4. 4
Вдыхаю воздух через силу – грудную клетку сдавило грузом тяжёлых эмоций. Мне даже думать об этом человеке больно. А видеть его вживую почти невыносимо. Потому что перенести ненависть, с которой он на меня смотрит, я не в силах.
Глаза предательски щиплет, а руки дрожат. Сжимаю их в кулаки и прячу за спину.
— Ты пришёл за Семёном? – спрашиваю я отстранённо.
На скулах Кима напрягаются желваки. Глаза горят яростью. Он сейчас очень похож на своего младшего сына — так же напряжён.
— Я зря отваливаю этому саду целую кучу денег, раз они не могут найти нормальный персонал, — зло цедит Ким сквозь зубы.
— Уверяю тебя, у меня отличная квалификация, — ровно произношу я.
Звучу неестественно, как робот.
За моей спиной в соседней комнате раздаётся громкий «БАХ», а затем слышится вой Семена.
Чертыхаясь про себя, порываюсь обратно в группу. Но вопящий Семён сам стрелой вылетает из комнаты и с размаха врезается в меня. Утыкается лицом в юбку, и вой переходит в плаксивые всхлипы.
Тянусь к ребёнку. Хочу погладить малыша по голове, но Ким дёргает его на себя, отрывая от моего тела.
— Не трогай моего сына, — гаркает он на меня, а потом обращается к ребёнку: — что случилось, Сёма?
— Мы дрались, — сквозь всхлипы объясняет мальчик, — я лупил Назара, а он меня. А потом я упал лицом в конструктор.
— Понятно, — Ким выдёргивает из ноздри мальчика детальку конструктора. — Очевидно, что ты не в состоянии справиться с присмотром за детьми.
Это он уже мне.
Ким прячет сына за свою спину, будто я угроза, от которой надо защитить ребёнка.
— Такой продажной, двуличной твари, как ты, нельзя доверять детей, — продолжает сыпать оскорблениями мой бывший мужчина.
Чувствую, как лицо пылает от унижения. Ещё чуть-чуть и в глазах появятся слёзы. Прежде я видела от Кима только нежность, и никакой брони для общения с этим человеком у меня нет. Каждое его слово ранит в самое сердце.
Но прошлого уже не вернуть. Самое время вспомнить о реальности и понять, как себя вести.
Стоит ли спорить с Акимом, или попытаться по-быстрому спровадить его с Семёном? А то сейчас к нам придёт заскучавший Назар, и тогда вообще непонятно, что будет.
Поймёт ли Ким, что это его сын? И что сделает, если поймёт? Они похожи, вообще-то. Волосы у моего мальчика такие же тёмные и густые, как у его отца. В чертах их лиц много общего. Только глаза у Назара мои – большие и голубые.
Набираю в грудь воздуха, чтобы сказать уже хоть что-то, когда дверь, ведущая в коридор, приоткрывается, и к нам заглядывает Татьяна Павловна.
— Аким Витальевич, добрый вечер, — директриса расплывается в подобострастной улыбке.
— Недобрый, — хмуро отвечает Ким, — почему вы так халатно относитесь к подбору персонала, работающего с моим сыном?
Улыбка на лице Татьяны Павловны становится кривой, но с лица не сходит.
— Уверяю вас, Яна Владимировна — отличный молодой педагог, — говорит она, — мы тщательно проверяем каждого нашего сотрудника…
— Я не хочу, чтобы эта женщина работала с моим сыном, — перебивает её Ким.
Татьяна Павловна поджимает губы.
— Могу я узнать причины такого нежелания? – вежливо спрашивает она. – В чём суть конфликта? Может, мы сможем прийти…
— Я не люблю повторять дважды, — холодно произносит Ким. – Мне кажется, сумма, которую я каждый квартал перевожу на счёт некоммерческого фонда вашего учреждения, достаточна для того, чтобы вы учитывали моё мнение.
Татьяна Павловна опускает глаза.
— Да, конечно, — смиренно произносит она. – Яна Владимировна, вы уволены. Заберите свою трудовую в отделе кадров и завтра можете не приходить на работу.
Смотрю на Кима с болью. Он так просто готов разрушить мою жизнь. Буквально по щелчку пальцев. Вот каким он стал…
— И запись с камер видеонаблюдения в группе за сегодняшний день пришлите мне на почту, — добавляет Ким равнодушно, — если ваш, так называемый отличный молодой педагог халатно отнеслась к своим обязанностям и вела себя с детьми грубо, то я засажу её в тюрьму для повышения квалификации.