Влюбишься! Жена на девять месяцев (Вероника Лесневская)



Пролог

— Согласны ли вы, невеста…

— Нет, — перебиваю патетичную речь ведущей, и рука с невероятно тяжелым, вычурным свадебным букетом повисает вдоль тела.

В стеклянном иглу ресторана воцаряется гробовая тишина. Слышно, как снежинки падают на прозрачный купол. Как рвется мое дыхание. Как удивленно кашляет отец в толпе высокопоставленных гостей. И как от злости скрипят зубы Глеба – моего жениха.

— Что ты сказала, Тая? – забыв снять с лица неестественную улыбку, цедит он.

— Нет, — повторяю тихо, но твердо. Опустив взгляд в кристально чистый, сияющий пол, я усмехаюсь своему отражению в плитке и продолжаю шепотом: – Ты мне изменяешь. Регулярно.

— И что? Это же было до свадьбы, — невозмутимо отмахивается он, берет меня за руку, чтобы не сбежала, и громко приказывает опешившей регистраторше: — Продолжайте! Невеста перенервничала, все в порядке. Не отвлекайтесь.

Не успеваю открыть рот, чтобы возмутиться, как она бойко тараторит:

— Согласны ли вы, жених…

— Да-да, — без энтузиазма повторяет Глеб.

Мимо нашего иглу с ревом пролетает снегоход, на секунды заглушая бешеный речитатив ведущей. Она старается выслужиться сразу перед двумя богатыми семьями, которые сегодня решили объединить капиталы и закрепить сделку самой прочной, по их мнению, печатью – союзом своих детей. Прошлый век? Нет, меркантильная необходимость и желание перестраховаться.

Расслабляю ладонь, которая вспотела в липкой хватке Глеба, и прекращаю вырываться. Нет смысла. Я борюсь с ветряными мельницами.

Брачный договор заключен и проверен юристами вдоль и поперек, свидетельство тоже готовили заранее, как и штампы в паспортах. Мы с Глебом должны быть расписаны еще вчера. Все, что происходит сейчас под свадебной аркой с фамилией «Макеевы» — не более чем торжественная часть. Другими словами, фарс для гостей.

Мой отказ ничего не решает. Ведущая игнорирует его, уткнувшись в папку, и, как робот — голосовой помощник, пафосно зачитывает готовый текст.


— Семье присваивается фамилия… Салтыковы, — радостно объявляет она, а наши лица синхронно вытягиваются в удивлении. По залу разносятся недоуменные шепотки и нервный смех. — Поздравляю!

С приклеенной улыбкой регистратор вручает нам свидетельство о браке, словно хочет скорее сбросить с себя непосильную ношу, и смачно захлопывает папку, с трудом подавив вздох облегчения.

Музыка становится громче, объявляют первый танец жениха и невесты, но Глеб впивается хмурым взглядом в текст на бланке.

— Не понял. Это не моя фамилия, — сообщает очевидное и яростно косится на меня. – Когда ты успела выскочить замуж за владельца этой базы?

— Что? Я? – прижимаю букет к груди, оскорбленная его обвинением. – Да я его в глаза не видела! Салтыков так ни разу и не появился на работе. Понятия не имею, как он выглядит и почему…

Глеб оглядывается в поисках группы поддержки в виде своей обожаемой маменьки. Я невозмутимо стою на месте, лениво обрывая лепестки белых розочек.

— Объявляю вас мужем и женой, — спохватившись, добавляет ведущая, пытаясь перекричать звуки свадебного вальса. — Поздравьте друг друга поцелуем!

— Стоп! – гремит со стороны дверей. – Слюни прочь от моей жены! У нас рокировка, — долетает насмешливо, и я мгновенно узнаю этот тон.

Сердце совершает кульбит в груди под тугим корсетом – и замирает.

Он что здесь забыл?

Осторожно оборачиваюсь.

Взгляды всех собравшихся направлены на алую дорожку между рядами. Совсем недавно мы шли по ней с Глебом к алтарю, а сейчас по нашим следам вразвалку шагает бугай в лыжном костюме, пачкает пол талым снегом и беспощадно топчет ботинками нежные лепестки роз. Половина лица прикрыта тугим шарфом, светлые волосы взъерошены и усыпаны мокрыми снежинками, хитрые, прищуренные голубые глаза устремлены на меня.

Он победно улыбается – вижу это по дьявольским огонькам на дне его зрачков – и подходит ближе, пользуясь всеобщим замешательством.

Шаг. Еще один.

Становится вплотную ко мне. В нос проникают запахи еловых шишек, острого перца и машинного масла. Будоражат неуместные воспоминания, которые я лихорадочно отгоняю от себя.

Как его вообще охрана пропустила?

— Что ты… — шиплю на него, в то время как расстояние между нашими лицами стремительно сокращается.

Усмехнувшись, он спускает с лица шарф, грубо притягивает меня за талию и врезается в мои губы поцелуем. Как завоеватель.

— Горько? – неуверенно лепечет ведущая, окончательно потеряв нить событий. – Горько!

Гости со стороны жениха оскорбленно ахают и ругаются, а наши – шокировано молчат.

Грядет большой скандал, но я ни о чем не могу думать, кроме мужских горячих губ, терзающих меня у всех на виду. Жадно, неистово, на пороге пошлости.

Сгораю то ли от стыда, то ли от животного напора. Прикрываю глаза, чтобы его не видеть, и не замечаю, в какой момент сдаюсь и сама ему отвечаю. Поцелуй становится глубже, стирая грани всех норм и приличий. Я задыхаюсь, а он пьет меня вместо кислорода.

— Салтыков, мать твою! Это как понимать? – грозно ревет мой отец.

Широко распахиваю глаза, мычу в пожирающий меня рот и упираюсь ладонями в напряженные плечи.

Салтыков? Хозяин курорта?

Здесь явно какая-то ошибка!

Этот мужлан — обычный разнорабочий лыжной базы, с которым мы случайно провели ночь в одном домике. Нас ничего не связывает, кроме жгучего чувства стыда. Он не может оказаться тем самым боссом, который должен был присмотреть за мной по папиной просьбе и помочь на работе, но даже не соизволил со мной познакомиться.

Или все-таки…

— Салтыков, отойди от моей дочери!

Ох, нет…

Я кусаю его за губу – и он нагло отвечает мне тем же. С неприличным причмокиванием отрывается от меня, перекладывает руку на мою талию, по-хозяйски прижимая к себе, и лениво окидывает равнодушным взглядом толпу гостей.

— Влас Эдуардович, — поворачивается к моему отцу, а на дне его зрачков пляшут черти. — Па-апа! – тянет с широкой улыбкой.

— Ты озверел, Яр? – рычит тот, ослабляя тугой галстук на мощной шее. Напрягается весь, злится. – Ты понимаешь, что после такого финта я разорву все контракты с вашей семьей! Инвестиции в базу будут прекращены. Да я вас по миру пущу!

— Я оценил риски, — без тени страха роняет Салтыков. – Жаль, конечно, наш проект, но… невеста беременна, так что я, как честный человек, обязан на ней жениться. Что я, собственно, и сделал. Папа, — специально повторяет, выводя его из равновесия.

— Ты шутишь? – шиплю на лжеца. – Я не беременна.

Вместо ответа – хитрая ухмылка, будто Яр знает больше, чем я.

— Что-о? – взрывается отец. — Таисия, поясни!

— Пап, он шутит! – твердо чеканю.

— Нет, я серьезно. Поздравляю, Влас Эдуардович, вы скоро станете дедом, — ввергает его в шок. Заодно и меня тоже. – А сейчас, прошу прощения, у нас первая брачная ночь, которая, правда, уже не первая, и медовый месяц. Ариведерчи, дамы и господа.

Осмотревшись, он выхватывает у растерявшегося Глеба документы. Быстро пробежав глазами свидетельство о браке, удовлетворенно хмыкает и прячет его во внутренний карман лыжной куртки. Берет меня за руку, сплетая наши пальцы в замок, ведет по дорожке к выходу. У нас словно свадебный марш в обратной перемотке.

— Что ты несешь, Яр?

Я дергаю рукой, пытаюсь высвободиться, но тщетно. Я в капкане. Путаюсь в длинной юбке свадебного платья, спотыкаюсь и чуть не падаю, врезавшись в широкую спину Яра.

— Хм, пожалуй, тебя…

Резко развернувшись, он наклоняется и одним рывком закидывает меня себе на плечо. Ускоряет шаг, игнорируя ругательства отца и возгласы гостей.

Охрана преграждает нам путь, теряется и не знает, как поступить, оказавшись между двух огней. С одной стороны – хозяин курорта, а с другой – его инвестор.

— Отбой, парни, дела семейные, — спокойно бросает Салтыков, будто и правда ничего сверхъестественного не происходит.

Подумаешь, невесту похищают! Дань традициям…

Секьюрити расступаются, и Салтыков беспрепятственно выносит меня из зала. Забаррикадировав за нами дверь, наконец-то опускает меня на ноги. Толкает к гардеробной. Достает из спортивной сумки такой же костюм, как у него, только меньшего размера, бросает мне.

— Одевайся!

— И не подумаю, — фыркаю строптиво. — Зачем ты солгал всем, Яр? Ты опозорил меня перед семьей!

— Ты беременна, Тая. От меня, — негромко произносит он ледяным тоном. Мороз пробегает по коже. — Так вышло, смирись.

— Почему тогда я об этом не знаю? – нервно смеюсь, но спотыкаюсь о его непроницаемый взгляд. — Тебе не кажется, что такую новость обычно девушка сообщает парню, а не наоборот?

— Я не виноват, что ты невнимательная и… забывчивая.

Одна ночь. Провал в памяти. Томное, туманное утро.

«Ничего не было»…

— Ты с ума сошел, — лепечу сипло, в то время как Яр сажает меня на пуфик, чтобы силком натянуть мне на ноги теплые, дутые штаны. — Мне вообще нельзя рожать! Я больна…

— Вылечим, — он становится на одно колено, задирает мое платье и обхватывает тонкую лодыжку горячими ладонями, обжигая кожу сквозь тонкий капрон белых чулок. Бесцеремонно скользит вверх к бедру. – Хм, симпатично, — хмыкает, оттянув пальцем подвязку.

— Ты обещал меня не трогать! А наутро заверил, что между нами ничего не было, — продолжаю сокрушаться, а он бесстыдно лапает меня, перед тем как одеть. – Почему ты не сказал?

— Ты так страдала из-за того, что целовалась с дворником… Я решил не уточнять, что ты еще и ночь со мной провела, — выплевывает с сарказмом, будто я оскорбила его мужское достоинство. – Я тоже не сразу вспомнил, что произошло, а потом надеялся – пронесет. Однако мои «бойцы» решили иначе.

— Какой же ты… — с разочарованным стоном закрываю лицо ладонями. — Невоспитанный грубиян, паяц и абсолютно не в моем вкусе, — убираю руки, что выпалить ему прямо в глаза: — Я никогда не стану твоей женой.

— Ты капризная папина дочка с дрянным характером и без чувства юмора, — парирует он жестко, поднимаясь с пола и нависая скалой надо мной. — Но в нашей семье мужчины детей не бросают, поэтому ты УЖЕ моя законная жена. Как минимум, на девять месяцев.