1.2
— Он про тебя забыл?
С тоской смотрю на нее, протягиваю ладонь к пушистым кудрям, выбивающимся из-под милого капюшона цвета спелого персика с розовым бочком. Пальцами перебираю темно-каштановые локоны, шелковистые, приятные наощупь, бережно поправляю ворот курточки, застегиваю верхние пуговки, чтобы малышке шею не надуло холодным ветром.
Не девочка, а куколка. Сродни тем, в которые играли мои сверстницы в детстве. Я же наблюдала со стороны, потому что не любила «дочки-матери». Мне ближе было гонять с мальчишками по двору. Кажется, я мало изменилась с тех пор…
— Не совсем, — она косится на мою руку с опаской, будто не привыкла к женской ласке, но хотя бы больше не шарахается. — У меня последний урок отменили, а он не знает.
— Подождала бы в школе, — оглядываюсь на здание, окутанное туманной дымкой, и хмурюсь. — Почему тебя вообще отпустили одну? Разве педагоги не должны присматривать за детьми? Какой класс?
— Первый, — покусывая губы, она комично морщится. — Не хочу я в школе оставаться! Там учительница крикливая, а еще мальчик один все время меня задирает.
— Нравишься ему, наверное, — хихикаю, двигаясь к ней ближе.
Не сбегает и не отталкивает, только косится на меня, играя бровями.
— Пф-ф, — резко выдыхает, делая вертолетик губами. – Он меня бесит, — простодушно выдает. — Я за одноклассницей и ее мамой выскользнула. Классная в это время как раз орала на кого-то, как обычно, поэтому меня не заметила. Я хотела погулять, а потом дождь начался. Вот я и спряталась на остановке.
— Точно урок отменили? – грожу ей пальцем, неожиданно для самой себя войдя в роль мамочки. — Или прогуливаешь?
Часто моргаю, недоуменно глядя на свой вздернутый указательный палец. Убираю его, сжимаю ладонь в кулак. Откуда во мне это? Я никогда раньше ни о муже, ни о детях не задумывалась. Мне кажется, я вообще не создана для семьи – слишком ветреная и свободолюбивая. У меня работа, мечты, цели. Я за границу хочу на курсы сомелье. А бродить по дому круглыми сутками, заточенная в четырех стенах, и судорожно подбирать пары грязным мужским носкам – нет уж, увольте!
— Точно! – фыркает Маруська, а взгляд прячет. Делаю вид, что поверила ей.
— Не делай больше так, — бурчу себе под нос, хотя меня ее воспитание не касается. — Телефон есть? Папе звонила?
— Не отвечает, — понуро опускает плечи. — Занят, наверное. Он всегда работает.
— Ох-х, что за человек, — закатываю глаза от возмущения: уж для родной дочки мог бы выделить минутку. — А маме?
— Мама на небесах, — запрокидывает голову к прозрачной крыше и открывает милое личико пасмурному небу. Капюшон слетает, а волосы рассыпаются по плечам. — Туда не дозвониться.
Застываю, будто меня молнией ударило и парализовало. В груди дергает, болит и все рвется в лохмотья. Машинально поднимаю взгляд. Тихо признаюсь:
— Понимаю. Мой папа тоже там.
Конец фразы тонет в раскате грома, вслед за которым раздается испуганный вскрик Маруськи. Она зажмуривается, натягивает капюшон на лоб и затыкает уши ладонями, а я импульсивно обнимаю ее. Прижимаю к груди, успокаивающе поглаживаю по спине, и она впивается пальчиками в молнию моей куртки. Не знаю, какая неведомая сила мной руководит, но я вдруг целую дрожащую девчонку в макушку.
— Саша, давай ты будешь нам вместо мамы? – неожиданно выпаливает она, утыкаясь носиком мне в шею. – Ну-у, пожа-алуйста!
Мне даже ответить нечего от шока. Малышка явно обратилась не по адресу. Я ломаю, теряю и порчу любую вещь, за которой меня просят присмотреть. В прошлом месяце у меня вообще чемодан увели, пока я мать в аэропорту ждала. Из-под носа! Да у меня даже домашних питомцев нет! Однажды был кот, которого я забывала покормить, и он в итоге сбежал к соседям в поисках лучшей жизни.
Я невероятно безответственная – мне нельзя ребенка доверять.
— Не могу, — лепечу несмело, а мелкая лишь сильнее льнет ко мне.
Слышу шорох шин, визг тормозов и глухой удар. Машина паркуется прямо на остановке, но я даже не могу оглянуться, заключенная в объятиях девочки.
— Маруська, я тебя обыскался! – в спину летит взволнованный строгий голос.
Быстрые, тяжелые шаги приближаются. Прямо по лужам шлепают огромные, судя по плеску воды, подошвы. Танк, а не человек!
— Эй, пацан, от дочки моей свали, — грозный рык раздается надо мной вместе с очередным раскатом грома.
Не успеваю обернуться или хотя бы сказать что-то в свое оправдание, как меня грубо хватают за шкирку, как нашкодившего котенка, и поднимают со скамейки.
Вот так и делай добро людям…