9
По привычке Рене отматывает немного туалетной бумаги, так же машинально спускает воду, идет в ванную и моет руки. Перед ним зеркало.
ЧТО Я СДЕЛАЛ?
За первым вопросом автоматически следует вопрос:
КТО Я ТАКОЙ НА САМОМ ДЕЛЕ?
Он брызгает себе в лицо водой, трет щеки. На ум приходит фраза, которую он часто слышал от отца: «Чтобы понимать будущее, надо помнить прошлое».
Как я до этого дошел?
Он был робким ребенком, средним учеником, его ждала скучная, спокойная жизнь по примеру родителей, прививших ему вкус к знаниям. Пенелопа, его мать, преподавала точные науки. От нее он усвоил, что познание научной истины сродни полицейскому расследованию. Эмиль, его отец, учитель истории, передал ему страсть к исторической правде, которую считал актом справедливости.
Обоим была близка мысль, что наука и история не могут не изумлять.
Но школьные учителя требовали от него только запоминания имен королей, названий рек и сражений, дат, столиц. Все это было трамбованием мозгов; хорошие оценки ставили тем ученикам, кто мог как можно ближе к тексту отбарабанить заученный урок.
Книги по программе французской литературы чуть ли не вызвали у него отвращение к литературе вообще.
Это как шпинат: от него может стошнить, если не добавить соус бешамель.
Благодаря некоторым преподавателям и своим родителям юный Рене все же уяснил, что надо постигать отрасли науки как игру ума, а не просто как блоки информации.
«Все, что нас окружает, красиво, надо только проявить внимание», – говорил ему отец. «Все, что нас окружает, достойно восторга, надо только постараться понять, как все это устроено», – дополняла его мать.
От всего этого у Рене появлялось желание лезть под капот машины и наблюдать за двигателем, заглядывать за холодильник, чтобы понять, откуда берется холод. Он разобрал на мельчайшие детали старый механический будильник, чтобы понять… что такое время.
Тем не менее желание понять, что такое на самом деле наш мир, делало его мать тревожной. Каждое утро, послушав по радио новости, она удрученно вздыхала и закуривала, как будто хотела выдохнуть вместе с дымом всю черноту мира.
Она слишком много курила и в конце концов умерла от рака легких. Потом, в 55 лет, заболел болезнью Альцгеймера его отец. Наверное, чтобы забыть утрату – свою большую любовь.
Теперь отца содержали в специальном санатории.
Рене унаследовал профессию родителей – тоже стал учителем.
Он тоже хотел показать своим ученикам, что история – это забавно, увлекательно, удивительно, что все эти странные люди, жившие в прежние времена в разных странах, совершали поразительные поступки – как к добру, так и к худу.
А потом он повстречал Опал Этчегоен, выступавшую в плавучем театре с удачным названием «Ящик Пандоры».
Ему вспоминается первый его сеанс гипноза…
Открыв дверь 109 в коридоре своих прежних жизней, он оказался солдатом Первой мировой войны во время смертельного «наступления Нивеля».
Я думал, что знаю, кто я такой, но не знал, кем был раньше.
За тем первым опытом последовали тяжелые дни. Чтобы исправить это нарушение в спокойном ритме своей жизни, он снова отыскал гипнотизершу и потребовал, чтобы та излечила его от ментальных нарушений, вызванных путешествием в прошлое.
Она объяснила, что его прошлую жизнь не поменять, зато есть возможность открыть для себя другие свои прежние жизни. Лучшим способом забыть болезненное путешествие она назвала другое путешествие в иную, более приятную жизнь.
Она научила его сознательному применению этого нового инструмента для исследования мозга.
Рене стал погружаться в свои прежние жизни и знакомиться с другими персонажами, то есть с собой прежним. Среди всех этих регрессий самой поразительной была та, что позволила ему повстречать за дверью номер 1 самое древнее свое «я».
Это был мужчина, живший в глубокой древности на берегу моря. Рене вступил с ним в диалог. Человек настоящего связался с человеком из седого прошлого, и тот ответил на его вопросы: его город стоял на большом острове между Америкой и Африкой, носившем имя «Атлантида». Рене знал, что острову суждено быть проглоченным океаном.
Уже экстренная ситуация…
Он подсказал древнейшему своему воплощению по имени Геб построить корабль и покинуть остров, пока не началось наводнение, которое погубит его цивилизацию.
Геб поблагодарил свое будущее «я» за совет, после чего Рене вернулся в настоящее.
Эксперимент показался ему потрясающим и плодотворным. Рене влюбился в Опал, красавицу‑гипнотизершу, распахнувшую ему глаза и сознание.
Они решили отправиться в путешествие, на этот раз в настоящем. Опал продала свою баржу. Они добрались до Египта, предположив, что там побывал Геб. Они нашли следы его пребывания и его влияния, воплотившегося в строительстве пирамид.
В конце концов они очутились на Бермудах, где создали с компанией друзей группу для исследования прежних жизней, просуществовавшую несколько месяцев.
Потом Опал и Рене вернулись в Париж и купили новую баржу, чтобы показывать на ней представления – регрессивный гипноз.
Жизнь улыбалась им довольно долго – пока не произошел инцидент с Веспой Рошфуко.
Теперь им за две недели нужно найти 50 тысяч евро.
Рене вздыхает. Он снова ложится под бочок к своей возлюбленной, чтобы еще поспать.
Он представляет, как Геб приплывает в Египет.
10. Мнемы. Путешествия души в Древнем Египте
Мифы Древнего Египта повествуют о том, что все началось с прибытия по морю великанов. Приплыли они с расположенного на западе острова, из утраченного рая, захлестнутого водами потопа. Понемногу из этих первоначальных мифов сформировалась религия египтян.
Иероглифы расшифровал в 1822 году француз Шампольон[6]. Немец Карл Рихард Лепсиус[7] перевел в 1842 году текст под названием «Выйти на свет», который он назвал «Книга Мертвых в Древнем Египте».
В этом тексте «свет» понимается как символ жизни, как дорога к просветлению и к бессмертию души, как противоположность темноте, смерти и забвению. У египтян было принято класть свиток папирусов с этим текстом в могилы умерших и в саркофаги. Его автором считался бог Тот, известный как «Повелитель Времени».
В «Книге Мертвых в Древнем Египте» подробно описано путешествие души усопшего после гибели его телесной оболочки.
Первая часть: душа отделяется от плоти.
Вторая часть: усопший провозглашает свою готовность к возрождению. Он обретает «имя своей первоначальной души».
Третья часть: усопший, узнавший, наконец, свою истинную сущность, приобретает волшебные познания, чтобы предстать перед судом богов за все хорошее и дурное, содеянное им на Земле. Если его сердце окажется легче пера, то он сможет выбрать положительное перевоплощение. В противном случае он обречен на страдания – возмездие за дурные дела.
Четвертая часть: усопшему показывают двери возможных перевоплощений и то, что находится за каждой из них. Он выбирает себе следующую жизнь.
11
Когда Рене просыпается, Опал еще спит. Стараясь не шуметь, он принимает душ, одевается, готовит завтрак.
Из головы у него не выходит диалог с человеком, которым он будет через тридцать лет.
Не похоже, чтобы он работал.
Наверное, он на пенсии.
Бедный будущий я…
Я стану обшарпанным субъектом, живущим в возрасте 63 лет в одиночестве в студенческой комнатушке, глотающим снотворные, курящим, чтобы успокоиться, пьющим пиво, чтобы забыться, и уже не способным даже на регрессивные медитации.
Рене тянется за смартфоном.
Как называется книга, которую он мне посоветовал разыскать?
Он рыщет в интернете, попивая кофе. Оказывается, книга «Пророчество о пчелах» существует. Ее автор – некий Сальвен де Бьенн. Судя по рекламе издательства, он был рыцарем‑крестоносцем, участником штурма Иерусалима в 1099 году. Видимо, там ему явился ангел‑хранитель, надоумивший его изложить на листах пергамента нечто, предвещающее будущее. Сочинение было закончено в 1121 году от Рождества Христова. Впоследствии эти листы были собраны в кодекс и столетиями кочевали из рук в руки. При открытии архивов КГБ в 1991 году их, наконец, обнаружил профессор истории Патрик Ковальски.
В своем предисловии к изданию Патрик Ковальски рассказывает, что русские секретные службы изъяли кодекс в конце Второй мировой войны из нацистского архива в Берлине, куда он попал из варшавской библиотеки после уничтожения местного еврейского гетто в 1942 году.
Ковальски проработал «Пророчество о пчелах», снабдил его предисловием и издал в 1994 году в издательстве Albin Michel.
Рене перебирает все сайты по продаже старинных и подержанных книг, но эту никто не предлагает.
Тогда он сосредоточивается на профессоре Ковальски, но не находит ни одной его фотографии, ни одной ссылки на него, ни одного интервью с ним.
Любопытство распаляется, Рене расширяет поиски и все же находит критический отзыв о книге, автор которого – журналист Жан Вилен:
«Эта работа меня взволновала, и я с любопытством начал ее читать. Но чем дальше я переворачивал страницы, тем больше находил несуразностей. Самая вопиющая – это упоминание открытия Америки. Как крестоносец, якобы живший в 1121 году, умудрился прознать о континенте на западе Атлантики? Жаль, что издателю не хватило честности признать, что эта книга – всего лишь имитация пророчеств Нострадамуса. И последняя подробность, настоящий смертный приговор: нас уверяют, будто текст составлен неким рыцарем‑крестоносцем Сальвеном де Бьенном, якобы участвовавшем во взятии Иерусалима в 1099 году. Однако больше нигде этот персонаж не упомянут, что дает все основания сомневаться в его существовании. На мой взгляд, Патрик Ковальски – это псевдоним, Сальвен де Бьенн – вымышленный рыцарь, а само пресловутое «Пророчество о пчелах» – дурное подражание стилю старинных колдовских книг. Вывод однозначен: это фальшивка».
12
– Что есть подлинность и что есть фальшь?
Рене читает лекцию в одной из малых аудиторий Сорбонны. Ее стены расписаны под потолком замысловатыми фресками на исторические сюжеты. Под фресками блестят лаком деревянные панели, паркет скрипит даже от легчайшего шага.
Лекцию внимательно слушают человек сто.
Рене ставит свой ноутбук на кафедру, откашливается и вещает:
– Обширная тема. Есть соблазн заявить, что все на свете так или иначе лгут и что всякий в конечном счете начинает верить в собственную ложь. Некоторые лгут сознательно, некоторые – бессознательно. Лгут из желания навредить, от страха, от лени, от неведения. Не зная, что произошло на самом деле, человек, спасая лицо, придумывает нечто, кажущееся ему правдоподобным или по тем или иным причинам его устраивающее. Он собирает в один пучок самые противоречивые элементы. Наполеон Бонапарт говорил: «История – это сплошная ложь, с которой все согласились».
В аудитории слышен смех.
– В наши дни правильнее будет сказать так: история – это компромисс между официальными версиями экспертов и теориями заговора из интернета. Цена этого компромисса – количество «лайков» в социальных сетях.
Аудитория одобряет услышанное веселым гулом.
– Тема этого цикла лекций – «Иной взгляд на Историю». Сегодня я начну с рассказа о фундаменте профессии историка. Историк расследует, как в действительности происходили события в контексте конкретной эпохи, учитывая ментальность тех времен, а не взгляд человека XXI века с его снисходительным отношением к прежним поколениям.
Слушатели бодро записывают.
– Но сначала полезно будет вспомнить, как постигается история. Один из ответов на этот вопрос – «по текстам». Без текстов никуда. Слово «предыстория» означает «историю до истории», то есть до появления письменности. Но кто пишет? Наши источники – это в основном писцы или писатели, которые зарабатывали на жизнь, работая на власть предержащих. Кто из наших современников может похвастаться тем, что имеет официальную биографию? Политики, знаменитые актеры, гангстеры на пенсии… Некоторые, кстати, совмещают все три позиции, потому что они не противоречат одна другой…
Снова смех.
– И именно их станут вспоминать через сто лет, когда захотят узнать, кто был лицом нашей эпохи. Так что же такое наше истинное прошлое? Истина в том, что не все наши предки были прекрасными, высокоморальными людьми. Большинство совершало постыдные поступки или являлось сообщниками в их совершении. Мы – потомки каннибалов, кровосмесителей, душегубов, воров, насильников, грабителей, трусов. Но мы можем искупить их грехи, если вспомним правду вместо того, чтобы преумножать ложь. А еще мы – потомки изнасилованных женщин, рабов, жертв побоищ, осужденных за деяния, которых они не совершали, жертв дискриминации. Именно поэтому мы и занимаемся этим прекраснейшим из ремесел – ремеслом справедливости. Мы чиним разбитое, проливаем свет на спрятанное. Рассказывая правду – настоящую, а не привычную, подсовываемую пристрастными книгами, – мы возвращаем жертвам украденное у них достоинство. В нашей власти вернуть исчезнувшим цивилизациям их великолепие вопреки клеветнической пропаганде их разрушителей.
Один студент поднимает руку.
– Как же в таком случае узнать, что произошло на самом деле?
– Узнать это с уверенностью нельзя. В лучшем случае можно приблизиться к истине. Для этого необходимы три вещи…
Рене встает и подходит к большой грифельной доске у него за спиной. Он пишет на ней мелом: «ДВА РАЗНЫХ ИСТОЧНИКА + ГЛУБОКАЯ УБЕЖДЕННОСТЬ».
Слова просит молодая женщина.
– Как бы вы определили эту самую «глубокую убежденность»?
– Можно сказать иначе: это присущая всем нам интуиция… женская интуиция.
Видя реакцию некоторых, Рене говорит:
– Здесь нет ничего смешного! Каждый из нас оснащен бессознательным детектором лжи, позволяющим улавливать в информации несообразность. Помнится, когда про радиоактивное облако Чернобыля в 1986 году говорили, что его остановили Альпы, в моей голове сработал детектор лжи. Я сказал себе: выходит, облако затронуло Монако, Швейцарию и Бельгию, но ни одной французской деревни?.. Разве вам не знаком этот рефлекс?
Слушатели кивают.
– Есть историки‑пропагандисты, либо проплаченные, либо врущие из своих политических убеждений, а еще есть историки‑глупцы…
В зале снова веселье.
– Эти воображают, что нечто знают, но судят вкривь и вкось и в конечном итоге совершенно не понимают реальных событий. Никогда не забывайте, что большинство людей прошлого жили с квазимагическим пониманием событий, которых не могли осмыслить и которые впоследствии получали научное толкование.
– Например? – интересуется студентка.
– Возьмем солнечные затмения, задававшие ритм политической жизни царей инков. Они не знали, что это такое, отсюда мистически‑политическая интерпретация затмений. Или молния, считавшаяся у древних греков божьей карой. Европейцы жили с ощущением, что вокруг них кишат ангелы, следящие за христианами из невидимого мира. Таков смысл барельефов на фасадах готических соборов.
– Но послушайте, – не унимается та же самая студентка, – раз все историки прошлого не заслуживают доверия, то откуда у сегодняшних историков возьмется надежда, что уж они в своих трудах не соврут?
Прежде чем Рене успевает ответить, вмешивается кто‑то еще:
– …из споров с лектором Сорбонны, лучше всех остальных знающим, что правда, а что ложь, что разумно, а что глупо, что есть суеверие, а что наука…
Рене улыбается, чтобы не показать, что этот баламут сбил его с толку.
– Вы правы, – подхватывает он. – Никому не верьте, даже мне. Я не непогрешим: я всего лишь человек, образование, полученное от родителей и от общества, в котором я живу, снабдило меня весьма субъективными рамками интерпретации мира. Сама наша сущность не позволяет нам претендовать на объективность, но по крайней мере здесь мы это сознаем. Будьте бдительны. Исходите из принципа, что вами часто пытаются манипулировать, чтобы заставить поверить в ложь…
У него мелькает мысль:
… и в фальшивки, вроде пророчества Сальвена де Бьенна…