* * *
– Ну, па‑а‑ап! – в голосе Эдика причудливо перемешались нотки раздражения, возмущения и мольбы.
Настя Кленина, собиравшая вещи в поездку, поймала взгляд мужа и с трудом сдержала улыбку. Этот детский аргумент в сочетании с насупленным видом катастрофически диссонировал с исходным тезисом их сына о том, что он уже достаточно взрослый и имеет право ночевать в выходные на даче в одной комнате со своей девушкой, которую он пригласил поехать с ними, и спать с ней в одной постели.
– Нет, – спокойно повторил Кирилл Кленин, как и полчаса назад, когда Эдик пришел к нему с этим разговором в первый раз. – Хватит и того, что ты пригласил свою девушку, не посоветовавшись ни со мной, ни с мамой.
– А что такого? В доме полно места, и если уж я вынужден торчать там с вами все выходные, то у меня должна быть хотя бы приятная компания.
На протяжении всего однообразного спора восемнадцатилетний субтильный Эдуард подпирал спиной стенку, засунув руки в карманы джинсов и, надувшись, сверлил отца взглядом обиженного пятилетки. Кирилл занимался своими делами, помогая Насте, которая сочетала сбор вещей с уборкой в комнате. Она никогда не умела делать только одно дело, предпочитая заниматься сразу несколькими параллельно.
– Ну, почему? – в который раз капризно вопросил Эдик, хотя Кирилл уже привел все свои доводы. Дважды. Было похоже, что сын пытается взять отца измором в надежде, что тому рано или поздно надоест спорить и он разрешит Алисе, его последней пассии, поселиться с ним в одной спальне.
Однако хотя Кирилл и производил на всех впечатление очень мягкого и неконфликтного человека, переубедить его в чем‑то удавалось далеко не каждому. В некоторых же вопросах спорить с ним было и вовсе бесполезно. Он редко повышал голос и никогда не превращал спор в базарную ругань, но, исчерпав все доступные ему аргументы, начинал невозмутимо перечислять их сначала. Так могло продолжаться до бесконечности, поэтому обычно первым ломался оппонент.
– Я не вижу ни одной причины, по которой она должна ночевать с тобой, – ответил Кирилл чуть громче, чем в первые два раза, когда он произносил эту фразу, но исключительно потому, что находился в настоящий момент в ванной комнате. – Насть, у меня закончился гель для бритья, – добавил он, чем вызвал недовольное фырканье сына. Тому не нравилось, что его исключительно важную проблему обсуждают тем же тоном, что и отсутствие геля для бритья.
– Можем заехать по дороге на дачу в магазин, – отозвалась Настя.
– Нет, мы и так едем позже, чем следовало бы, – Кирилл вернулся в комнату и задумчиво посмотрел на шкафы. – К назначенному времени никак не успеем, остальным придется нас ждать. Если еще и в магазин поедем, вообще доберемся только к ночи. Неудобно.
– Если хочешь, могу пока поделиться с тобой своей пеной, – предложила Настя, игнорируя страдальческое выражение лица Эдика. – Уверена, она ничем не отличается от мужской пены для бритья.
– Мама! – возмутился Эдик.
– Лучше я электрической бритвой пока попользуюсь. Не помнишь, где она? И есть ли у нас где‑нибудь запасные батарейки? Подозреваю, что те, которые в ней, давно сели.
– Насчет батареек не уверена, но, кажется, у нее был провод для розетки.
– И где же он был?
– Скорее всего, там же, где и сама бритва. Посмотри в нижнем ящике комода.
– Эй, родители! – прикрикнул Эдик. – Я вообще‑то еще здесь.
– Кстати, а почему ты еще здесь? – невозмутимо поинтересовался Кирилл, выглядывая из ванной. – Мы разве не все обсудили? И кто за тебя, взрослого и самостоятельного, будет собирать вещи? Мама?
– Я уже собрался! И нет, мы не все обсудили, – с поистине ослиным упрямством возразил Эдик. Хотя внешне он совсем не походил на отца, но какие‑то черты характера – как минимум, упрямство – от него унаследовал.
– Хорошо, – Кирилл скрестил руки на груди и прислонился плечом к дверному косяку. – Так почему вы должны ночевать в одной комнате? Она тебе не жена.
– Она мне моя девушка!
– Вы встречаетесь всего два месяца.
– Мы встречаемся целых два месяца! – Эдик презрительно скривился. – Ты с какой планеты, пап? Или из какого века? Я, между прочим, уже взрослый. Совершеннолетний. Могу тебя вообще не спрашивать.
– Но ты спрашиваешь, – резонно заметил Кирилл. – И пока ты находишься в моем доме, ты будешь вести себя по моим правилам. В остальное время поступай так, как тебе совесть велит.
– Совесть, – передразнил Эдик. – Ты еще скажи, что мы вообще до свадьбы спать друг с другом не должны.
– В идеале было бы неплохо, – Кирилл усмехнулся. – Но я, конечно, понимаю, что мир не идеален.
– Да уж не сомневаюсь, – ядовито прокомментировал Эдик. – Не зря же вы с мамой поженились в июле, а я родился в ноябре.
Фотография в рамке, стоявшая на стеллаже, с громким стуком свалилась на пол, раздался звук бьющегося стекла. Настя, как раз протиравшая пыль, даже не сразу поняла, что это она смахнула рамку неосторожным движением. Эдик удивленно посмотрел в ее сторону, но Кирилл успел первым: он заметил испуганное выражение в глазах жены и поспешил встать между ней и сыном, чтобы тот не увидел ее лица.
– Не поранилась? – участливо спросил он, хотя Настя даже не сделала попытки прикоснуться к осколкам.
Вопрос Кирилла вывел ее из ступора. Она присела на корточки и начала суетливо собирать осколки.
– Нет, все в порядке, – пробормотала она в ответ. – Просто в облаках надо меньше летать.
– Ну почему же, – Кирилл тепло улыбнулся и незаметно погладил по руке. – Иногда можно и полетать. Новую рамку купить несложно.
Настя ничего не успела ответить: раздался звонок в дверь, сообщая о том, что приехала девушка Алиса, из‑за которой Эдик ныл уже добрых полчаса. Это означало, что действительно пора поторопиться с вещами. А заодно и то, что концерт Эдика окончен, поскольку при своей пассии он ныть и канючить точно не станет. Вместо этого он пошел открывать дверь и изображать из себя мачо.
– Оставь, я все уберу, – заверил жену Кирилл. – Лучше найди мою бритву и заканчивай с вещами, хорошо?
Настя кивнула, благодарно чмокнул мужа в щеку и пошла рыться в комоде.