– Что он хотел?
– Он принес образцы.
– Черт! Это ты положил посылку на мой стол?
– Да. Я не должен был, знаю, но, откровенно говоря, я забыл, что ты уезжаешь. Вот тебе доказательство того, что ты слишком много работаешь.
– В общем, предпочитаю услышать это от тебя. Одно из его животных заболело?
– Да.
– Он рассказал какие‑то подробности?
– Нет.
Разрываясь между желанием сбежать и угрызениями совести маньячки‑ученого, Кэти решила пойти на компромисс и оценить срочность анализа образцов. Дэни Абикер выполнял впечатляющую работу в приюте парка Крюгера, в «Вайлдлайф Центре»[1], и речи быть не могло, чтобы обмануть его ожидания и не провести хоть минимальную проверку.
– Окей. Я сейчас этим займусь.
– Мне очень жаль, я не хотел портить твой отъезд…
– Знаю, у меня на все про все не более получаса.
Майк смотрел, как она удалялась быстрым шагом к своей лаборатории, и в который раз порадовался тому, что работает с ней. Это был единственный человек, который обучал его больше всех с первых шагов в исследовательской деятельности, и та, за которую он готов был выложиться на полную. Она считалась не только одной из самых деятельных исследователей, но ко всему прочему не отказывалась делиться опытом, чего нельзя было сказать об остальных ученых… Да, ему действительно повезло работать вместе с ней.
Старина Дэни поместил в пенопластовую коробку две пробирки с кровью, записку и конверт.
Кэти, могли бы вы сделать анализ всего этого? Кровь взята у тяжелобольного слоненка, страдающего довольно‑таки ошеломляющей анатомической аномалией, как вы сможете заметить.
NB: в нескольких километрах у моей дочери есть домик. Вас там ждет место… если вас по‑прежнему привлекает идея посетить мой приют для животных!
В конверте находилось несколько фотографий больного животного. Аномалия бросалась в глаза: у слоненка было четыре бивня. Под нормальной парой располагалась вторая пара более коротких бивней, которые выступали над нижней губой. «Обычный генетический порок развития», – пришла к выводу Кэти, как только прошло ее удивление. Гнойные раны, избороздившие кожу животного, гораздо сильней взволновали Кэти. Она перебрала в памяти перечень болезней, способных спровоцировать подобные поражения. Геморрагическая лихорадка, вызванная каким‑то вирусом? Подобный вид инфекций превращал клетки кожи в пюре, однако у животных он встречался чрезвычайно редко. От смертельных форм инфекций, таких как Эбола или Ласса, животное погибло бы за несколько дней.
Кэти тщательно подготовила образец крови и запустила гемокультуру, стараясь абстрагироваться от первого плохого впечатления. Ни к чему делать поспешные выводы. Кроме аномалии, у слоненка было еще что‑то другое, скорее всего, относительно неопасное осложнение… В любом случае директор парка достаточно опытный, чтобы отправить его в карантин, если это уже не было сделано!
Как только процесс начался, Кэти спустилась, чтобы попросить Майка следить за исследованием.
– Я запустила гемокультуру на образцы от Дэни Абикера. Проведешь для меня исследование ДНК вируса и антител, затем сделаешь тест на обезьяне. Посмотрим на все это, когда я вернусь.
Молодой человек опустил голову, ничего не ответив. Его вздох был похож на всхлипывание.
– Что случилось? Тебя что‑то смущает?
– Просто…
Он метнул взглядом в сторону клетки Канзи и добавил на одном дыхании:
– Все обезьяны уже задействованы в тестировании. Остался только он…
– Теперь ты понимаешь, о чем я тебя предупреждала? Нельзя позволять себе такую роскошь, как привязанность к приматам. Только не здесь! Быть хорошим медбратом, следить за тем, чтобы избавить их по максимуму от боли, да, и лимиты понятны, а ты преступил их с этим гиббоном, когда сделал его своим любимцем.
Майк покачал головой с храброй улыбкой. Он был похож на мальчишку, которому только что сделали выговор.
– Я знаю… Можешь сказать, о каком источнике идет речь?
– Образец взят у больного слона.
Вдруг, растроганная его несчастным видом, она смягчилась:
– Не волнуйся, на первый взгляд это не должно создать проблему. Не думаю…
«На первый взгляд…» – вздохнул Майк. Дождавшись, когда его начальница уйдет, он скривился. Не было ни одного способа, чтобы уберечь от этого Канзи, более того, он только что прогорел. Черт побери! Если бы только он помалкивал!
Он вздохнул, вздернул плечами и повернулся к клетке, делая непринужденный вид, чтобы не напугать гиббона.
– Не расстраивайся, старина. Это взято у слона, и ты слышал начальницу? Нет никаких шансов, чтобы ты подцепил этот жуткий вирус!
* * *
Вернувшись через пять дней после туристической поездки, загорелая и бодрая, Кэти Крабб сразу же была разочарована. В лаборатории царила привычная суматоха, и она нигде не могла найти Майка. Женщина подумала, а не нарочно ли он это подстроил, чтобы завершить испытания над подопытными животными.
Лаборант все же оставил записку специально для нее; она была датирована вчерашним вечером и казалась тревожной:
Исследование вируса и антител ничего не дало, но есть одна проблема: клетки больного слоненка стали быстро размножаться.
– Черт! – выругалась она.
Это означало, что патогенный агент не был определен их базой данных, что не предвещало ничего хорошего. Она поспешила найти одну из банок с культурой и положила образец под объектив микроскопа. От увиденного Кэти задрожала от страха. Некоторые клетки разложились, и куски их мембран плавали в питательной жидкости. Такое впечатление, что они взорвались изнутри. За несколько дней…
Какой патогенный агент мог обладать такой мощностью? Вирусолог сразу же откинула вероятность бактерии. Ее сразу можно было бы увидеть под микроскопом, однако в образце от нее не осталось и следа. Значит, вирус? Единственный тип вирусной патологии, способный на такие разрушения, – это геморрагическая лихорадка. Итак, это была та самая вероятность, которую Кэти предпочла отбросить, чтобы уехать в поход. Вид вируса Эбола, который не занесен в реестр… На мгновение Кэти закрыла глаза и вдохнула, пытаясь успокоить нарастающую панику. Нет. Это не могла быть разновидность вируса Эбола. Это невозможно. От нее точно что‑то ускользнуло.
Возобновив анализ, Кэти заставила себя приступить к более тщательному осмотру. Чем дольше она рассматривала образец, тем больше склонялась к констатации того, что тут были собраны все признаки чертовой лихорадки. Она прокрутила колесико увеличения и поместила нетронутую клетку мышцы посреди поля микроскопа. То, что произошло в этот момент перед ее глазами, было действительно ошеломляющим: вместо того, чтобы взорвать клетку, патогенный агент, казалось, на этот раз трансформировал ее. Она подвинула образец на миллиметр и быстро моргнула, но тщетно. Менее чем за пару минут клетка удлинилась так, что стала похожа на мяч регби, а ее края вытянулись в тонкие усики. Так или иначе, но произошла метаморфоза, патогенный агент только что привел к радикальной мутации, и мышечная клетка стала… чем‑то другим! Чем‑то, что как две капли воды стало похожим на нервную клетку. «Мышечная клетка превратилась в нейрон!» – подумала она, будучи напряженной до предела.
Женщина‑ученый трижды переделывала тест и выяснила, что четверть клеток мутировала в нейроны, а остальные подверглись трансформации разного вида, и только углубленный анализ помог бы выяснить, какой именно.
Кэти выпрямилась, ее мысли были в полном беспорядке. На мгновение она задалась вопросом: а не были ли случайно перепутаны образцы? Нет, это полный абсурд. Возможно, Майк и был расстроен, но он не мог бы так подшутить над ней, тем более что дорожил своим местом. Одним рывком она подъехала на стуле к настенному телефону и набрала номер своего помощника. Гудки шли один за другим, потом раздался автоответчик: «Вы позвонили Майку Джонсу. Оставьте свое сообщение, я вам перезвоню».
Не до конца понимая, как объяснить возникшую проблему, Кэти выдержала паузу. Бесполезно нервничать, не получив тому объяснение.
– Привет, Майк, это Кэти. Я вернулась в лабораторию и только что изучила пробы образцов слоненка. Честно говоря, выводы смущают. Еще я хотела бы быть уверенной, что не было проблем с образцами. Куда ты, черт возьми, исчез?
Она не успела повесить трубку, как за ее спиной открылась дверь. Лаборант держал мобильный телефон, и у него был раздосадованный вид.
– Я попросил на проходной предупредить меня о твоем приезде. У нас новое поступление животных. Крысы, собаки, приматы.
– Ну, они, наверное, забыли, и я подумала, что попала в приют сумасшедших. Я только что оставила тебе…
Майк прервал ее с мрачным видом:
– С Канзи кое‑что случилось…
– После инъекции? – взволнованно спросила она.
– Да. Спустя два часа после твоего отъезда у него поднялась температура, и на протяжении всей ночи он был в коме. Потом…
Он неловко ерзал. То, что Кэти приняла за плохое настроение, скорее было похоже на тревожную растерянность.
– Что потом? Он все же не умер? Не так быстро?
– Пойдем, лучше посмотришь…
Они вошли в зверинец. Майк указал на приземистого примата с аномально короткими руками, который нервно двигался в клетке. Кэти в недоумении покачала головой:
– Это один из новеньких? Тебе стоило бы его поместить в другом месте. А где Канзи?
– Он перед тобой.
– Это шутка?
Кэти слишком громко произнесла фразу. Внезапно животное взбесилось, яростно оскалило зубы, принялось жестикулировать в этом слишком узком пространстве и издавать оглушительные крики. Не обращая внимания на шум, Кэти, хотя и весьма опешила, попыталась сконцентрироваться. Она подумала, что должна оставаться безразличной и внимательно наблюдать за происходящим. Кэти заметила, что у обезьяны был хвост длиной тридцать сантиметров. Ни один из видов гиббонов не обладал хвостом… Такое отклонение, скорее всего, имело логическую причину – воспаление или аномальное развитие эпидермы. Тем не менее речь шла именно о хвосте, а не о подделке! Чтобы не прийти в ужас от мысли, которая возникла в ее голове, Кэти пыталась подобрать достойную гипотезу, но не смогла придумать ни одной. Осталась только мутация… если не считать того, что это было невозможно! Невероятным было и то, что мышечная клетка превратилась в нервную!
Постепенно мысли прояснились. Вероятно, тем или иным способом патогенный агент спровоцировал метаморфозу, и под влиянием вируса мутировали не только несколько клеток гиббона, а весь организм животного!
Неожиданно фотографии, присланные Дэни Абикером, приобрели новый смысл. Слоненок с двумя лишними бивнями страдал не от генетической аномалии, а от патологического воздействия.
– Как этот отросток мог так быстро появиться? И почему именно такая трансформация? – завороженно спросила она.
– Почему именно в такой форме, я не знаю, но когда‑то у гиббонов был хвост…
– Ты путаешь вид, Майк.
– Я тебе говорю о том, что было тридцать миллионов лет назад.
– Тогда… С твоих слов это может быть нечто типа… регрессии?
Молодой человек пожал плечами, не проронив ни слова. У него был полностью отрешенный вид.
– Ты говорил об этом Бобу?
– Нет. Предпочел подождать тебя.
– Правильно сделал. Слушай, не будем паниковать…
Вирусолог понимала, что должна реагировать быстро, но без излишней спешки. Прежде всего надо было, чтобы ее исследования перепроверил Боб Терренс, ее коллега. Затем она свяжется с Джонатаном Джоссом, начальником Национального института инфекционных болезней в Йоханнесбурге. Этот человек был живой энциклопедией: он был способен описать сотни патогенных агентов. Если подобные явления были зарегистрированы ранее, Джонатан наверняка бы о них слышал.
Пока она обдумывала стратегию, беспокойство обезьяны переросло в припадок ярости. Гиббон бросался на решетку с силой спрингбока[2]. Вдруг он изменил стратегию и, вытянув лапу вперед, ударил проходящего мимо Майка. Лаборант вскрикнул и резко отскочил назад, держась за ухо. Кэти увидела, как он покачнулся.
– Ты в порядке?
– Да, кажется, он всего лишь меня ущипнул. Есть кровь?
Исследовательница осмотрела покрасневшую кожу и, не обнаружив царапины, спокойно выдохнула. Не хватало еще, чтобы Майк заразился!
– Все в порядке. Я и вправду подумала, что Канзи тебя ранил. Однако, мне кажется, он у тебя что‑то украл!
И вправду, гиббон атаковал Майка, чтобы вытянуть из кармана его халата фломастер, и сейчас он резко успокоился и обнюхивал добычу.
– Попытайся забрать у него фломастер. Если обезьяна откроет засов, то мы рискуем получить погром, а в том состоянии, в котором он сейчас…
Она умолкла, представив жуткую картину: животное бежит по коридору здания, в его венах течет кровь, зараженная патогенным агентом, который способен репрограммировать организмы. И все это только потому, что Майку взбрело в голову научить его фокусу!
Майк покачал головой, прежде чем осторожно подойти к клетке:
– Канзи, старина… Все хорошо. Не хочешь отдать мне эту штуковину?
Обезьяна не обращала на него внимания. Но вместо того, чтобы, как обычно, воспользоваться засовом, он лишь погрыз фломастер, потом бросил его в угол и принялся неистово качаться вперед и назад, словно не мог больше выносить заточения. Можно было подумать, что гиббон вернулся в состояние дикого животного. К тому же после выхода из комы Канзи больше не обращал никакого внимания на Майка, словно полностью его забыл. Ни голос, ни запах обезьяны не изменились, и молодой человек испытывал из‑за этого необъяснимую тоску. Скорее всего, к Канзи со дня на день должен вернуться игривый нрав. Вот только почему у Майка было такое твердое убеждение, что он навсегда потерял любимца?
Воспользовавшись передышкой, лаборант забрал фломастер и потряс им, словно трофеем, перед носом директрисы. Кэти натянуто улыбнулась и сказала с озабоченным видом:
– Ладно. Работы по горло. Приготовь новые культуры из того, что осталось от образцов Дэни Абикера. В первую очередь мы должны быть уверены в правильности результатов наших исследований. Не надо распространять ошибочные выводы. Ты можешь освободить вечер?
– Даже ночь.
* * *
За полчаса до полуночи, невзирая на усталость, Кэти Крабб готовилась составить доклад о тревожном открытии. Она только что с помощью электронного микроскопа получила результаты наблюдений. Не все вирусы можно увидеть в микроскоп подобного типа, но это не касалось исследуемого образца. Этот вирус был громадным. На черно‑белой картинке было видно нечто похожее на удлиненное волоконце размером в десять микрометров. Всего насчитывалось около двадцати объектов толщиной с волосок. С одного конца вирус разветвлялся на три ветки, подобно трезубцу. Вирус был удлиненной формы, следовательно принадлежал к семейству филовирусов, к которому относились вирусы Эбола и Марбург[3].
Боб подтвердил ее выводы, также Кэти побеседовала с Джонатаном Джоссом.
Теперь вирусолог должна была дать вирусу название. В мире биологии по традиции вирус принято называть в честь места обнаружения.
Час спустя Кэти закончила доклад. Женщина прикрепила к электронному письму изображение вируса в форме трезубца и одним кликом оповестила о своем открытии группу членов санитарно‑эпидемиологической службы, к которой принадлежала ее лаборатория.