Глава 5
Меня лихорадит, и я оттягиваю ворот блузки, так как становится тяжело дышать.
Денис после моего вопроса продолжает молчать, но я по напряженному взгляду понимаю, что попала в точку. Напряжение из его взгляда уходит, когда он понимает, что ночь я провела не с другим мужчиной, но при этом он всё равно растерян и не может сходу придумать себе оправдание. Поздно.
– Ты совсем охамел, Царёв. Врешь мне нагло в глаза и не краснеешь, – цежу я сквозь зубы, надеясь, что сумею сдержать слезы.
– Я не вру, Юля. С Липатовой у меня было всего пару раз.
Всё это время я смотрю мужу в глаза, но в этот раз он взгляд не отводит. Видимо, не врет. Но от этого мне становится гораздо хуже.
– Ну-ну! Хочешь сказать, что это были ее резинки?
Вижу, как он борется сам с собой, но не жду очередного вранья.
– Если я сейчас зайду в твой кабинет и пошарюсь по твоим шкафчикам, Царёв, там меня ждет очередной неприятный сюрприз?
Денис хмурится и лихорадочно соображает, что есть в его кабинете, и эта его заминка для меня словно пощечина.
– Пошел вон, Царёв.
– Дай мне всё объяснить, Юля, – цедит Денис и наклоняется, вынуждая меня отстраниться до боли в позвонках.
– А что тут объяснять? Ты, видимо, запамятовал, что мы с тобой не предохраняемся уже как год. С тех пор, как…
Слова застревают у меня в горле, и я мысленно чертыхаюсь, что в гневе не сдержалась и высказала то, о чем следовало молчать.
С тех пор, как решили завести ребенка. Эти слова повисают в воздухе молчанием, и мое сердце стучит о ребра с такой скоростью, что они вот-вот сотрутся.
К счастью, муж рассержен и не понимает причину моей осечки. Не задает наводящих вопросов, которые могут загнать меня в угол и выдать ему тайну, которую я хочу сохранить в секрете.
– Если ты дашь мне второй шанс, у нас еще всё будет, бельчонок, – болезненно шепчет Царёв и вдруг наклоняется еще ниже, хватая мое лицо в ладони и покрывая его поцелуями. Воздушными и невесомыми, словно поцелуй бабочки.
Раньше они вызывали у меня трепет в груди и счастливую улыбку на весь день, а сейчас всё, что они приносят мне – это боль и отвращение.
– Мальчик и девочка, всё, как мы хотели, Юляш, – продолжает он, напирая. – Начнем всё сначала, с чистого листа, будто не было ничего.
Я уворачиваюсь, хватаю руками кисти его рук и безуспешно пытаюсь отцепить его ладони от своих щек, но он продолжает шептать что-то и всё сильнее вдавливать меня в себя. В какой-то момент мне просто перестает хватать воздуха, и я жадно глотаю его ртом, чтобы не задохнуться.
Сама не замечаю, как всхлипываю и глотаю горькие слезы, от которых всё сильнее болит сердце. Руки опускаются вдоль тела, переставая сопротивляться хватке Дениса, и я будто со стороны наблюдаю, как он распаляется, терзая мою шею, лапая бедра и задирая мой врачебный халат.
Я же словно кукла, почти не двигаюсь и равнодушно смотрю сквозь него. А он и не замечает, усаживает меня одним движением на стол, втискивается между бедер и скидывает с себя собственный халат.
Я же чувствую себя настолько опустошенной, что не в силах уже его оттолкнуть. В себя прихожу от звона бляшки его ремня на брюках.
Этот звук мне до боли знаком, воскрешает в памяти те страшные минуты, когда я стояла за дверью его кабинета, пока он вот так же снимал с себя брюки, трусы, а затем позволял своей начальнице скакать на себе.
И этот звон действует на меня отрезвляюще. Моментально приводит в чувство и возвращает в реальность, где я чуть не позволила предателю тронуть себя.
– Не прикасайся ко мне, подлец! – кричу я и изо всех сил толкаю его в грудь.
Денис не ожидает от меня сопротивления и едва не падает на пол, но этих нескольких секунд его заминки мне хватает, чтобы подтянуть трусики, поправить юбку и запахнуть халат.
– Как ты посмел?! – рычу я, отступая к двери, и выставляю ладонь вперед, когда он снова пытается приблизиться ко мне. – Никогда больше не смей меня касаться, ты слышишь? Ты грязный!
– Я принимал душ два часа назад, Юль, – оправдывается Царёв и хмурится, отчего лицо его приобретает угловатые и острые черты.
Я взвинченно смеюсь, а затем прикрываю рот ладонью, чтобы не скатиться в истеричный плач.
– Ты для меня теперь всегда грязный, Царёв. И телом, и душой. Мне противно дышать с тобой одним воздухом, не то что смотреть на тебя. Ты мне противен. Меня от тебя тошнит.
– Ты повторяешься, – замечает он, и я резко качаю головой.
– Надо будет, повторю столько раз, сколько потребуется. И буду делать это до тех пор, пока до тебя не дойдет, что ты для меня умер. Ты мне больше никто, Царёв, так что не смей ко мне подходить.
С каждым моим хлестким оскорбительным словом муж мрачнеет, на лицо набегает тень, и от отчаяния в его взгляде не остается и следа. Вместо него приходит зверь. Злой и рассерженный, каким бывает, когда лапой попадает в чужой капкан.
– Как умер, Юля, так и воскресну, – жестко и бескомпромиссно выплевывает Денис и оскаливается. – Ты моя женщина, ею и останешься. А ночное недоразумение забудешь. Считай, что его не было.
– Было, – упрямо поджав губы, выпаливаю я, а сама в это время упираюсь спиной в дверь и пытаюсь нащупать дверную ручку.
Наши взгляды с Денисом скрещиваются в воздухе, между нами вовсю искрит, но меня это не радует. Никогда не думала, что вступлю в противостояние с собственным мужем.
Когда я наконец тяну ручку двери вниз, планируя задом сразу же выскочить в коридор и сбежать в ординаторскую, куда Царёв не посмеет явиться в таком состоянии и устроить мне при всех скандал, он вдруг прищуривается и задает мне странный вопрос.
– Что ты делала вчера вечером в больнице, Юля? Ты ведь должна была быть дома.