* * *
Город его предков был как котел с застарелыми предрассудками. День за днем он кипел на медленном огне, и его ядовитые испарения туманили разум дворфов Бронзобородов, Громового Молота и Черного Железа, впервые за две сотни лет решивших поселиться вместе. Курдран стоял на краю этого котла, всматриваясь в его неистово клокочущее нутро, и его сердце полнилось смятением. Разрушительный взрыв был неминуем.
Странно, но ему казалось, что он все еще в Запределье, бьется с полчищами Орды. А ведь в Стальгорне у него вроде и не было врагов. Ни безумных демонов, ни разъяренных кровожадных орков. Только слова.
Пару недель назад, когда Курдран явился Стальгорн, его встречали как героя: какой ценой далась ему победа в Запределье! Теперь все было иначе. По городу вновь, как в пору кровопролитной войны Трех Молотов, ползли клеветнические слухи о клане Громового Молота, — словно давняя распря мстительно решила напомнить о себе и вновь посеять между дворфами вражду. Болтали, что на Заоблачном пике совершают какие-то мрачные обрядовые жертвоприношения, а сам Курдран будто бы собственноручно казнил в Запределье с десяток воинов Альянса, которые отказались сражаться. Впрочем, в последние несколько дней дворфов занимала другая история.
— Совет ждет вас, тан Курдран.
Курдран не отозвался на оклик стража и крепче стиснул скипетр Громового Молота. С площадки у грифоньего гнезда он отчетливо видел Великую Кузню — непроглядную пещеру, которую называли сердцем Стальгорна. По потолку в ней текли струйки расплавленного металла и собирались у подножия стены в блестящие золотые лужицы. Бурлили и клокотали чаны, в воздух взмывали стальные молоты и тут же со звоном опускались на наковальни. Удушливый жар, особенно рядом с кузней, так давил, что казалось — тебя закупорили в стеклянной бутылке и оставили задыхаться под палящим солнцем.
Небесная лежала на соломенной подстилке, поджав лапы под могучим телом. Курдран задумчиво погладил ее непослушной рукой по пернатому загривку.
— И зачем я вообще сюда явился? — пробормотал он.
— Потому что не хочешь, чтобы повторилось давнишнее кровопролитие, — откликнулся чей-то спокойный голос. То был Эли Громобой. Он складывал охапки сена в аккуратные вязанки. Подойдя к Курдрану поближе, он продолжал: — Потому что король Магни, даром что Бронзобород, все же был дворф хоть куда. И потому что ты сам же вчера сказал Фалстаду: кому из дворфов, окромя тебя, такое по плечу?
Вспоминать об этому Курдрану было не по душе. Когда он вернулся из Запределья, то крепко повздорил со своим близким другом, Фалстадом, который правил кланом Громового Молота в его отсутствие. Впрочем, сейчас у него и без того полно забот. Он отогнал неприятные мысли прочь.
Небесная тихо курлыкнула и мягко подтолкнула клювом Курдрана, словно подтверждая слова Эли.
— Я тебя не спрашивал, — Курдран раздраженно махнул рукой в сторону Эли и повернулся к своей пернатой подруге. — А тебя тем более.
Небесная безропотно перевернулась в соломенном гнезде. Мелькнули три бежевых, в голубую крапинку, яйца, которые она отложила вскоре после прибытия в Стальгорн. Курдран хотел, чтобы она вернулась с птенцами на Заоблачный пик, но она решила остаться в городе вместе с ним. В конце концов, грифоны — не домашние питомцы. Они так же вольны распоряжаться собой, как и сам Курдран.
Когда Небесная решила остаться, Курдран и обрадовался, и рассердился. Отложив яйца, она сильно ослабела и больше не могла летать. Ее осмотрело множество жрецов, укротителей грифонов и алхимиков. Все они пришли к одному заключению: слабость Небесной — не загадочная хворь, не неведомая зараза из Запределья или Стальгорна, а следствие недуга, от которого нет исцеления, — времени.
— Тан Курдран…
— Да иду я! — рявкнул Курдран и бросил свирепый взгляд на стальгорнского стража.
— Это ты теперь так ходишь — сидючи на полу? — усмехнулся Эли, не отрываясь от работы.
Курдран ухмыльнулся и нехотя поднялся на ноги. Закованный в латы страж Бронзобородов тут же повернулся и неуклюже пошел между грифоньих гнезд, растянувшихся по всему пути в Великую Кузню. С того момента, как клан Громового Молота прибыл в Стальгорн в сопровождении своих грифонов, питомник значительно увеличился в размерах. В некотором роде теперь он стал напоминать Заоблачный пик; кусочек родины вдали от дома.
Заткнув скипетр за пояс, Курдран последовал за стражем, на ходу здороваясь с всадниками, рассевшимися на вязанках соломы. Вождь почувствовал себя еще более одиноким: на лицах дворфов застыло такое выражение, словно они провожали его на эшафот.
По-видимому, так оно и было.
Курдран прошел по дороге, ведущей к Высокому Трону. Рядом с палатами стояла шумная толпа дворфов; огонь из железных жаровен, горящих по всему городу, отбрасывал на их лица причудливые тени. Здесь были представители всех кланов: Бронзобороды в начищенных серебряных латах, расписанные татуировками дворфы Громового Молота — их отличали украшения из грифоньих перьев; встречались и серокожие служители Черного Железа в покрытых пеплом рабочих передниках. Это сборище выглядело как Стальгорн, только поменьше: горстка дворфов Громового Молота и Черного Железа, затерянных среди множества Бронзобородов.
Пробираясь через толпу, Курдран слышал обрывки жаркого спора:
— Бронзобороды обращаются со своим обломком молота Модимуса как полагается!
— Да уж, конечно… Сделали из него очередной пылесборник в библиотеке. То ли дело — Громовой Молот! Мы-то хотя бы перековали его во что-то полезное!
— А, дружище, нашел с кем спорить — с Бронзобородом! — вмешался стоящий рядом наездник. — В Стальгорне же что ни возьми — вестимо, сперто из какого-нибудь древнего схрона.
Кто-то из толпы толкнул наглеца прямо на Курдрана, и толпа тут же сомкнулась вокруг них.
— Дорогу! — рявкнул тан.
Несколько дворфов, стоявших ближе всего к нему, расступились; другие же остались стоять, и лица их исказились от ярости.
— Дорогу Курдрану, предводителю бабочек! — раздался чей-то насмешливый голос. Так пренебрежительно прозвали клан Громового Молота.
— Ставлю всем по кружке эля, если Курдран согласится отдать свой обломок молота Модимуса!
— Ну уж нет, дружище, на такое ни один дворф не поставит, если у него голова на плечах!
Курдран растолкал толпу локтями и протиснулся к Высокому Трону. Этот зал, резиденция правителей Стальгорна, мало чем отличался от прочих построек города: мрачный, с высокими каменными стенами, озаренными светом висячих ламп. В дальнем конце комнаты на возвышении стояли три одинаковых трона для членов Совета Трех Кланов.
Центральный трон некогда занимал король Магни. При виде этого престола Курдрана пробрал ужас. Он вспомнил, как в первый день вступления в Совет брат короля Мурадин отвел его коридорами в старый город. То, что он там увидел, с тех пор преследовало его в страшных снах: там стоял Магни, обращенный в алмазную статую. Это несчастье произошло с королем, когда он проводил таинственный ритуал единения со стихией земли. Он хотел дознаться, откуда в мире берутся бури и землетрясения.
Теперь у центрального престола стоял сам Мурадин. Курдран мельком оглядел его. Ответом ему был презрительный взгляд. Как непохоже было это приветствие на прием, который устроили Курдрану после возвращения! Сколько кружек пива было выпито, сколько историй рассказано о злоключениях тана в Запределье и о подвигах Бронзоборода на заснеженных просторах Нордскола… Увы, те дни давно миновали. С тех пор Мурадин почему-то охладел к предводителю клана Громового Молота.
По правую руку от Мурадина стояла Мойра Тауриссан, дочь Магни. Породнившись с заклятыми врагами отца — кланом Черного Железа, — она смертельно оскорбила его память. Однако она по-прежнему была наследницей Стальгорна. Как и малыш Фенран: его колыбелька стояла у ног матери.
— Добро пожаловать, Курдран, — приветливо кивнула она, взмахнув гладкими косами в тугих крендельках.
— Здравствуй, — коротко ответил Курдран и прошел к тронам, обогнув деревянный столик у подножия возвышения. На столе лежали два артефакта — те самые, из-за которых в последние несколько недель было столько ссор и споров. Кривой деревянный посох с темно-фиолетовым навершием и расплющенный боек некогда могучего молота.
При виде этих реликвий Курдран поморщился. Он опустился на трон слева от Мурадина. Рядом с Мойрой и ее дядей он снова, в который раз, почувствовал себя не в своей тарелке. В совете слишком много бронзобородовской крови, а благодаря Фенрану — и крови Черного Железа. Даже восседая на троне, Курдран чувствовал себя изгоем.
Голоса, доносившиеся от входа в палаты Высокого Трона, смолкли, и к возвышению подошел советник Белграм — старый, мудрый дворф. Рядом с ним одновременно склонились в вежливом поклоне два молодых историка. Один из них, низкорослый, в ярко-красном плаще, — из клана Громового Молота, — по всем отзывам, всегда очень скрупулезно проверял любые сведения.
Белграм выпрямился и шаркающей походкой подошел к тронам.
— Приветствую тебя, тан Курдран. Правильно ли я понимаю, что ты уже принял решение?
Курдран обвел взглядом покои; казалось, ничего не изменилось здесь за последние несколько дней. Все те же вопросы, все те же толпы спорящих дворфов. Все то же чувство, что его загнали в угол. Всякий раз он отвечал Белграму «нет», но в прошлую ночь кое-что изменилось: наездник Громового Молота и дворф клана Бронзобородов погибли в драке, возникшей из-за спора о скипетре в руках Курдрана.
— Как будто у меня есть выбор, — буркнул Курдран.
— Ох, — вздохнул Мурадин. — Сколько раз можно обсуждать одно и то же…
— Курдран, — прервала его Мойра, — из нас троих именно тебе надлежит принести самую большую жертву. Если ты решишь оставить себе обломок молота, то и мы откажемся от своей задумки.
Курдран не мог оторвать взгляда от потрепанного свитка в дрожащей руке Белграма. В этом пергаменте, который несколько недель назад обнаружили в библиотеке Стальгорна, описывалась гражданская война многовековой давности. После смерти Модимуса Старой Наковальни, гласил свиток, в битве за трон Стальгорна сошлись три клана дворфов. Во время этой войны таинственным образом пропал молот Верховного Короля. Раньше Курдрану не раз приходилось слышать разные предположения: что произошло с этим легендарным оружием. Теперь, благодаря пергаменту, слухам пришел конец: там говорилось, что молот Модимуса был расколот на три части, и каждому клану в войне досталось по обломку. И вот теперь, не зная, что их ждет, и боясь новых бед, дворфы Стальгорна наивно решили, что древнее оружие — залог мира. Словно стоит перековать молот, чтобы покончить со старыми подозрениями и распрями!..
Курдран через силу отвел глаза от свитка.
— Я принял решение, — провозгласил он, поднимая в воздух железный скипетр. — Это часть наследия клана Громового Молота. Она передавается из поколения в поколение! Я вошел в совет, чтобы поддерживать мир в государстве, а не спорить о перековке старого молота!
Из толпы зевак послышались гневные крики.
— Это молот Модимуса! Весь город имеет на него право!
— Если Громовому Молоту не нужен мир, то ему не место в совете!
Курдран встревожено оглянулся, увидев, как толпа сомкнулась вокруг нескольких дворфов клана Громового Молота; на помощь им уже спешили вооруженные стражники.
— Но из-за этого молота уже погиб дворф из моего клана! — попытался перекричать шум Курдран. — Я не допущу, чтобы это случилось снова!
Он в последний раз сжал в руках железный скипетр и бросил его на деревянный столик рядом с другими артефактами. Услышав глухой удар, толпа притихла.
Белграм одобрительно кивнул и поднял вверх руки, привлекая внимание присутствующих.
— По решению совета, да будет так! Великий молот Модимуса Старой Наковальни, последнего верховного короля Стальгорна, будет перекован!
Курдран поморщился, услышав одобрительный рев собравшегося народа.
— Взгляните же, — продолжал Белграм, — вот лежит рукоять молота Модимуса, перекованная в скипетр клана Громового Молота. Она принадлежала тану Курдрану, а до него — тану Кардросу.
Курдран с тоской смотрел на свой символ власти; формой и размером он немного отличался от рукояти, описанной в свитке. Когда-то давно он спрашивал Кардроса, откуда взялся скипетр, но старый дворф сказал лишь, что история наследия не имеет значения, важно лишь, каким делам он послужит в дальнейшем. Тан всегда расценивал это двусмысленное высказывание как праздное философствование или наставление для клана. Теперь же ему не давало покое подозрение: неужели это Кардрос завладел рукоятью и перековал ее, предав забвению истинное происхождение?
Тем временем Белграм указал рукой на расплющенный боек молота, лежащую на деревянном столе.
— Клан Бронзобородов передал нам свою часть молота Модимуса! Пламя гражданской войны искорежило его до неузнаваемости. Этот обломок хранился в городской библиотеке — в память о тех темных днях.
И наконец, Белграм повернулся к искореженному посоху, лежащему рядом с другими реликвиями.
— Клан Черного Железа пожертвовал нам некогда сияющий золотом кристалл, который украшал навершие молота Модимуса! Его нашел один из волшебников клана и изменил его цвет, чтобы скрыть истинную сущность камня.
Из толпы дворфов Черного Железа донеслись громкие, исступленные аплодисменты.
— Перековка начнется через три дня, когда совет выберет кузнеца, достойного выполнить эту работу. А теперь — расходитесь по домам и займитесь своими делами! — закончил свою речь Белграм.
Толпа начала медленно рассасываться, и яростные споры возобновились с того же самого места, где их прервало собрание — как будто ничего не изменилось. Курдран с болью смотрел на скипетр, лежащий на деревянном столе, размышляя о том, чем еще придется пожертвовать его клану в грядущие месяцы.
Собравшись с мыслями, он безмолвно покинул каменное возвышение и побрел к выходу из палат Высокого Трона.
— Курдран! — окликнула его Мойра с тревогой в голосе. — Мы же еще не выбрали, кто возьмется за перековку молота!
— А, какая разница, — огрызнулся Курдран и вышел из зала.