6. Глава 3
– Чай не горячий, – фыркает мать Инжу, Салима Ильдаровна.
Полноватая, в длинном платье, закрывающем кисти рук и икры, она поправляет платок одной рукой, когда он съезжает набок, второй протягивает мне пиалу с недопитым чаем с таким недовольным видом, словно я ей туда плюнула.
Раньше она хорошо относилась ко мне, никогда не третировала и даже одобряла нашу дружбу с Инжу в школе, так как мои родители были уважаемыми и состоятельными людьми в нашем городе.
Сейчас же передо мной сидит стервозная мать моей соперницы, которая всем видом показывает, что я никчемная и нерадивая невестка. Даже не стесняется сделать мне следом еще одно замечание вслух, когда я, сжав зубы, забираю у нее из рук чашку.
– Нерасторопная первая жена у Саида, Гюзель, – цокает она и кривит губы. – Вот моя Инжу – послушная дочь, которая всё по дому делать умеет. Станет тебе отличной помощницей и любимой невесткой, Гюзель.
Она уж слишком сильно старается угодить новой сватье, постоянно называет ее по имени, будто смакует его. Я не удивлена, так как семья Хасановых хоть и ворочает большими деньгами, но уважением в городе не пользуется.
х старший сын, поговаривают, взял силой дочь высокопоставленного чиновника из Москвы, и сел в тюрьму, так что долгое время они вообще были не рукопожатными. И то, что происходит сегодня, никак не укладывается в моей голове.
Видимо, Гюзель Фатиховна так сильно ненавидит меня, что готова даже сесть за один стол с теми, кого раньше называла не иначе, как вторым сортом. И мать Инжу сразу чувствует болевую точку и давит на нее, пытаясь втереться к моей свекрови в доверие.
– И не говори, Салима, – фыркает Гюзель Фатиховна и режет меня темным взглядом. – Мало того, что девку родила, так теперь бесплодной стала. Еще неизвестно, от чего. Вон, у Дамировых старшая дочка гуляла по молодости, семью порочила, а теперь ей тридцать, никак забеременеть не может.
Я стоически терплю эти скрытые за, казалось бы, простыми разговорами оскорбления, но ни у кого нет сомнений в том, что это намек на то, что я не смогла родить Саиду сына, потому что ему неверна. Он был моим первым и единственным мужчиной, но я молчу, гашу в себе гнев и ярость, напоминаю, что делаю это для дочери, которая заперта наверху.
Свекровь устроила настоящую истерику с картинным обмороком и больным сердцем, да так натурально отыграла роль безутешной оскорбленной женщины, что на ее плач сбежались все сыновья и муж.
Гюзель Фатиховна редко использовала козырь здоровья и своего самочувствия, поэтому никто и не заподозрил, что она лжет и притворяется. Кроме меня и Оли, которая видит ее насквозь.
Вот только Саиду этого не объяснишь, да и слушать он мне не стал. Запер Амину с детьми и Асией в детской и запретил мне приближаться к комнате, пока я не успокою его мать. Та как-то умело убедила всех, что ей горько, что у нас такая не дружная семья, а я отказываюсь помогать ей с гостями.
Уж не знаю, как, но Саид, до этого считавший, что мне этом празднике жизни не место, кивнул и схватил меня грубо за локоть и практически спустил с лестницы вниз, в сторону кухни.
– Пока мать не будет довольна, домой не пойдешь! – рявкнул он, кивая на стол.
– Как же Амина? – простонала я тихо, не в силах говорить громче.
Меня буквально колотило от осознания того, что я стала заложницей в этом доме и буквально служанкой на побегушках у свекрови. Будь я порешительнее, как Оле, дала бы всем им жесткий отпор, не побоялась бы скандала и криков, устроила бы разнос семье и Саиду при гостях. Но я, чувствуя отвращение к себе и своей слабости, опустила взгляд, пряча от мужа свои слезы, и медленно кивнула.
В другой ситуации я бы сумела подобрать ключик к сердцу Саида, ведь раньше мне казалось, что я его знаю, но сейчас даже не стала и пытаться. Не только потому, что считала свои попытки бесполезными. У меня язык не повернулся бы сказать ему хоть что-то приятное.
Он потерял право на мою ласку и любовь час назад, когда растоптал мои чувства, а своим ультиматумом и вовсе смешал мою гордость с грязью.
Но больше всего в тот момент я ненавидела себя. За то, что позволила унижать себя и свою дочь. Вот только что я могла против толпы агрессивно настроенного против меня народа? И некому мне помочь. Ни одного родного лица рядом, кто мог бы заступиться за меня, мое достоинство и мою честь.
Будь здесь кто-то из братьев, всё было бы по-другому, но отец запретил им приходить ко мне, наказывая за то, что посмела пойти против его воли. Ослушалась отцовского запрета, который должен был быть для меня нерушимым, словно каменные своды.
– Ты права, Гюзель, гены играют не последнюю роль, – цокает вдруг едва ли не над ухом громко мать Инжу. – Как говорится, от осинки не родятся апельсинки. Ох и крикливая у твоей невестки дочка. У меня аж уши заложило. Мы такого своим детям и внукам не позволяем. Они у нас все воспитанные.
– И не говори. Думаю отдать девчонку в какой-нибудь коррекционный центр, чтобы ее там научили уму-разуму. А потом и в школу-интернат подальше от дома. Когда родится наш внучек, не хочу, чтобы она представляла для него угрозу.
Свекровь цокает, а я снова с силой сжимаю зубы. Благо, кроме Салимы и Гюзель почти никто не трогает меня и не задевает. Родственницы Инжу как-то притихли, словно им неловко от моего унижения, не знают, куда себя девать от стыда за свою семью, а вот мужчины семьи Каримовых отводят взгляды и делают вид, что меня тут нет. Им самим неудобно, что их жена и мать оскорбляет члена семьи при посторонних, но и как-то пресечь они этот беспредел не решаются.
В этот момент я слышу, как кто-то грузно спускается со второго этажа. Уже по шагам узнаю Саида и беременную, еле как передвигающуюся Инжу. От госпитализации, когда приехала скорая, она отказалась, и что-то мне подсказывает, что ничего у нее не болело. Наверняка она разыграла ту сцену специально, чтобы привлечь к себе внимание и вызвать жалость. Показать мне, что мое мнение больше здесь никого не волнует.
Пока все смотрят на них, с тревогой посматривая на Инжу, которая охает и делает вид, что ей плохо, я незаметно наливаю в чай Салиме и свекрови остатки чая с чужих чашек. Добавляю кипятка и с усмешкой передаю им их пиалушки. Пусть наслаждаются чаем невестки этого дома.