Глава 3
Кидаю на Еву суровый взгляд. Разошлась, блять. Хватаю за запястье и рывком притягиваю к себе:
– Не надо, Ева, – шиплю ей в лицо, чтобы ее подруги не слышали. – Это не поможет.
Она пытается вырвать руку, но я крепко держу. Смотрю на нее предупреждающе. Не хватало, чтобы она закатила тут концерт. Беру за талию и еще ближе притягиваю к себе.
– Ты сейчас успокоишься и пойдешь со мной вниз. Будешь улыбаться гостям и позировать фотографам, – даю понять, что это не обсуждается.
Смотрит на меня своими злобными глазками. Думает, это ей поможет? Ха, тебе уже никто не поможет.
Глупая бедная овечка. Сама попалась. Теперь у меня есть все, чтобы стереть с лица Земли ее проклятого отца с его прогнившей насквозь корпорацией.
– Ненавижу тебя! – шипит с отвращением. Лицо бледное, в голубых глазах ледяное презрение.
– Да мне похуй, – спокойно улыбаюсь ей в лицо. – Теперь ты полностью моя. Будешь делать, что я скажу!
Снова пытается вырвать руку. Дергается так яростно. Хоть бы не сломать ей запястье, блин. Отпускаю.
Ее подружки уже сверлят нас непонимающими взглядами. Бляяя.
– У тебя пять минут привести себя в порядок, – кидаю Еве и выхожу из комнаты.
Спускаюсь по лестнице, за спиной со всей дури захлопывается дверь. Так сильно, что звенят окна. Блять, сама злится, и меня бесит, сучка. Злой, как черт, спускаюсь по мраморной лестнице.
Вкусы у Кауфмана стандартные для его поколения. Не дом, а Эрмитаж. Хуйнул побольше золота и барокко. Не удивлюсь, если у этого старого пердуна герб фамильный уже имеется.
Прохожу в зал. И тут же братец Евы, пытается перегородить мне дорогу:
– На пару слов, – кивает в сторону какой-то подсобки.
Блять, ну что еще?! Ебаный цирк!
Иду за ним. Знаю, что сейчас начнет ебать мозг про то, что, если хоть один волосок упадет с головы его сестренки, то бла-бла-бла…
Подсобка оказывается гостевой ванной. Вхожу. Фил закрывает дверь и тут же подлетает:
– Если ты хоть пальцем ее тронешь… – пищит мне в лицо.
Как предсказуемо. Еб твою мать, завали уже!
Хватаю его за грудки, с силой прижимаю спиной к стенке, что у него аж вышибает воздух из легких:
– Трону, блять, – рычу в ответ. – Она, сука, моя жена. Я ее сегодня еще как трону.
Лицо Фила покрывается красными пятнами. Кулаком со всей дури ударяет меня в печень. Стискиваю челюсти. Сучий потрах!
Локтем прижимаю горло к стенке. Его лицо становится багровым. Наклоняюсь и громко говорю в самое ухо:
– Обещаю, что буду сегодня трахать твою сестренку так, что завтра она ходить не сможет. Если ты, гандон, еще раз пасть свою откроешь, закатаю тебя в цемент на заднем дворе твоего папаши, понял меня?
Резко отпускаю. Фил хватается за горло и пытается сделать вдох.
Такой же безрассудный, как и его сестрица. Будет весело начистить ему ебальник прямо на свадебной вечеринке.
Но веселья и без него хватает. Открываю защелку и выхожу из ванной.
– Ты за все ответишь, – сипит мне жалостливо вслед.
Это твой папаша за все ответит. Скоро. Очень скоро.
Организаторы зазывают всех в сад, там накрыт праздничный банкет. Щуплый пацан, помощник тамады, подбегает ко мне:
– А где невеста? Мы вас уже ждем, – говорит запыхавшись.
– Будет через пять минут, – рявкаю, он предпочитет свалить в туман.
Блять, если эта девчонка сейчас не спустится…
Хрупкая фигурка в белом платье появляется на лестнице.
Не смотрит на меня. Лицо насупленное, бледное. Приподнимает подол платья, начинает спускаться по лестнице.
За ней следуют ее подружки. Кидают в меня обеспокоенные косарики.
Ева с гордым видом пересекает зал и собирается, видимо, пройти мимо меня. Моментально выбешивает.
Я сдерживаюсь. Подхожу к ней. Вместе идем к выходу в сад. Кидаю на нее взгляд искоса. Выражение такое, словно на собственных похоронах. Злобное скорбное приведение.
– Если улыбнешься, куплю тебе шоколадку, – буркаю ей на ухо, то ли побесить, то ли хоть немного разрядить обстановку.
– Пошел ты! – рявкает в ответ.
Если эта девка меня еще раз пошлет, вытрахую сегодгня всю дурь из нее, честное слово! Сжимаю кулаки.
Мы выходим в сад под аплодисменты гостей. Ведущий начинает свою задорную тираду:
– А вот и наши виновники торжества! Посмотрите, какая очаровательная пара!…
О, да, очаровательная – это про нас. Занимаем свои места.
Весь вечер Ева сидит молча и ничего не ест. Когда доходит очередь до тоста ее отца, замечаю, как она сжимает свои маленькие ручки в кулаки.
– Сегодня я самый счастливый отец, моя принцесса выходит замуж! – говорит Кауфман-старший с чувством, под трогательные вздохи гостей.
Настолько притворно, что даже я сейчас блевану. Он продолжает:
– Доченька, ты такая красивая у нас, вся светишься изнутри. Я спокоен, ты выбрала в мужья достойного человека. Но, всё же, супругу наказ: береги мою дочь так, как мы берегли, и не забывай баловать…
Да уж, папаша, блять. Не тебе меня учить. Сам-то сберег, подонок? Продал дочурку за тридцать сребреников.
Поднимаю бокал и посылаю ему жуткую улыбку. На какую только способен. И пизденышу-Филу заодно, бедный малыш становится красным от злости.
Ева сидит, как статуя. Сверлит взглядом отца. Легонько толкаю ее в бок.
– Отомри, – говорю ей. – Бокал возьми.
Послушно берет бокал, поднимает, глядя на отца и делает маленький глоток.
Мы успешно пропускаем танец жениха и невесты. Не произносим ни одного тоста. “Горько” нам тоже не кричат. Тамаде ясно дали понять, что нас лучше не трогать.
Кауфман нанял кордебалет – разодетых девиц с перьями на башке, стендап комика и даже, мать его, фокусника. Все, чтобы отвести взгляды от неприглядной правды. Которая ясно написана на лице его собственной дочери.
После очень быстрой фотосессии официальная часть заканчивается. Надо поскорее отсюда сваливать. Белый Роллс-Ройс уже ждет нас у выхода.
- Все, — рычу Еве. — Валим. Повезу тебя в «долго и счастливо».