– Значит, империя огров и моя семья становятся разменными монетами. А чем пожертвуете вы? Богатством? Славой, добытой в Колизее? Жизнью?
Варег ответил сразу, но взгляд его был обращен не на императора, а на центурионов.
– Ради спасения нашего народа я готов пожертвовать всем. Пока мы колеблемся, наш клан гибнет.
Варег, разумеется, поспешил заявить о своей солидарности с народом, чтобы заручиться поддержкой свиты. Сумеет ли он толкнуть их на убийство? В истории Верховного Молота подобные дебаты слишком часто перерастали в бунты.
Мар’гок быстро огляделся, стараясь не выдавать своих чувств. Глаза у Варега были волчьи – казалось, он в любую секунду может оскалиться или завыть. Остальные прижали кулаки к груди, отдавая честь – но кому? Их было пятеро, а он один.
Император милостиво кивнул каждому обеими головами.
– Отлично. Я продам им нашу магию. Рабы владеть рабами не могут. Оркам не удастся сделать с силой Кузнецов ничего такого, что уже не сделали мы.
Мрачно, но решительно огры направились обратно к Громмашу.
Мар’гок чуть задержался, стараясь сдержать улыбки на своих лицах. Варег проявил себя. Мар’гока «убедили». Он фактически уступил своему советнику. Поддержи какое-нибудь глупое решение — и массы поневоле объединятся, чтобы ему противостоять.
Это их устраивало – алчную, подлую чернь – верить в то, что ими правит тщеславный, самовлюбленный монарх, который не идет на уступки, который скорее отправит свой народ на задворки истории, чем позволит жить в позоре.
Это была одна из причин, по которой Мар’гок и был императором.
***
Солнце давно село, и густые клубы дыма от факелов, освещавших Громмашар, сливались со смогом, который висел над его стенами. Мар’гок глубоко вдохнул. Эта смрадная вонь его успокаивала.
Наклонив одну из голов чуть сильнее, чем другую, он мягко произнес:
– Мы научим тебя сокрушать чары, Громмаш Адский Крик.
Лицо Громмаша озарила восторженная улыбка. Была особая сладость в том, чтобы видеть врага у своих ног и знать, что он признает свое поражение.
– Отведи свою армию и пришли в Верховный Молот десять своих самых сообразительных подданных. Я лично обучу их. Они будут готовы через год, а может, и раньше.
Громмаш изогнул бровь, потом нахмурился. Четыре толстых пальца забарабанили по рукояти секиры, однако ответил он сдержанно.
– Не шути со мной, император. Ты научишь всех орков, у которых есть способности, и сделаешь это здесь.
Мар’гок развел руки в стороны и ухмыльнулся, широко раскрыв рты. Такие улыбки обещали тебе весь мир: обычно он приберегал их для родичей, которых собирался убить.
– Если я поделюсь нашей магией со всей твоей армией, зачем тебе тогда мой народ? Как ты поступишь с ограми, от которых тебе никакой пользы?
Если бы у черепа огра, висевшего на троне Громмаша, оставались веки, он бы подмигнул.
Громмаш оскалился.
– Достойных я пощажу. Положись на ценность своей магии, огр. Выбора у тебя нет.
Послышались шаги, и вскоре прибыло еще несколько вооруженных орков. Их возглавляла та самая уродливая посланница, и все взоры обратились на нее. Громмаш поднял руку, требуя тишины.
– Да?
– Вождь Адский Крик, они совершили попытку перебросить подкрепление по морю. Четыре корабля направлялось к Верховному Молоту, но мы навели на них наши орудия, и ни один не добрался до берега. – Каждый ее жест выдавал крайнее волнение. – Остатки их армии укрылись в башнях. Скоро крепость будет в наших руках. – Казалось, еще немного, и она запоет.
Мар’гок посмотрел на свою руку. Он мог одним ударом свалить элекка, мог раздавить грудную клетку орка. Сейчас рука дрожала.
Он попытался унять дрожь, сначала потихоньку, потом изо всех сил – и не смог.
И тут земля содрогнулась. Испуганные крики смешались со скрежетом мечей, доставаемых из ножен. Краем глаза Мар’гок увидел, как Ко’раг бросился к трону Громмаша, по пути растоптав двух орков. Копье с тонким древком просвистело в воздухе и, дрожа, вонзилось ему в плечо. Из раны хлынула кровь, однако сокрушителя чар это не остановило – он был подобен валуну, катящемуся по грязи.
Мар’гок ухватил его одной рукой за горло и опрокинул с такой силой, что с ближайших деревьев облетела листва, а орки попадали навзничь.
Сокрушитель захрипел. Мар’гок поставил ногу на живот Ко’рага и увидел, как его лицо скривилось от боли.
– Тупица! – рявкнул он.
Громмаш вскочил на ноги. Десятки орков направили мечи и копья на Мар’гока. Отойдя от поверженного сокрушителя, Мар’гок выпрямился во весь рост и посмотрел в глаза вождя. Тот был насторожен, тяжело дышал и едва не дрожал от напряжения. Император был больше, Адский Крик – быстрее. (Если Мар’гоку удастся разбудить спящий камень раньше, чем орки подойдут на расстояние удара… Если затем он сможет вложить все силы в бросок…)
– Ты посмел напасть на меня в моем собственном доме? – взревел Адский Крик, и это в самом деле был рев, заглушающий все вокруг.
Он сжал и разжал кулаки; руки скользнули по рукояти секиры. Тяжело дыша, он оглядел других орков; их, как и его, переполняла ярость.
Надежда на удачное завершение переговоров рухнула. Теперь ему придется бежать к повозке. (А вдруг ее уже увезли?)
Четыре вооруженных орка, разделившись на пары, стали наступать на Мар’гока с двух сторон. Он сжал гладкий камень, который как бы сам собой оказался у него в ладони. Зубы прикусили языки, и он почувствовал вкус крови.
– Стойте, – тихо и спокойно произнес вдруг Громмаш.
Мар’гок увидел, как при этих словах стихает ярость орков, как разжимаются кулаки.
– Император не виноват.
Вождь посмотрел туда, где лежал Ко’раг. Несколько орков опустили оружие – но не все.
Однако глаза Громмаша оставались холодными. Он тяжело дышал, но не от усталости, от гнева.
– Мои требования не изменились. Ты будешь учить нас сейчас – или все вы умрете.
Четыре широкоплечих орка окружили Ко’рага, наставив на него копья. Тот стонал, поворачивая голову туда-сюда; сапоги орков плотно прижимали его руки к земле.
– Тогда давай обсудим условия.
Мар’гок спрятал камень под одеждой и поднял руки. Те, кто убивает с помощью оружия, часто успокаиваются, видя поднятые руки.
Громмаш Адский Крик ничего не ответил.
– Поднимите его.
Стараясь не делать резких движений, Мар’гок сделал знак центурионам, и те усадили Ко’рага и выдернули из его плеча копье. Он содрогнулся; из раны потекла струйка крови.
Вождь кивнул оркам, а они – ему. Теперь дрожащие лезвия мечей и копья, застывшие на уровне глаз, больше не отвлекали Мар’гока, однако его тревожило само присутствие такого количества вооруженных орков. Рог императора покрылся капельками пота, он смахнул его – и воспользовался паузой, чтобы собраться с мыслями.
Громмаш быстро успокоился – гораздо быстрее, чем можно было ожидать. И при этом он не утолил свою жажду крови. Может, он хотел включить плату за это нападение в условия договора? Или… эти новые боевые машины, появившиеся словно ниоткуда, блеск в глазах Громмаша при одном упоминании магии, сокрушитель, которого пощадили, несмотря на попытку покушения на вождя… («Докажите, что от вас есть польза», – сказала посланница.)
– Наши заклинания – не просто часть сделки, – Мар’гок заговорщически поджал губы. – Они тебе нужны. Зачем?
Громмаш молчал.
– Какая сила тебя пугает?
Мар’гок предполагал, что после такого вопроса Громмаш превратится в бешеного пса. Однако вместо этого вождь снова уселся на трон.
***
– Это правда, – медленно проговорил Громмаш. – Мы не можем знать, кто именно встанет у нас на пути в следующий раз.
Он продолжил, поглядывая на орков, которые окружили его трон и напряженно наблюдали за происходящим.
– Но я уже многое повидал и знаю, что готовиться… необходимо. Я верю, что скоро мы столкнемся с такой магией, которой еще не видели на Дреноре. И мы ей не уступим. Если твой клан поможет нам своими заклинаниями, если вы поклянетесь в верности Железной Орде, то мы даруем вам жизнь.
Мар’гок кивнул обеими головами.
– Да будет так.
– Но, – тут в глазах Громмаша мелькнуло что-то звериное, – если вы отступитесь, если не посвятите себя без остатка общему делу, я отдам вас Каргату Остроруку.
Острорук, вождь клана Изувеченной Длани, некогда расхаживал по Колизею так, словно он был его хозяином. Позже огры Верховного Молота приковали Каргата к стене. Знаменитые рабы могут представлять немалую опасность.
Чтобы бежать, Каргат отсек себе руку (левую? правую?), но и при этом по пути нанес немало тяжелых ран своим тюремщикам. Затем он освободил других гладиаторов и превратил их в свою армию мстителей. Теперь в память об этом легендарном событии орки Изувеченной Длани сами калечили себя.