– Мы уж думали, вас утащил вольгар! – заверещала Бет, едва мы с Буджуни шагнули на кухню с черного входа.
Я, не снимая капюшона, отвела взгляд и вздохнула. Я‑то надеялась, что мы незамеченными прокрадемся по задней лестнице, но Бет и мадам Паттерсли, отцовская экономка, явно выглядывали нас в четыре глаза.
– Да кто польстится на нашу Птичку? – фыркнул Буджуни. – Уж больно она костлява. То ли дело ты, Бет. Вольгар где ухватится, там и надорвется. – И тролль, подмигнув, смачно шлепнул служанку по выдающемуся заду.
Та взвизгнула и замахнулась на него в ответ, совершенно забыв про меня, – чего Буджуни и добивался. Увы, избавиться от внимания экономки было не так просто. Хищно подавшись вперед, она сорвала с моей головы капюшон и громко ахнула:
– Миледи! Где вы были?
Ответить я все равно не могла, поэтому только пожала плечами и принялась разматывать косу, попутно вычищая застрявшие листья и веточки.
– Вы были с мужчиной! – завопила Бет. – Провели целую ночь в лесу с ухажером!
– Ничего подобного, – зарычал Буджуни.
Я благодарно похлопала его по макушке.
– Я буду обязана доложить вашему отцу, миледи. Вы знаете, как он о вас волнуется. Я не вправе утаивать от него такие вещи, – с праведным пылом заявила мадам Паттерсли.
Последние пятнадцать лет – с самой смерти моей матери – она пыталась завоевать благосклонность лорда Корвина. В этом мы с ней были похожи, вот только я оставила свои попытки много лет назад. Она рассказывала ему все. Вероятно, это несколько компенсировало то обстоятельство, что я не могла рассказать ему ничего.
– Какие вещи? – раздался в дверях голос отца.
– Ларк не ночевала в крепости, милорд, – с готовностью доложила мадам Паттерсли, и ее торжествующий голос эхом отразился от сковородок и кастрюль под потолком.
Я подняла глаза на отца, надеясь хоть сейчас встретиться с ним взглядом. Но он смотрел на Буджуни. Я узнавала себя в его серых глазах и тонких чертах лица. Корвин был элегантным, но не женственным, высоким, но не долговязым, изящным, но не тощим. Увы, проницательность в той же степени заменяла ему мудрость, хорошие манеры – доброту, а амбиции – настоящую силу.
– Вы все несете за это ответственность, – сказал отец тихо. – Она постоянно должна быть под присмотром. Вы это знаете.
Женщины присели в глубоком реверансе, а Буджуни согнулся в поклоне, но я даже так ощущала его сочувствие. Оно буквально пропитывало воздух между нами.
Отец развернулся и, ни слова больше не говоря, вышел из кухни.
Глава 3
Белкам мы пришлись не по нраву: они предпочли бы, чтобы мы убрались. В кустах по левую руку от меня скользнула змея, и я ощутила, как она пробует воздух на вкус. Ее жизненная сила пульсировала, подобно сердцу, попеременно выталкивая два слова – враг и ждать. Она не собиралась нас кусать, но держала яд наготове. Справа сонно рыгнула жаба. Вот уж кого наша компания точно не обеспокоила – вряд ли она вообще заметила нас. Жаба рыгнула опять, напомнив мне отца, развалившегося за обеденным столом; собаки у его ног с нетерпением ждали окончания трапезы, чтобы сразиться за остатки лакомства. Шепотки, щелчки, стрекот, гул и жужжание – тысячи звуков стелились по мшистому лесному ковру, облаком окружали меня и проникали в уши. Звуки были повсюду, и все же мой спутник умудрялся их не замечать.
Я отрешилась от лепета лесных существ, раздвинула ветки ежевики и принялась собирать сладкие ягоды в подол. Мимо пролетела пчела. Ее голова была занята только одной мыслью: домой. Домой. Затем она исчезла.
Прошло уже три дня с тех пор, как я обнаружила в лесу раненого орла. Все это время я упорно возвращалась на поляну, как будто могла отыскать там свою пропажу – или орел мог найти меня. А может, меня не оставляла надежда встретить охотника и одну за другой переломать все его проклятые стрелы. Охота не запрещалась законом, и я не чувствовала себя вправе судить человека, которому нужно кормить семью. И все же одна мысль об орле наполняла меня бессильной яростью. Должно быть, я выдала себя чересчур резким жестом, потому что над ухом тут же послышалось:
– Вы исколете пальцы, миледи!
Я подняла глаза. Буджуни понадобился при дворе, поэтому стеречь меня временно приставили Лоди – неуклюжего шестнадцатилетнего детину, который не мог удержать язык на привязи дольше пяти секунд. Конечно, я бы предпочла прогулку в одиночестве, но мое мнение по этому вопросу никого не волновало – еще один повод для бессильной ярости. Я дернула плечом и вернулась к своему занятию.
– Ваш отец велел следить, чтобы вы не поранились.
Я стиснула зубы и продолжила рвать ягоды. Мне был почти двадцать один год. Большинство моих сверстниц уже имели нескольких детей, и я совершенно точно не нуждалась в няньке, особенно моложе и глупее себя.
Лоди нервно заерзал, то и дело поглядывая на небо, как будто голубые лоскутки в прорехах ветвей могли вот‑вот смениться грозовыми тучами.
– Надо бы возвращаться. Они скоро приедут.
Я снова подняла на него взгляд, на этот раз вопросительный.
– Отец вам не сказал? – удивился Лоди.
Я покачала головой. Нет. Отец никогда ничего мне не рассказывал. Да и какой смысл говорить с тем, кто не может ответить?
– Он ожидает гостей. Важных. Может, даже короля.
Я окаменела. Рука, сжимавшая подол юбки, дрогнула, и ягоды рассыпались по траве. Желудок болезненно скрутило, однако Лоди продолжал щебетать как ни в чем не бывало. Если король уже на пути сюда, мне лучше не скитаться по лесу, а запереться в старой маминой комнатке наверху башни, где никто не сможет меня найти. Или причинить вред.
Я оставила ягоды и поспешила к дому. Лоди бросился по пятам, явно радуясь, что не пришлось меня уговаривать. Заслышав тяжелые удары копыт, мы пустились бежать: Лоди – в предвкушении, я – в ужасе. Вокруг замелькали деревья; я бежала, подхватив юбки, ветер нещадно трепал волосы. Бет вечно на них жаловалась, ведь их не получалось толком завить, выпрямить или уложить в одну из экзотических башен, которыми так любили щеголять дамы Джеру. В конце концов я бросила попытки их укротить и, как следует расчесав, чаще оставляла распущенными.
– Миледи! Стойте! – донесся сзади крик Лоди, но не я была виновата в его медлительности.
Да, меня можно было упрекнуть во множестве вещей, но не в нерасторопности. Я еще быстрее припустила вперед, с тревогой вслушиваясь в протяжный стон рога, и вылетела из‑под прикрытия деревьев за пару секунд до того, как из‑за поворота показались две дюжины всадников. Над головами у них развевались флаги, а все воины и их лошади были облачены в зелень и золото – официальные цвета королевства. Я в панике смотрела, как стремительно сокращается расстояние между нами. Разгоряченные скачкой кони рвались вперед, закусив удила. От них жаркой волной неслось единственное слово – бежать, бежать, бежать. У лошадей вообще было мало слов. Бежать. Есть. Дом. Страх. Увы, сейчас страх испытывала только я – потому что безнадежно опоздала.
Я наконец стряхнула оцепенение и попятилась, собираясь снова укрыться в лесу и дождаться там отъезда гостей, пусть даже вызвав гнев отца. Но как раз в этот миг кусты затрещали, и запыхавшийся Лоди с размаху врезался в меня сзади. Я упала на руки и колени прямо на пути процессии. Несколько лошадей в панике заржали и шарахнулись в сторону, кто‑то закричал. В следующую секунду мне на спину обрушился ботинок, и я распласталась животом по плотно сбитой грязи. Не сумев вовремя затормозить, Лоди не только меня сбил, но еще и потоптался сверху.
– Тппру! – раздался над головой чей‑то рык.
Я торопливо вскочила на ноги, и очень вовремя: в каких‑то сантиметрах от моего носа промчался взмыленный жеребец с оскаленными зубами.
Лоди вскрикнул, тоже пытаясь подняться. Я поспешила к нему, не желая смотреть, как мой слуга превратится в месиво под копытами коня, – хотя прямо сейчас, пожалуй, была готова убить его собственными руками. Однако моя помощь не потребовалась: всадник уже спешился, ухватил Лоди за ворот рубахи и вздернул на ноги. Я подняла глаза – передо мной, возвышаясь над извивающимся слугой, стоял король.
– Ваше величество, – выдохнул Лоди и попытался упасть ниц, но его снова вздернули за шиворот.
– Встань, парень.
– Конечно, ваше величество! Прошу прощения, ваше величество. – И Лоди с усердием закивал, пытаясь попутно то ли поклониться, то ли присесть в реверансе.
Король наконец отпустил его, повернулся и вперил в меня взгляд таких темных глаз, что они казались почти черными на его смуглом лице – скорее приковывающем внимание, чем красивом, и грозном, чем холодном. Теплый оттенок кожи слегка смягчал острые, но правильные черты. Человек с таким лицом явно был привычен к поклонам и подобострастию, однако я не удосужила его ни первым, ни вторым. Хотя Тирасу едва ли минуло тридцать весен, волосы его были совершенно белы, как у глубоких старцев. Теперь он ничем не напоминал мальчика, с которым мы повстречались в детстве, и я была совершенно уверена, что он тоже меня не помнит. Мне было всего пять лет, когда моя мать пала от меча его отца. И хотя он был старше, я сомневалась, что тот день произвел на него столь же сильное впечатление.
– Ты не ранена? – спросил он.
Я задумалась, выгляжу ли такой же сумбурной, какой ощущала себя внутри. Волосы сбились в ком, лицо пылало, ладони саднило, а юбка порвалась в нескольких местах, но я запретила себе приглаживать пряди или приводить одежду в порядок. Мнение Тираса ничего для меня не значило, поэтому единственным моим ответом были выпрямленная спина и ледяной взгляд.
– Она не говорит. Немая, – поспешил объяснить Лоди и тут же виновато стрельнул в меня глазами. – Простите, миледи.
– Миледи? – переспросил король, не отводя от меня взгляда.
Я выдержала его, не дрогнув.
– Дочь лорда Корвина, ваше величество, – с готовностью добавил Лоди.
Тирас мрачно переглянулся с мужчиной по левую руку от себя, темноволосым, широкоплечим воином в королевской гербовой накидке, который также спешился, после чего вновь повернулся ко мне.
– Значит, если я спрошу, ожидает ли нас твой отец, ты не сможешь ответить? – поинтересовался он, хотя вопрос прозвучал скорее утвердительно.
– Она не глупа, ваше величество, – заверил его Лоди. – Все прекрасно понимает. Просто не может говорить.
Господи, да когда же он умолкнет! Я не нуждалась в переводчике.
– Вот как. – И король склонил голову, по‑прежнему разглядывая меня в упор. – Что ж, ведите нас, миледи. У меня дело к вашему отцу. – И он изящным движением оседлал коня.
Мне оставалось только повиноваться. Конечно, глупо было поворачиваться к нему спиной. Но король Тирас не дал мне ни малейшей подсказки к тому, что собирается сделать. Не успела я опомниться, как мои ноги оторвались от земли, а в следующую секунду я уже сидела перед ним на спине огромного жеребца. Я в панике принялась извиваться, даже заехала ему локтем по грудной пластине, но лишь причинила себе боль. Король отреагировал мгновенно: обвивавшая мою талию рука сжалась так, что теперь я едва могла вздохнуть.
– Во время переговоров будешь сидеть тут. Если твой отец не хочет тебе навредить – если ты не хочешь себе навредить, – вы оба согласитесь сотрудничать. Не хотелось бы волочь тебя за конем связанную, но если понадобится, я сделаю это. Сиди тихо.