Скачать книгу: rtf / fb2 /epub
Всем тем, кто…
Глава 1. Дом, милый дом
Багровый, как дорожка свежей крови, поезд полз между серыми холмами вересковых пустошей. Он выкашливал пар из трубы локомотива, скрипел и скрежетал, да и вообще выглядел так, будто вот‑вот развалится, но, несмотря ни на что, упрямо пробирался все дальше и дальше на восток. Вагоны качались из стороны в сторону, колеса стучали по рельсам, угрюмо светились рыжие глаза‑окна.
Туман вплотную подступал к поезду, и человеку впечатлительному могло бы показаться, что в нем проглядывают зыбкие очертания фигур в пальто и шляпах, а иной, кроме белесой бесформенной мглы, ничего бы там не увидел.
За одним из окон последнего вагона, в единственном купе во всем поезде, где не горел свет, виднелась чья‑то голова. Голова эта прислонилась к стеклу, лицо было прикрыто темно‑зеленой твидовой шляпой. Человек спал. Хотя спать ему оставалось недолго.
– Проснись… – едва слышно пролепетал тоненький птичий голос.
– Проснись… – вторил ему другой.
– Проснись… – подключился третий.
Черное одеяло, которым укрылся спящий человек, зашевелилось, и оказалось, что оно будто бы сплетено из угольных птичьих перьев, – да и не одеяло это было вовсе: человека в купе сплошь облепили черные птицы! Коготки царапали кожу сквозь одежду, тонкие острые клювики тыкали и кололи грудь, плечи, руки, и с каждым мгновением эти уколы становились все болезненнее. На костюме появились дыры, из пальто полезли нитки, а на рубашке, впитываясь в ткань, проступила кровь. Одна из птиц вонзила клювик между ребрами спящего человека. Он вздрогнул и заворочался, и тогда птицы начали тлеть и сворачиваться, распадаясь пылью, как засыхающие опавшие листья. Черное одеяло исчезло, словно его никогда и не было, но голоса продолжали звучать:
– Проснись, проснись, проснись… Проснись!
Шепот превратился в пронзительный крик, колеса вагона ударились о стык между рельсами, вагон тряхнуло, и Виктор Кэндл очнулся.
Он убрал шляпу с лица, потер заспанные глаза и сел ровно. Зевнув в кулак, Виктор легонько помассировал онемевшую от неудобной позы шею.
В купе было холодно и темно: керосиновая лампа на откидном столике потухла. За окном туман затянул собой все видимое пространство, и Виктору показалось, что, пока он спал, мир за пределами поезда исчез. Временами вдалеке вспыхивали и сразу же гасли огни, словно пустоши подмигивали не до конца проснувшемуся пассажиру, – это были то ли семафоры на параллельной ветке железной дороги, то ли просто фонари рабочих с болот, то ли…
Виктор вдруг почувствовал шевеление напротив и повернул голову – то, что он увидел, заставило его проснуться окончательно…
Птицы из его полузабытого, рваного сна марки «Сидячий дорожный сон» не остались где‑то там, в вотчине дремы, а перебрались следом за ним в купе. Всего птиц этих было около двух дюжин – они раскачивались на скрипучих жердочках в небольших клетках и, судя по всему, принадлежали пожилой даме, сидевшей рядом с ними. Дама глядела в окно и шепотом пересчитывала вспыхивающие в тумане огни на пустошах.
Выглядела попутчица довольно причудливо. Она куталась в серую шерстяную шаль, настолько длинную и кашлатую, что благодаря ей напоминала огромный сгорбленный ком пыли. На крючковатом носу старухи сидели очки с толстыми стеклами, из‑за которых ее глаза казались просто громадными, но самым странным в попутчице была дряхлая остроконечная, с мятыми полями шляпа, какие не носят уж лет этак двести.
Виктор нескромно уставился на шляпу и ее хозяйку, пытаясь понять, откуда они здесь взялись, ведь он точно помнил, что перед тем, как заснул, он был в купе один – только он и его страхи, присыпанные, будто кофе корицей, тревожными догадками о ближайшем будущем, о прибытии и о людях, которых он давно не видел.
Когда же старуха здесь появилась?
Виктора вдруг посетила странная мысль, что попутчица уселась напротив буквально за одно мгновение до того, как он проснулся. А перед этим просочилась в вагон сквозь какую‑то щель в виде клока тумана. Или – попытался он умерить воображение – все обстояло намного прозаичнее, и она просто пересела из другого купе.
Виктор снова зевнул.
– Здравствуйте, – поздоровалась попутчица, оторвавшись от созерцания туманных холмов. Голос ее был густым и вязким, как мед в горшочке.
– Здравствуйте, мэм. Вы не будете против, если я зажгу лампу?
Положив шляпу на столик, Виктор потянулся к карману за спичками, но попутчица покачала головой.
– О, я была бы против, – дама кивнула на свои клетки. – Мои любимцы не слишком жалуют яркий свет. У них, понимаете ли, очень чувствительные глаза…
– Это кто у вас? – вежливости ради поинтересовался Виктор. – Дрозды? Хотя они больше похожи на маленьких воронов…
– О! Ни те и ни другие, молодой человек! – дама внезапно обрадовалась: очевидно, питомцы являлись ее излюбленной темой для разговора. Она всем телом повернулась к клеткам и склонилась над ними, едва не задев прутья стеклами очков. – Это черные катарки – редчайшие и красивейшие птицы! Помимо меня, в Англии их разводит лишь сэр Макторкок из Лэк‑Эдина, что на границе с Шотландией.
Виктор вгляделся в птиц. То, что черные катарки редкие, он допускал, поскольку никогда о них прежде не слышал, но вот по поводу их красоты он бы поспорил: обладатели тонких клювиков и матовых глаз выглядели, как застывшие сгустки смолы.
– Значит, вы их разводите…
– Да, а потом нахожу для них новые домики. Мои малыши нуждаются в заботе и уходе… – Тут попутчица оторвала взгляд от птиц и вонзила его в Виктора. – Прошу простить мою неучтивость. Юджиния Хэтти… Мисс Юджиния Хэтти.
– Виктор Кэндл, – представился Виктор.
– Едете в Уэлихолн? В отпуск или по работе?
«Лучше бы она продолжала нахваливать своих птичек», – подумал Виктор. Он не слишком‑то любил откровенничать с первыми встречными, но закон вежливости, к его большому сожалению, никто не отменял. Парадоксальный закон вежливости… В свое время он не помешал Виктору устроить скандал – по сути, сбежать из дома и уехать в столицу без материнского благословения, – но при этом сейчас обязывал отвечать какой‑то незнакомой старухе.
– Еду домой. К празднику.
– К празднику? – недоуменно подняла брови мисс Хэтти, а потом улыбнулась: – А, Канун! Ну конечно!
– А вы? – спросил Виктор, хотя, по правде, ему не было дела: сейчас все его мысли занимало другое. Стоило удивлению от неожиданного возникновения попутчицы отступить, как к нему вернулись его прежние страхи. Скоро он приедет домой. Скоро он увидит Ее. Интересно, Она ему что‑то скажет? Или молча вышвырнет за порог?
– А я… – мисс Хэтти глядела в пустоту перед собой. Она также сейчас находилась мыслями где‑то далеко. – Меня позвали… Я не была в Уэлихолне много‑много лет и еще столько же не появлялась бы, но подарочки… да, подарочки, которыми они меня заманили, стоят поездки. Стоят того, чтобы я собрала свою любимую ковровую сумку и своих малышей в дорогу.
«Странный ответ», – подумал Виктор – зловещие нотки в голосе этой чудаковатой женщины пробудили в нем неясную тревогу. Что‑то с ней все же было не так…
– Я еду повидать внуков, – добавила мисс Хэтти, и Виктор про себя усмехнулся собственной мнительности. – Давно не видела маленьких негодников – совсем позабыли старую.
Виктор поглядел в окно – все те же туманные холмы, все те же огни, что порой на них вспыхивают…
Мисс Хэтти продолжила рассказывать о своих внуках, но он ее не слушал. Виктор думал о том, что его ждет, гадал, не совершил ли ошибку, и спрашивал себя: «Зачем… ну зачем ты едешь домой?» Сердце настойчиво твердило: «Ничего хорошего тебя там не ждет».
Семь прошлых лет он отправлял открытки к праздникам, и этого всегда хватало. Из дома приходили пространные и душевные, чем‑то напоминающие выдержки из личного дневника письма сестры, яркие и пестрые самодельные открытки младших членов семьи и добродушные, беззаботные, подчас анекдотичные послания дядюшки. Еще были письма от отца, в которых между строк проглядывала неизбывная тоска: когда Виктор читал отцовские письма, его не покидало ощущение, что он вовсе не держит в руках покрытый чернилами лист бумаги, а стоит перед распахнутым в холодное утро окном…
Ему писали почти все, только Она – никогда.
В этом году Виктор, как обычно, домой не собирался – у него было много работы, близился праздник, тем более господин редактор требовал осветить шумиху вокруг Хэллоуинского Дерева, которое неизвестно откуда появилось вдруг ночью в Гринвичском парке. Виктору не терпелось увидеть все своими глазами – еще бы, ведь на этом дереве росли… тыквы.
Он влез в пальто, подхватил саквояж с фотоаппаратом и портативным фонографом; шляпа заняла положенное ей место на растрепанных рыжих волосах. Наматывая на шею шарф, он уже повернулся было к выходу, когда… в щель для писем в двери протиснулся коричневый конверт. Падению конверта на круглый зеленый коврик сопутствовали бой дедушкиных часов в гостиной и грохот взволнованного сердца.
Виктор застыл в нелепой позе, будто персонаж на фотографии, выхваченный из жизни в момент пляски с шарфом. Он не спешил брать конверт, поскольку уже знал, откуда именно тот пришел, а еще его посетило неприятное предчувствие: кажется, Хэллоуинскому Дереву в Гринвичском парке не доведется сегодня раскрыть ему свои тайны.
Виктор пришел в себя, нагнулся и подобрал конверт.
Получатель:
«Мр. Виктор Кэндл, Роудвуд‑парк, 34, Лондон, Соединенное Королевство».
Отправитель:
«Мисс Бетти Сайзмор, Крик‑Холл, Уэлихолн, графство Эссекс, Соединенное Королевство».
Все верно, письмо из дома. Но кто такая эта Бетти Сайзмор?
Пальцы Виктора дрожали, когда он вскрывал конверт и разворачивал письмо. С одной стороны, его одолевало любопытство, но с другой, ему совсем не хотелось узнавать, что внутри… Любопытство взяло верх, и он словно откинул крышку колодца, которым лет восемьдесят не пользовались: из письма тянуло затхлостью, сыростью и… опасностью. Оно было чертовски странным, это письмо. Почерк был незнаком.
«Дорогой Виктор!
Я догадываюсь, какой ворох чувств вызвал у тебя указанный на конверте адрес отправителя и какое недоумение – стоящее там имя. Поэтому сперва хочу признаться: Бетти Сайзмор не существует – я выдумала ее, поскольку не могу выдать себя, если письмо попадет не в те руки…
Я пишу тебе с просьбой – нет, с мольбой! – о помощи, ведь, кроме тебя, я больше никому не могу доверять. Любой из тех, кто здесь живет, может участвовать в том, что грядет…
Ты должен приехать как можно скорее! В Крик‑Холле что‑то затевается… На праздник приглашены опасные и безжалостные личности, и вскоре дом будет многолюден как никогда. Некто по имени Иероним… Он уже здесь, хотя все отрицают это. Он бродит среди нас, но все делают вид, что его нет.
Это письмо, я полагаю, застало тебя врасплох, тебя переполняют сомнения, но, к сожалению, я не могу раскрыть в нем всего (не те руки поблизости!). Когда ты переступишь порог дома, ты сам все поймешь!
Прошу, поверь: все это не розыгрыш и не уловка, чтобы заманить тебя в Уэлихолн. Если ты не откликнешься, то надеяться мне больше не на кого. Поспеши! Будь осторожен и, молю тебя, внемли!
- S. Когда приедешь домой, никому не говори о письме. Помни: Иероним!»
Подпись отсутствовала – лишь внизу было выведено: «Крик‑Холл». К письму прилагался билет на поезд. И… все. Подлинная загадка, загаданная в нескольких чернильных строках.
Виктор несколько раз перечитал письмо, но ничего так и не прояснилось. Что все это значит? Кто на самом деле скрывается под псевдонимом «Бетти Сайзмор»? В чем именно могут участвовать обитатели дома? Что грядет? И еще Иероним этот странный…
Несмотря на любопытство, он не собирался делать то, что просил неизвестный отправитель… не собирался, а затем словно какая‑то незримая сила заставила его забыть обо всем, о чем он думал перед тем, как открыл конверт, и вспомнить о жизни, которую он называл кратко «То, вчера», всегда предпочитая сменить тему, когда кто‑то о ней заговаривал. Эта незримая сила толкнула его в спину, буквально вышвырнув за порог лондонской квартиры, и понесла прямиком на вокзал. Вот так он и оказался в этом поезде, в этом вагоне, в этом самом купе…
Дверь купе неожиданно открылась. Ее стук оторвал Виктора от тяжелых мыслей, а мисс Хэтти – от рассказа о весьма посредственных достижениях ее неинтересных внуков. На пороге стоял высокий человек в длинном сером пальто и шляпе. Руки мужчины безвольно повисли вдоль туловища, он ссутулил плечи и выдвинул вперед шею. На бледном лице читалась смертельная усталость.
Незнакомец принес с собой холод. Сквозняк прошелся по ногам Виктора, и ему стало зябко. На коже выступили мурашки, изо рта при дыхании начал подниматься пар: должно быть, кто‑то из пассажиров открыл окно в конце вагона, а проводник и не заметил.
С появлением мужчины в пальто птицы мисс Хэтти начали вести себя странно – в них словно что‑то вселилось: пернатые принялись прыгать и мельтешить по своим клеткам, оббивая крылья о прутья.
– Гвинн… – проговорил незнакомец заунывно, будто зевая. – Гвинн Моулинг. Вы знаете ее?
– Э‑э‑э… Нет, простите, – непонимающе ответил Виктор и поглядел на мисс Хэтти. Птичница пристально смотрела на незваного гостя.
А тот будто бы и не услышал ответа.
– Моя милая Гвинн… – со стоном продолжал он. – Она была несчастна и сделала то, что сделала. Я не виню ее. Но… Гвинн, моя милая Гвинн… Как же я хочу тебя увидеть вновь.
Сложившаяся ситуация показалась Виктору крайне нелепой.
– Простите, мы не знаем Гвинн, – сказал он твердо. Таким тоном он обычно разговаривал с назойливыми коммивояжерами. – Будьте добры, закройте дверь. Здесь настоящий сквозняк. Холодно!
Мужчина в пальто не ответил. Он просто повернулся и пошагал по проходу прочь.
– Эй!
Виктор резко поднялся на ноги; задетая им шляпа упала со столика на пол. Подойдя к двери, он выглянул в проход. Там никого не было. Мужчина, спрашивавший о Гвинн, вероятно, зашел в соседнее купе. Виктор раздраженно поморщился и затворил дверь. А затем вернулся на свое место у окна.
– Ваша шляпа, молодой человек. – Попутчица услужливо протянула Виктору его головной убор.
– Благодарю. – Взяв шляпу, он кивнул на закрытую дверь. – Странно, правда?
– Не вижу ничего странного. Они все возвращаются домой…
Ее ответ лишь усугубил абсурдность происходящего.
– Кто «они»?
– Те, кто покинул дом.
– Да уж… – пробормотал Виктор и подумал: «Спрашивается, и почему нельзя говорить по‑человечески, как в Лондоне? Вот она, неумолимо приближающаяся чертова родная провинция с ее чудаками».
– Вы не знаете, сколько еще осталось до Уэлихолна? – спросил он, сомневаясь, что получит внятный ответ.
– Станция Уэлихолн будет через четыре часа тридцать восемь минут, – не задумываясь ни на мгновение, ответила мисс Хэтти. Должно быть, у нее где‑то под шалью тикал идеально точный хронометр или она просто сказала первое, что пришло ей в голову. Виктор не стал вдаваться в подробности.
– Тогда вы не против, если я посплю где‑то… м‑м‑м… четыре часа тридцать пять минут?
– Как я могу быть против вашего сна? – попутчица прищурилась. – Но вы должны помнить, что сон в пути опасен.
– Чем же? – удивился Виктор.
следующая страница ->