– Мы сожжем еще больше топлива, если так поступим, и просидим тут три месяца в ожидании следующего окна. – Она повернулась кругом, оглядев нас по очереди. – Неужели вы забыли, кто мы такие? Мы команда, которая уничтожила Босу Сеннен! Команда, которая взломала Клык! И что же, у нас шестеренки заело из за небольшой прогулки по туннелю?
– Рано или поздно нам понадобится это топливо, – проговорила я, не только оглашая факт для всех остальных, но и смиряясь с ним.
– Какой сюрприз, – пробормотала Страмбли, качая головой. – Сестры Несс соглашаются друг с другом, когда им это выгодно.
– Так ведь они правы, – сказала Прозор. – А поскольку я работала в команде с человеком, который прятал здесь топливо, с человеком, который никогда не брал чужого, я тоже не могу не принимать случившееся близко к сердцу.
Признаюсь, мне и самой не понравилась мысль, что кто то мог присвоить запас. Для тех из нас, кто знал Ракамора – а я считала знакомство почетным, хотя оно продлилось недолго, – эта несправедливость стала серьезным личным оскорблением. А еще она нам мешала. «Мстительница» едва ли нуждалась в топливе, при условии что паруса и ионные излучатели оставались в сносном состоянии. Такой большой и хрупкий корабль, как наш, редко подходил достаточно близко к гравитационному колодцу, чтобы причинить вред себе.
Но чтобы посещать шарльеры, а также торговать с заселенными мирами, экипажу требовался катер – кораблик с ракетными двигателями, которые поглощали топливо в огромном количестве.
Мы поспорили о том, стоит ли разделять группу, но в конце концов решили держаться вместе и двинулись прочь от колеблющегося сияния ростка в темноту. Опять остались только наши лампы, наши тени впереди и длинные ряды ниш и сломанных солдат, уходящие все дальше. Но на полу отчетливо виднелись процарапанные металлическими бочками линии и следы краски там, где тащили наше топливо, причем не слишком осторожно.
Мы позволили локализатору вести нас дальше. Коридор спускался все ниже, местами становясь круче. Я представила себе наш путь в виде кривой с пустым залом посередине; теперь мы находились примерно в два раза глубже под землей, чем вначале. Огни локализатора сместились в сторону – почти туда же, откуда мы пришли, только горизонтально.
Грохот раздался снова, незадолго до того, как мы достигли конца коридора. Он ощущался сильнее, как будто мы оказались ближе к поглотителю. Так оно и произошло, но пройденное расстояние было ничтожным по сравнению с размером шарльера. Теперь этот грохот напоминал мне храп какого то свернувшегося в клубок монстра, спящего в своей пещере, пока мы пытались тайком обогнуть его.
– У Рэка были забавные идеи насчет того, где лучше всего оставить свое с трудом заработанное имущество, – пробормотала я.
Я все еще обдумывала решения, которые привели капитана Ракамора к его бесславному концу, когда мы вышли в туннель, слишком большой, чтобы его можно было назвать коридором. Страмбли откопала еще один драгоценный световой росток и, пробормотав что то невнятное, раздавила его. В колеблющемся свете мы разглядели все, что нас окружало. Размеры первого зала были достаточно внушительны после того длинного коридора, но это оказалось нечто особенное, и какое то время никто из нас не мог найти слов, достойных того, чтобы их произнести.
Туннель был идеально круглым, как водосточная труба. Мы вышли из дверного проема, расположенного в изгибе стены, почти на том уровне, где она переходила в пол. Потолок был примерно в восьмидесяти пядях над нами, и если бы мы построили башню, забравшись друг другу на плечи, то не достигли бы и половины высоты.
Что поражало даже больше, чем высота туннеля, так это то, как он тянулся в обоих направлениях, постепенно изгибаясь и сужаясь, пока его не поглощала тьма. Я предположила, не прибегая к математическим вычислениям (которые без ручки и бумаги были бы довольно сложным делом), что туннель огибает весь шарльер, прежде чем соединиться с самим собой.
В отличие от коридора, в туннеле не было ни альковов, ни украшений. Он мерцал каким то маслянистым блеском, стены не нарушались дверными проемами, кроме одного позади нас и другого гораздо дальше, как раз в том месте, где тени брали верх. Мы все видели этот дверной проем, довольно далеко от того места, откуда вышли, и локализатор ясно указывал: туда.
– Как долго? – спросила Фура, нарушая затянувшееся молчание.
– Четыре часа тридцать три минуты, – сказала Прозор. – И, судя по тому, что я знаю о нас и наших скафандрах, понадобится двадцать минут, чтобы добраться до двери, не говоря уже о том, что находится за ней.
– Есть шанс уложиться, – решила Фура.
Прозор положила руку ей на плечо:
– Может быть, и так, детка, но я все таки предлагаю постоять здесь, хотя бы недолго.
– Но почему? – спросила Фура.
– Потому что… у меня предчувствие, и оно мне не очень то нравится. Я всегда слышала этот грохот, когда мы приходили сюда раньше, но он раздавался снизу и звучал слабо, и Ракамору не требовалось идти глубже. Но теперь я взяла на себя труд кое что посчитать, что давно следовало бы сделать, поскольку расчет времени – вторая натура у чтеца шарльеров.
– Продолжай, – сказала Фура.
– Грохот возникает слишком регулярно, чтобы он был связан с поглотителем, если только здешний не творит чего то такого, чего другие никогда не делают. Раз в тридцать восемь минут. И можно заметить, что грохот становился тем сильнее, чем ближе мы подходили к этой трубе. Я думаю, для этого есть причина.
– Что то приближается, – сказала я, глядя в темные недра туннеля с новым предчувствием. – По трубе, если это труба. Вот что, по твоему, происходит.
– Возможно, я ошибаюсь. Буду рада, если так. Но думаю, не повредит выждать и посмотреть, что случится… – Прозор снова взглянула на часы, – примерно через семнадцать минут.
– Достаточно времени, чтобы добраться до двери, – сказала Фура.
– А может, и нет, – возразила я, напомнив себе, что, хотя она спасла меня и подверглась серьезным неприятностям, я все равно остаюсь старшей мудрой сестрой.
– Я слыхала о шарльерах с такими штуками, – сообщила Прозор. – Просто никогда не сталкивалась с ними и, если уж на то пошло, не встречала никого, кто бы сталкивался. Крысиные норы, так их называют.
– Повезло, что ты вспомнила об этом сейчас, а не на полпути к двери, – сказала Фура.
– Меня грохот заставил задуматься. Эти крысиные норы чаще всего оказываются сломанными. Штуковины, которые ездят по ним вокруг шарльера, где то застревают намертво и блокируют туннель. Тогда приходится идти длинным путем, в обход.
– Но здесь все по другому, – сказала Страмбли.
Мы все еще стояли в туннеле, и световой росток колыхался.
– И все таки за семнадцать минут можно успеть, – повторила Фура.
– На Мазариле, – заговорила я, – когда поезда прибывали на станцию Инсер, они создавали большой ветер впереди себя. Двигался мусор, трепетали газеты и подолы платьев, дамы хватались за шляпки, и только потом можно было ощутить сильный поток теплой дыхали, с которым приближался поезд. И это не учитывая звук. Но здесь ничего подобного не будет. Никаких предупреждений, потому что в этом туннеле дыхали нет. Ни ветерка, ни мусора. Ни звука, если не считать грохот. Эта штука просто выскочит из за поворота, и мы увидим ее слишком поздно.
– Никогда не считала тебя самой осторожной из нас.
– Если бы мы вовремя вспомнили об осторожности, – ответила я сестре, – я бы и на миллион лиг не приблизилась к шарльеру. Но теперь, когда мы здесь, очень хочется остаться в живых, пока есть выбор.
Фура хмыкнула, явно разочаровавшись во мне, но моя точка зрения возобладала: мы протиснулись обратно в примыкающий наклонный коридор, а потом высунули оттуда головы в туннель.
– Мы даже не знаем, куда смотреть, – пожаловалась Страмбли.
– Подбрось пистоль, – предложила Фура.
– Хочу увидеть, в чем дело, – настаивала Страмбли.
И я прекрасно ее понимала. Все, что происходило в шарльере – во всяком случае, все, что удавалось пережить, – становилось полезным опытом, и полезность удваивалась, когда вы сталкивались с чем то не совсем обычным. Это было более чем полезно: это было выгодно. Для начала можно продать информацию другим экипажам, но даже если решишь этого не делать, всегда будешь помнить, что видел или совершал, и это не навредит твоей репутации.
– Разделимся, – предложила я, улыбнувшись Страмбли. – Мы с Прозор смотрим налево, Фура и Страмбли – направо. Когда кто то из нас что то скажет, остальные смогут посмотреть куда надо. Но вертите головой попроворнее. Если эта штука огибает окружность шарльера за… Сколько ты сказала, Прозор?
– Тридцать восемь минут. Из которых осталось одиннадцать.
– Значит, она движется не прогулочным шагом. Думаю, скорость примерно как у поезда.
За те минуты, что нам оставались, сказано было немногое. Прозор продолжала обратный отсчет, сообщая нам, когда срок укоротился до двух минут, до одной минуты, до тридцати секунд, до пятнадцати… А затем мы – кажется, все вместе – перестали дышать. Двое глазели в одну сторону, двое – в другую.
Мы с Прозор увидели его первыми.
Я представляла себе что то вроде поезда с плоской мордой или гладкого поршня, заполняющего туннель от края до края, сверху донизу. Как выяснилось, мои догадки были от реальности дальше некуда. Грохочущая штуковина оказалась просто гигантским шаром, покрытым неровными металлическими пятнами. Он был восьмидесяти пядей в диаметре – величественный старинный особняк с Джонсери роуд поместился бы в нем с запасом.
Я невольно подумала о том, что такая громадина должна в конце концов замедлиться. Возможно, внутри шарльера и не было никакого давления, но шар знай себе катился по коридору, боками царапая стены. Его поверхность была грубой на вид, а не отшлифованной, как у шарика из подшипника. Если следовать всем правилам и закономерностям, когда то он должен был остановиться. Но что то явно заставляло его двигаться, какая то особенность шара или коридора, хитрая сила, компенсирующая ту крошечную долю импульса, которую он должен был терять с каждым оборотом вокруг шарльера.
Мне это совсем не нравилось.
Мы увидели, как он ударился о парящий световой росток и продолжил катиться вперед. Шар должен был раздавить росток, оставив от него только воспоминания, но в следующий миг мы его увидели – прилипшее к круглой поверхности светящееся пятно. После очередного оборота шара оно побледнело, а потом и вовсе исчезло без следа. Шар так или иначе прокатился мимо нас по пологой дуге и исчез во тьме туннеля, которая теперь, без ростка, сделалась гуще.
Прозор запустила таймер.
– Тридцать восемь минут до возвращения, – сказала она, выглянув из примыкающего коридора в туннель.
– А шар точно единственный? – спросила Страмбли.
– Другого нет, – подтвердила Прозор.
– Что, если он ускорится, как только мы окажемся в туннеле?
– Этого не случится, Страм. Пусть я и не видела такие шары раньше, но есть правила, по которым они играют. Они не ускоряются.
Прозор пыталась успокоить Страмбли. В последнее время такое случалось частенько. Было бы несправедливо назвать Страмбли трусихой – все таки в свою предыдущую команду она записалась в качестве открывателя, – но она оказывалась наименее устойчивой из нас, когда события хоть чуть чуть отклонялись от плана. Это, в свою очередь, заставляло нас нервничать, а нервные люди совершают ошибки.
Прозор не нуждалась в напоминаниях на этот счет.
– Страм, – настойчиво продолжала она, – не спорю, поиски топлива в таком месте – странное занятие. Но это всего лишь шарльер. Ходы здесь выкопали другие разумники, по причинам, которые мы не можем обсуждать. Тут есть вещи, непостижимые для нас. Но это не значит, что шарльер испытывает личный интерес к тебе, ко мне, к любой из нас. Все, что есть умного в нем, все, что могло бы реагировать на нас, приспосабливаться к нашему присутствию, пытаться нас обмануть, – все это давным давно износилось, сломалось. Остались лишь тупые штуковины вроде этого грохочущего шара, и я готова поспорить на мешок пистолей, что он не знает о нашем присутствии, а если бы и знал, не смог бы изменить свое поведение. Ставлю второй мешок пистолей: если мы вернемся через миллион лет, он так и будет кататься по шарльеру, тратя тридцать восемь минут на оборот.
– Я не испугалась, – сказала Страмбли чуть обиженно.
– А если бы и испугалась, я бы не стала тебя осуждать, – заверила ее Прозор. – Страх помогает. Но надо чуять, когда можно доверять шарльеру.
Страмбли не поддалась на уговоры потратить еще один световой росток, так что пришлось обойтись нашлемными фонарями, чьи лучи прыгали вверх вниз, пока мы тащились по туннелю. Нам потребовалось пятнадцать минут, чтобы добраться до другой двери, – меньше, чем рассчитывала Прозор. И все это время сигнал локализатора становился сильнее и настойчивее.
Вторая дверь была расположена на той же стороне туннеля, что и первая, но вместо того, чтобы вести в коридор, забирающийся вверх, она открывалась на другую нисходящую шахту. Однако спуск был не настолько крутым, чтобы стать препятствием, и вскоре наши фонари начали выхватывать впереди признаки еще одного обширного пространства. Шахта выровнялась, и мы вошли в другой дверной проем.
Там то и нашлось топливо. Мы прошли всего несколько шагов, прежде чем наши фонари высветили ребристый корпус бочки, затем еще одной и еще; каждая представляла собой окрашенный металлический барабан высотой с человека, с клапанами и датчиками снаружи. Они были поставлены друг на друга, в штабеля от трех до пяти штук. Это было сделано второпях, ни одна бочка не была выровнена с соседними, – казалось, высокие штабели можно без особых усилий повалить. Мы обошли штабели по кругу, затем осторожно протиснулись между ними, почти не разговаривая.
Мы все пришли к одной и той же мысли: события приняли непростой оборот.
– Их Рэк в таком виде оставил? – спросила Фура.
– Нет, – ответила Прозор. – В этом не было необходимости.
Большая часть помещения была пуста, лишь в середине высились башни из бочек, как своего рода скульптуры или элементы какого нибудь святилища. В альковах, предназначенных для статуй, лежали кучи обломков, из которых торчали ступни или голени; пара темных дверей вела в более глубокие части Грохотуна.
– Нам придется вернуться с серьезным снаряжением, – покорно сказала Страмбли. – Веревки, талевые блоки, силовые лебедки, гидравлика. Если не это окно, то следующее.
– Мы за топливом пришли, – отрезала Фура. – И мы его забираем. Потребуется не один и не два толчка, чтобы перевернуть бочки, верно? Особенно если учесть, что здесь нет атмосферы?
Прозор поскребла перчаткой боковину шлема и запрокинула голову, рассматривая один из штабелей.
– Все зависит от того, что ты подразумеваешь под толчком, детка.
– Мы рискнем, – сказала Фура, как будто все было уже решено. – Мускульной силы не хватит, чтобы разобрать один из этих штабелей, так что придется просто опрокинуть какой нибудь, скрестив пальцы.