– Да. Но…
– У вас есть хоть какие‑то деньги?
– Какие‑то есть… Но я…
– Никаких возражений! Вы летите в лето, к солнцу, теплому морю. И там, а не в московской слякоти, поразмыслите над тем, как вам жить дальше.
– А… А почему… Какое вам до меня дело?
– А меня так воспитали. Может, слыхали, когда‑то бытовал такой лозунг – чужого горя не бывает.
– То есть, вы…
– Нет, я не мать Тереза, я просто видел людей, которые от отчаяния делали жуткие глупости, и если я могу удержать человека от этой глупости, я пытаюсь это сделать.
– И вы считаете, что мне надо лететь?
Судя по ее тону, удивление от его слов пересилило все остальные эмоции.
– Да, безусловно, – очень твердо ответил Захар. – Для вас сейчас это проще всего. Вы подчиняетесь ритму, заданному режимом авиаперелета. А в Тель‑Авиве я в аэропорту возьму напрокат машину и отвезу вас в отель. А утром вы проснетесь с другим ощущением жизни…
– Вы психолог?
– Отнюдь. Биофизик.
– Вы хороший человек… Ой, а как вас зовут?
– Захар. А вас?
– Рита. Маргарита.
– Скажите, Рита, а ваш отель, он в Тель‑Авиве? А то, может, я погорячился, обещая отвезти вас. Вы не в Эйлат собрались?
– Нет, в Тель‑Авив. Отель «Дан».
И снова слезы побежали по ее щекам.
– Нет, я, наверное, не смогу… Я так мечтала… Вдвоем… мне казалось… Он столько говорил, как мы там будем… Нет, я не полечу, простите, Захар… Я пойду…
– Рассказывайте!
– Что?
– Что сможете! Считайте, что мы вагонные попутчики. Им можно все вывалить… Шанс встретиться еще раз ничтожен. Обещаю, я отвезу вас в отель и оставлю в покое.
– Зачем вам это?
– Мне? Незачем. Это нужно вам! Рассказывайте!
– Я не знаю… нет, я не могу…
– Хорошо, тогда вот, съешьте шоколадку. – Он достал из сумки небольшую плитку шоколада.
– Спасибо, не хочется.
– А вы через не хочу.
Он отломил половинку шоколадки.
– Вы обязаны это съесть. Это лекарство.
– От любви? – грустно улыбнулась она.
– И от любви тоже, – без улыбки ответил он.
– Попробую… Вдруг поможет.
Она откусила кусочек.
– Вкусно. Только вкус странный какой‑то, как будто с перцем…
– Нет, с имбирем.
– Да? Я не знала, что такой бывает.
– Ешьте, ешьте.
– Спасибо.
Она и в самом деле съела свою половинку.
– Вот молодец! А это, – он протянул ей оставшуюся половинку в фольге, – спрячьте в сумку. Пригодится.
– Спасибо.
И тут объявили посадку.
Их места оказались в одном ряду, но через проход. И на место рядом с ней села какая‑то пожилая женщина. Ну и сволочь же ее мужик, успел сдать билет. Значит, заранее все продумал. Ему зачем‑то надо было убрать ее из Москвы…
Захар увидел, что Рита в отчаянии закрыла лицо руками. Значит, ей в голову пришла та же мысль. Бедная девочка. Он встал, пропуская на соседнее место толстого мужчину с рюкзаком. И пока тот упихивал рюкзак под переднее кресло, Захар наклонился к Рите и прошептал:
– Скажите спасибо, что избавились от подлеца.
Она взглянула на него с таким изумлением, будто увидела впервые.
– Держитесь. Завтра будет легче. И пристегнитесь.
– Да, да…
Он сел, пристегнулся и открыл свой журнал.
Но время от времени поглядывал на Риту. Она сидела бледная, с закрытыми глазами. Жалко ее, нет сил. Сейчас даже вообразить невозможно, как эта женщина светилась счастьем несколько часов назад. Интересно, если б я не видел ее в этом волшебном сиянии, стал бы я ей помогать? Если бы она не села со мной рядом, вряд ли… Но даже если бы я не видел ее сияющей, а она села бы рядом, все равно стал бы… Там была такая концентрация горя, мимо которого пройти нормальный человек просто не может…
Когда стали разносить еду, Рита категорически отказалась, но Захар по‑английски сказал стюардессе, чтобы все‑таки поставила перед Ритой подносик с авиаужином.
– Рита, хоть поковыряйте что‑нибудь, глядишь, и понравится что‑то. Кексик, похоже, вкусный.