
Внимательно слежу за неизменившимся лицом Саяна, и чувствую, как мое сердце ускоряется, отчего кровь в венах буквально вскипает от тревоги.
– Как ее зовут?
– Елизавета Ермолаева… твоя бывшая… ассистентка…
Я говорю всё тише и тише. Но продолжаю смотреть на Саяна и вижу, как на долю секунды мышцы его лица напрягаются, в глазах сверкает что-то сродни печали или досады, и мне хватает этого времени, чтобы осознать кое-что.
Саян не станет смеяться.
Большим пальцем поглаживаю безымянный, который ощущается сиротливо обнаженным без обручального кольца, и подаюсь вперед, жадно вглядываясь в мужа через экран телефона.
– Это твой ребенок, Грачёв? Твоя бывшая ассистентка рожать от тебя собралась?