С Карвальо они обменялись, главным образом, научными и метеорологическими наблюдениями о Новой Гвинее – дорога к ближайшему местному аэропорту была настолько размыта, что они застревали несколько раз. А сейчас она открыла в нем для себя человека, страстно увлеченного французской литературой, итальянской живописью и боевыми искусствами. Лукас был сыном израильтянки и уроженца Кабо‑Верде[5] и женился на любви своей молодости. В тридцать пять у него было два мальчишки того же возраста, что и Кайл. Вступив в самую крупную в мире организацию здравоохранения, он смог удовлетворить два своих пристрастия: биологию и политику. Этот непоседа‑оптимист признался ей, что мечтает многое изменить.
Жизнь Дэни Абикера хоть и не была такой насыщенной, как у Карвальо, но все же отличалась удивительными фактами. В пятьдесят два года Дэни пресытился карьерой в рекламном бизнесе, получил в Йоханнесбурге диплом ветеринара и в результате долгих, но успешных административных ходатайств получил от государства разрешение открыть свой центр на территории, являющейся общественным достоянием. Вот уже восемь лет он успешно руководит приютом. Было видно, что Дэни, как и Карвальо, ненасытно любит жизнь.
Как только машина съехала с трассы, Анна вдруг ощутила разницу во времени и вынуждена была начать борьбу со сном. Она открыла окно и подставила лицо ветру. Сухой воздух показался ей нежным после липкой влажности Новой Гвинеи. Там достаточно было часа, чтобы превратиться в тряпку. Это была бесконечная тема для насмешек Сэм. Анна с улыбкой вспомнила студентку, сразу задав себе вопрос, на каком этапе в этот момент находилась упаковка останков, но затем решила отпустить ситуацию. Вероятно, палеонтолог приближалась к мегаповороту своей деятельности, поэтому не время было размышлять о транспортировке ящиков!
Сладко погружаясь в полудрему, Анна увидела искаженное злостью лицо Яна. «Он даже не знает, что я в ЮАР, – подумала она. – Он не в курсе, что я нашла археоптерикса, что моя жизнь вот‑вот может круто измениться. В любом случае ему на это наплевать, и я не осмеливаюсь поговорить с ним!»
Дабы не расплакаться, Анна яростно потерла веки и стала рассматривать пейзаж. С тех пор как они выехали на второстепенную дорогу, она заметила, что число автомобилей рейнджеров или полицейских стало увеличиваться, но, возможно, для этой территории было так положено… У нее совсем не было сил просить у Абикера разъяснений.
Миновав городок Малалане в провинции Мпумаланга, пикап поехал по грунтовке. Мальчик, убаюканный тряской, продолжал крепко спать. Растроганная его непринужденностью, молодая женщина коснулась волос эльфа. Она думала, что у них получилась странная команда: мальчуган со своим дедом‑непоседой, Лукас и Анна, абсолютно сбитая с толку своим безумным расследованием…
– Добро пожаловать в «Вайлдлайф Центр» парка Крюгера!
Вдруг Кайл выпрямился и с еще затуманенным взглядом спросил:
– Приехали?
– Как видишь, старина.
Та явная нежность, которую Дэни испытывал к внуку, вывела Анну из ступора. С обеих сторон дороги тянулась высокая ограда, создавая впечатление, что ты находишься в зоопарке, а не в приюте для животных, которым требуется помощь. Казалось, что они попали в место, где были сконцентрированы многие представители африканской фауны. Страусы, кенгуру, жирафы и носороги соседствовали с гиенами, мангустами, львицей с львятами, антилопами, двумя зебрами, а несколько обезьян лениво лежали на дереве. Через километр дорога стала расширяться, образуя площадку, окруженную несколькими зданиями. «Медпункт и операционные», – указал Дэни. Метров через пятьсот пикап остановился перед заграждением. Кайл вне себя от возбуждения прыгнул на землю:
– Вот он, Четырехбивневый!
– Черт, – вырвалось у Анны.
Палеонтологу хватило одного взгляда, чтобы его идентифицировать. Сквозь пыльное лобовое стекло она смогла разглядеть, как на солнышке нежится гомфотерий!
Эта картина казалась настолько нереальной, что ей хотелось себя ущипнуть. Из‑за двух пар бивней современный пахидерм выглядел гораздо сильнее своего предка. Надорванным от волнения голосом она прошептала:
– Можно к нему подойти ближе?
– Конечно. Кайл, жди нас здесь.
– Дедушка, почему? Ведь это я его нашел, я хочу пойти с вами!
– Потому что я прошу тебя об этом, Кайл. До тех пор, пока мы не узнаем, чем он болеет, ты сохраняешь дистанцию.
– Ну вы же сами туда идете!
– Это не обсуждается, в противном случае ты возвращаешься в приют!
– Ладно…
Мальчик знал границы. Он понял, что напрасно пытается доказать несправедливое к нему отношение, поэтому послушно сел, уткнувшись носом в окно.
– Анна и Лукас, идите вперед. Я прикрою вас в случае необходимости, но глядите в оба: слоны – животные с выбрыками…
Анна хотела было напомнить ему, что на самом деле речь больше не идет о слоне, но предпочла воздержаться, опасаясь, что Дэни изменит свое решение и в мерах предосторожности помешает ей зайти в клетку.
Прежде чем подойти ко входу в клетку, они, следуя указаниям африканера, надели эластомерные перчатки, а Абикер вооружился винтовкой с транквилизаторами. Анна пошла первой, подняла металлический засов и стала продвигаться к гомфотерию. Тот спокойно стоял, хлопая ресницами. На площади двадцати квадратных метров вокруг него полностью исчезла трава, как после работы дробилки, обнажив высохшую землю. И это было совершенно не удивительно, поскольку в свое время этот вид животных рыл землю в поисках пищи. Рыл. Она подумала об этом животном в прошедшем времени, словно этот развалившийся в пыли слоненок не мог в настоящий момент существовать на самом деле.
Остановившись перед слоненком, она присела на колени. Анне необходимо было прикоснуться к животному, чтобы убедиться в его реальности. Она медленно потянулась к нему рукой. В ее голове промелькнула картинка, когда Армстронг впервые ступил на Луну. Ее пальцы преодолели расстояние в дюжину сантиметров, которое приравнивалось к десяти миллионам лет. Безразличный к ее присутствию, гомфотерий оставался спокойным. В отличие от африканских слонов, у него не было бугорка на макушке черепа. Палеонтолог слегка провела рукой по его шероховатой серой шкуре, затем немного усилила нажатие. Она на ощупь смогла почувствовать сердцебиение. Затем ее рука скользнула к сверхкомплектным бивням, задержавшись на мгновение, прежде чем к ним дотронуться. Ведь это движение могло бы дорого ей стоить.
Карвальо присел рядом с ней. Он с видимым восхищением рассматривал сероватый кожный покров. Анна спросила вполголоса:
– Что такое?
– Инфекция, которая привела к преобразованию, сопровождалась серьезными язвами. Проверяю, остались ли от них следы.
– И что?
– Не вижу ни одной язвы.
Абикер, стоявший позади них, тихонько подтвердил:
– Я же вам говорил, что он выздоровел.
– Да, словно инфекция просто исчезла.
– Это вас удивляет?
– Не совсем. Но эта стабилизация – необязательно хорошая новость.
– Единственная вещь, в которой я уверена, – вмешалась Анна, – это то, что Четырехбивневый действительно является гомфотерием.
– Вы в этом полностью убеждены?
Карвальо внезапно посерьезнел, даже скорее помрачнел.
– На все сто, если полагаться на строение тела, но я всего лишь палеонтолог, а не биолог. А что показывают образцы крови? Вы же должны были провести анализы, не так ли?
– Конечно. На данный момент исследования показывают, что его ДНК значительно отличается от ДНК слона, именно поэтому мы обратились к вам.
– Черт побери, Лукас! Вы представляете! Мы с вами рассматриваем доисторическое животное во плоти! – выкрикнула Анна, отчего толстокожий встал на ноги, тотчас заставив их попятиться. Слоненок издал громовой рев и, хлопнув ушами, прогнал облако мошек, а затем отошел от них на несколько метров, чтобы улечься под деревом.
Компания из двух мужчин, женщины и мальчика с восхищением наблюдала за животным из пикапа.
Глава 5
Во время званых ужинов, когда приглашенным становилось известно, что Ян Лебел совершал глубокие погружения на борту сверхмалой подводной лодки, его всегда одаривали потоком одних и тех же вопросов. Как вы себя чувствуете на глубине тысячу метров под водой, заточенным в консервной банке? А если приспичит? Вдруг какая‑то неполадка? Представляю, как вы там до смерти напуганы. Собеседники непременно считали его мизантропом, когда слышали в ответ: «О, знаете, это ненамного страшнее, чем застрять в парижской периферии в час пик», но зато это был удобный способ, чтобы отделаться от докучливых личностей на остаток вечера.
Любящим людям Ян рассказывал о неописуемом головокружении, которое он чувствует перед тем, как погрузиться в коричневую глубину, в тишину, прерываемую сигналом радара, об охватывающем чувстве удушья, которое смешивается с необычным ощущением того, что вы находитесь где‑то далеко, там, где не может выжить ни одно наземное существо. Он пытался описать пустоту морских глубин, а также ошеломляющее чувство, возникающее при наблюдении за такими явлениями, как «черные курильщики» – вертикальные столбы темной, богатой минералами горячей жидкости, произрастающие из океанического дна, которые напоминали ему гигантские сигареты. Иногда Ян с иронией замечал, что по виду они не слишком отличались от гадости, которую курильщики отправляли себе в легкие.
Прошло уже два месяца с тех пор, как Ян нырял в Тихом океане в районе подводного вулкана Куласи вместе с коллегой Люси. Погружения стали казаться ему длинными. Он почесал голову, потянулся и пошевелил ногами, тщетно борясь с затекшими суставами.
Генетика наградила его мощной комплекцией, которая, по правде говоря, абсолютно не подходила для того, чтобы складываться вдвое внутри «Наутилуса», сверхмалой подводной лодки. К тому ж Ее Величество Природа была не единственной виновницей его крепкого телосложения. Ян, сын проводника по высокогорьям, родился в Гренобле и часть детства провел, лазая по вершинам в Изере[6]. В шестнадцать лет он выглядел как настоящий альпинист и сноровкой превосходил самых опытных в этой сфере. Он умел читать местность, двигался, как кошка, и желал покорить первые 8 000. Яну больше было не интересно покорять местные вершины. В семнадцать лет он был абсолютным чемпионом Франции в своей категории и готовился завладеть мировым титулом. Спонсоры начали интересоваться многообещающим юным спортсменом. В то время для парня не имело ничего большего значения, чем восхождение на пик. Но его мечта рухнула одним праздничным вечером, который он проводил в семейном загородном доме. Опьяненный успехом и желая похвастаться, этот чудо‑ребенок вздумал вскарабкаться на северную крышу‑пик с фасада дома. Ян взобрался наверх, но неожиданно у него соскользнула нога… Глупейшего падения не придумаешь. С высоты восемь метров. От силы удара левая бедренная кость раздробилась, а вместе с ней и его мечты. Спустя шесть месяцев реабилитации Ян был вынужден выбрать другой путь, в смысле профессиональный, и с растерзанной душой парень записался на биофак. Поскольку отныне горы для него являлись запретом, Ян остановился на океанографических исследованиях, выбрав наиболее удаленную профессию от прошлого увлечения. С тех пор, как только происходило что‑то плохое в его жизни, Яна начинала глушить горечь. Однако, по крайней мере, он понял одну вещь: чтобы достичь цели, недостаточно видеть ее, и это «правило гор» действовало и в любви.
Впрочем, в последние дни Анна не покидала его мысли. Яну не терпелось ступить на твердую землю, чтобы все обдумать и расставить точки над «i». Он отдавал себе отчет в том, что они находились на этапе кризиса, и точно решил, что больше не будет за ней бегать. Ее одержимость работой и туманные теории отстраняли их друг от друга, и Ян был сыт по горло тем, что при малейшей возможности ему приходилось отправляться то в Африку, то в пустынную зону Китая или затерянный уголок Узбекистана, чтобы просто насладиться присутствием Анны… Уже слишком давно он не выбирал место отпуска по собственному желанию, а отправлялся туда, куда скажет Анна, и крайне редко оно оказывалось привлекательным. Их влюбленные будни сократились к разговорам по скайпу, украденным у его команды дням, сорванным проектам… Напрасно он страдал без нее. Ян начал воспринимать любовь как наваждение, нечто фальшивое и некую все более и более мучительную обязанность. Верность, которая была между ними очевидной, начинала его тяготить. Не то чтобы Яна действительно кто‑то соблазнял, просто он больше не понимал смысла их отношений. К чему клясться в вечной любви, если они проводили вместе три месяца из двенадцати, не имея возможности что‑либо долгосрочно планировать? Если они не могли друг на друга положиться и созванивались не тогда, когда чувствовали, что соскучились, а когда находили подходящее время и при условии более‑менее стабильного интернет‑подключения?
Разозлившись, Ян выругался и привлек этим заинтересованный взгляд Люси.
Молодая женщина воздержалась от вопросов. Она слишком хорошо знала характер Яна и понимала, что это оскорбит его, поскольку он еще не разобрался в своих чувствах. Ян был раздосадован, и Люси это чувствовала, прекрасно догадываясь почему. В душе была довольна этим, хотя и ощущала из‑за этого свою вину.
На радаре появился гидротермальный источник. В коричневой мути, которую ярко освещали прожекторы «Наутилуса», возникло жерло. По всей видимости, конкреция была более пяти метров в высоту. Одновременно ужасающая и прекрасная, казалось, она фонтанировала прямо из ада.
– Последний обход – и поднимаемся, хорошо? – спросил Ян, промачивая губкой лоб.
– Как скажешь, патрон. И как только очутимся на поверхности, угощу тебя мохито со льдом.
– С двойной порцией льда, пожалуйста. Я превращаюсь в сухую доску.
– Ха, насмешил! Ты – в доску? Ты же не намекаешь на свои потрясающие кубики на животе?
– Люси, забудь! И речи быть не может, чтобы я разделся в этой капсуле. Едва ли мне хватит места стать в нужную позу.
– Вроде boy’s band[7]? Прекрати, у меня бурная фантазия!
Они вволю нахохотались, и сердце молодой женщины вспыхнуло. Ее бесил тот факт, что после стольких лет она до сих пор, так или иначе, была в него влюблена. Ну и что, если они были близки? Около трех месяцев? Конечно, это было до святой Анны, Великой Любви Яна… Большой любви, которая, похоже, уже порхает крыльями. Было ли это потому, что в последнее время ее так сильно к нему влекло?
От жары у нее начиналась легкая мигрень. Под воздействием «черных курильщиков» температура в подводной лодке превысила тридцать два градуса. Чтобы выжить в подобной сауне в четырех кубических метрах, они отказались от установленного регламентом комбинезона и плавали в шортах и футболках. Ян сидел за пилот‑управлением, а Люси лежала слева от него, напротив иллюминатора с широким обзором морского дна.
Снова став серьезным, Ян сосредоточенно объявил:
– Я делаю последний забор образца.
Каждый раз биолог надеялся попасть на ключевой элемент, поскольку был убежден в том, что ответ на загадку возникновения жизни заключается в этих гидротермальных источниках океанического дна. Во всей Океании Земли существовало три десятка полей «курильщиков». В этих местах сгустились самые неблагоприятные условия: температура воды приближалась к тремстам градусам, а чрезвычайная кислотность должна была изгнать любую форму жизни. Однако «черные курильщики» представляли собой настоящие оазисы для широкого ряда существ, в частности для множества креветок и губок. Как не провести параллель с зарождением мира! Вначале Земля была похожа на настоящий химический ад, именно в этом невероятном бульоне развились тысячи организмов! Оставалось понять, как более четырех миллиардов лет назад из неживой материи возникла искра жизни…
Люси выдернула его из размышлений, проворчав:
– Ну а теперь мы можем уйти? Не понимаю, как ты переносишь это заточение. Спорим, что я вспотела вдвое больше, чем ты!
– Попробуй развлечься, это единственный способ. Лично я вместо того, чтобы размышлять о кипящей воде, протекающей над нашими головами, думаю о другом.
– Об Анне, например?
Слова слетели с ее губ, прежде чем она смогла удержать их. Ответ не заставил себя ждать и прозвучал с такой сухостью, что Люси захотелось провалиться сквозь землю:
– Что тебя заставляет так говорить?
Клин клином вышибает, прямо в точку! Внезапно стыд уступил волне возмущения:
– Ян, черт возьми! Это видно так точно, как нос на твоем лице, и понятно, что стрелка ваших отношений не показывает сейчас на «ясно». Ты считаешь меня идиоткой?
– Лус, ты воображаешь невесть что. Даже если бы что‑то и случилось, ты вправду думаешь, что я поделился бы этим с тобой?
Люси так сильно покраснела, что Ян вмиг пожалел, что нагрубил ей. Но она вообще‑то была в курсе, что он терпеть не мог подобные вопросы… На самом деле еще с тех пор, когда они были вместе, Люси сохранила стойкий защитный инстинкт, против которого Ян не мог ничего сделать. Чтобы дать ей понять, что не сердится, Ян добавил уже мягче:
– Не терпится перейти к анализу образцов. У меня сегодня хорошее предчувствие. Поднимаемся?
– Как хочешь, – пробормотала пристыженная Люси.
– Ок.
Ян не хотел, чтобы между ними возникло недоразумение, поэтому после недолгих раздумий он заметил с наигранным оптимизмом:
– Лус, не волнуйся за меня и Анну. Когда мы вернемся в Париж, даю слово, что выйдут убийственные статьи. На что я мог бы жаловаться? На то, что у меня блистательная вторая половинка?
– Ок, господин У‑меня‑все‑хорошо, ты, как всегда, прав.
– А ты – моя лучшая подруга‑коллега!
– Естественно, у тебя же нет никакой другой!
Успокоившись, Ян взял микрофон и предупредил капитана «Аталанты» об их возвращении на поверхность. Через несколько секунд он получил подтверждение с надводного корабля. На пути подъема помех нет. Он скомандовал открыть шахту, хранившую несколько сотен килограммов дробленого металла.
– Начали. Я выбрасываю балласт.
Все проходило нормально. Время и высота отображались на экране корабля: –1 200 метров, –800, –400… Они прошли отметку в 200 метров, когда Ян резко остановил «Наутилус». В свете прожекторов промелькнула тень.
– Ты это видела?
– Что?
– Что‑то проплыло перед нами.
– Как это «что‑то»?
– Смотри! – закричал он, и Люси окаменела перед иллюминатором.
Существо размером с собаку, двигая задними лапами, молниеносно возникло и так же быстро исчезло в темноте. Ей показалось, что она различила хвост, если только не спутала его с щупальцем.
– Это невозможно.
– Знаю. Не отрицай, мы оба это видели.
– Видели что, Ян?
Вместо ответа он стал вращать батискаф, но тщетно – прожекторы освещали пустоту. Он процедил сквозь зубы:
– Ну, давай, где ты прячешься?
Внезапно они услышали шум в передней части подлодки. Это было похоже на какое‑то царапанье. Словно кто‑то ожесточенно неистовствовал, атакуя одну из фар батискафа.
– Он напал на прожекторы подлодки!