– Ой… – только и сумела я пискнуть.
– Ага, кукиш ей! – ведя меня по аккуратной аллейке, вьющейся между тюльпанами к порогу дома, сказала служанка. – Знаем мы этих мамочек, я сама еле‑еле сбежала от такой в столицу. И то, представляешь, она и тут меня достала! Так я уже третьего хозяина меняю, чтобы замести за собой следы!
– Даже так? – я постепенно стала проникаться доверием к этой девушке.
– Я не хотела, чтобы ты работала в поместье, но как только услышала эти знакомые мне интонации. И вот, – она протянула мне шкатулку и камешки. – Возьми себе обратно, это твое.
Глава 4. Что ты умеешь делать?
– Как же тебя зовут? – на моих глазах выступили слезы восхищения и благодарности.
– Лаурисса, – сказала девушка. – Я проведу тебя к управляющему, но одно условие…
– Какое? – прижимая к себе фамильные сокровища, я готова была согласиться на что угодно, лишь бы как‑то отблагодарить мою спасительницу.
– В этом доме я встретила своего жениха, У‑Марека, так вот…
– Я поняла, не бойся, – улыбнулась я. – Он на меня не клюнет. Ведь на таких, как я, не женятся! И если я даже понравлюсь твоему У‑Мареку, то смотреть на меня он будет разве что как на экзотическую игрушку, которой можно тайно попользоваться и бросить.
– И все равно, я прошу тебя держаться от него подальше, хорошо?
– Я обещаю тебе, Лаурисса! – и я, не сумев совладать с возникшим вдруг желанием, бросилась к этой девушке и нежно обняла ее за плечи.
– Да будет тебе, будет… – легонько отстраняя меня от себя, Лаурисса придирчиво осмотрела мою внешность.
А была я и вправду красивой, и даже слишком: летящая вперед головка на длинной и стройной шее, прямой нежно очерченный нос и большие миндалевидные глаза (прикрытые тяжелыми веками), скрывающие жар утомленной страсти, высоко изогнутые дуги бровей, волевой, но не тяжелый подбородок на широком худощавом лице.
Увидев меня такую, да еще и в этом коротком нелепом платьице, управляющий домом просто ошалел, ослепленный моей красотой.
– Это кто? – не имея сил оторвать от меня взгляд, спросил Винсент (так звали управляющего домом) у стоящей рядом со мной и вовсю ухмыляющейся Лауриссы.
– Ее зовут Изуми, и она прибыла сюда из Тихой Заводи, – ответила она вместо меня.
…
Но я и сама умела говорить, да еще как! Ведь не зря же я тайно прочла все древние манускрипты, хранящиеся в подземельях нашей маленькой поселенской церковки, проникая туда без спросу во время богослужений.
Когда все прихожане молились, закрыв глаза, я осторожно открывала потайную дверцу в стене и, согнувшись вдвое, прыгала в сырую темень.
А уже там, выбрав наугад какой‑то фолиант, прятала его под мышку и быстро возвращалась назад. Не дождавшись окончания службы, я во всю прыть бежала домой, чтобы там, уединившись в какой‑то комнате и сославшись на мучающую меня мигрень, укрыться с головой и читать запоем.
А потом, дочитав до конца, я шла в церковь, возвращала книгу обратно и брала другую.
Когда же вся «библиотека» была мною прочитана, я начинала воровать книги по новой.
Ведь в нашем селении была только начальная школа, где учили читать и писать, а также слагать числа до ста. Все остальное образование считалось вредным.
…
– Ага, Изуми… – управляющий обошел вокруг меня и, щелкнув языком, остановился, глядя мне в лицо. – И по какой надобности к нам?
– Я… Меня привела мама, чтобы устроить работать в какой‑нибудь дом.
– В какой‑нибудь? – ухмыльнулся Винсент. – И кем же ты, милое дитя, хочешь работать в доме?
– Ну… возможно, горничной?
– А что ты умеешь делать?
– Все… умею, – не совсем уверенно ответила я, так как по сути, что я могла?
Жили мы, как и все обычные мяуры, в стволе огромного дерева, где обо всем позаботилась природа. Да, у нас были кровати, диван, посуда, и даже своя небольшая купальня. Но этот роскошный дворец, с тяжелыми портерами на окнах, поблескивающими зеркалами на стенах, оклеенных вычурными обоями; люстры, столики, ковры, мягкие диванчики…
– Ухаживать за дорогой одеждой сможешь?
– Смогу! – сходу выпалила я, взглянув в желтые глаза Лауриссы, вовсю мне подмигивающей.
– Да ты, я вижу, лгунишка! – вдруг нахмурился Винсент. – Зачем соврала мне?
– Я… просто… Я не знаю, как ухаживать за одеждой, – отведя взгляд в сторону, я даже пустила слезу. Так как мне стало невыносимо обидно.
Глава 5. Невообразимо чудесная надежда
«И что же получается, Лаурисса меня решила подставить? – поняла я нехитрый прием девушки. – Очевидно, она все‑таки опасается за своего любимого и хочет сослать меня в хлев…»
– Тогда что ты умеешь делать хорошо?
– Я могу рисовать, – сказала я то, что было правдой. – А еще хорошо танцую, пою, сочиняю стихи, собираю красивые букеты и даже создаю панно из бабочек!
– О, много же полезного ты умеешь делать, красотка, – снова ухмыльнулся управляющий домом. – Да с такими умениями тебе не к нам, а ко двору императора Борсера нужно идти!
– Я не против… – потупив взор, буркнула я, так как уже понимала, что, по всей видимости, меня в этом доме на работу не возьмут.
Так зачем миндальничать и притворяться, что я еще на что‑нибудь надеюсь.
– Ах, даже так? – хитро сощурился Винсент. – А кстати, тебе сколько лет?
– Позавчера исполнилось восемнадцать, – честно созналась я.
– А это идея!
Я сильно удивилась, когда, взяв за руку, управляющий резко крутанул меня вокруг себя, словно я была не девушкой, а юлой. Но я не растерялась, а, став на носочки, запорхала вокруг него, безудержно расхохотавшись.
– Да ты просто находка! – отпуская мои пальцы, Винсент расплылся в улыбке. А потом позвал озадаченную и растерянную служанку: – Лаурисса, проведи эту Изуми на кухню и хорошенько накорми.
– Слушаюсь, Винсент, – нахмурила брови та. – А что вы задумали?
– Наш господин вчера говорил, что император Борсер повсюду ищет девушку, которая бы сопровождала принцессу Мониту к месту ее учебы, в Академию.
– И что же, в императорском замке нет достойных фрейлин?
– Вот именно! Господин Орлеан говорил, что император хочет послать вместе со своей дочерью обычную простую поселянку, которая бы, тем не менее, была сообразительной и красивой.
– И что за надобность?