Глава 2.1
Первые секунды, после того как захлопывается за Николаем дверь, жадно глотаю ртом воздух, не в силах надышаться. Кожа там, где дотрагивалась его рука, буквально горит огнем.
Неужели любимый и правда меня оставил этим бандитам? На глаза набегают слезы, и я со злостью смахиваю их ладонью. Я не хочу верить в это, не хочу! Сергей не мог так поступить со мной. Мы знакомы еще со школьной скамьи, встречаемся уже, Бог знает сколько лет. Бабушка и он самые близкие для меня люди… Вернее, теперь только он.
Чуть больше года назад бабули не стало. Она воспитывала меня одна, отца я никогда не знала, а мама умерла, когда я училась в первом классе. И я просто не в силах поверить, что человек, который горевал вместе со мной на кладбище, поддерживал, помогал всегда, чем мог, вот так просто продал меня. Не мог он так поступить! Кто угодно, только не он! С Сережей однозначно что-то случилось. Мне просто нужно взять себя в руки и подумать, как быть дальше.
Медленно поднимаюсь с кровати и иду осматривать свою временную тюрьму. Спальня мне очень нравится. Небольшая, уютная. Даже имеется свой санузел. Из окна открывается шикарный вид на лес. Пожалуй, мне бы пришлось по вкусу тут жить, но не в качестве пленницы. В таких богатых домах, кажется, их коттеджи называют, я еще никогда не была. И что удивительно, сделан он полностью из дерева. У нас с бабушкой был обычный сельский домик на три комнаты, у Сергея такой же. А учась в университете я жила в общежитии, и там, естественно, обстановка была также скудна и непритязательна.
Только сейчас мне совсем некогда восхищаться интерьером, нужно подумать, как мне выбраться отсюда.
От одной мысли о том, что придется бежать, меня охватывает ужас. А о том, что будет, если меня поймают, я даже думать не хочу. Но и сидеть, сложа руки, мне не подходит. То будущее, которое уготовил для меня Николай, пугает несравнимо больше, нежели последствия неудачного побега. А так, если мне удастся скрыться в лесу, то в скором времени можно выйти на трассу и поймать попутку. Приблизительное направление я помню, и, думаю, дойти до шоссе будет не так уж и трудно, все же не глухая тайга.
Больше меня беспокоит, как из дому выбраться. В комнате я закрыта, выводить меня куда-нибудь нет нужды, а это значит, что планируют меня держать здесь, пока не придет пора мной воспользоваться. А тогда бежать будет поздно. Но даже если мне удастся каким-то чудесным образом сломать замок, то, ручаюсь, меня тут же перехватят. Не так уж они глупы, чтобы не следить за единственным выходом… Остается окно.
Подхожу к нему и осторожно выглядываю. Стена бревенчатая сплошная, ни плюща, увивающего ее, ни дикого винограда, по которому так ловко спускаются беглянки в книгах и фильмах. Под самим окном хоть и не голая земля, а пушистый разлапистый куст, но прыгать я вряд ли осмелюсь. Слишком высоко. А на сломанных ногах далеко не убежишь.
Отчаяние вновь охватывает меня, и я разочарованно плюхаюсь обратно на кровать. На глаза наворачиваются слезы, но в этот раз, я уже не вытираю их. Скрутившись клубочком на постели, заворачиваюсь в одеяло и опять ныряю в сон. Изнуренному волнениями организму требуется отдых.
А когда просыпаюсь, в голову приходит идея, которая настолько очевидна, что я диву даюсь, как могла не додуматься до этого раньше — нужно просто связать простыни и по ним спустится. Я, конечно, канатолаз еще тот, но упасть, зависнув где-то посередине этажа, и выпрыгнуть из окна большая разница. Одно меня смущает — неужели эти мордовороты настолько недооценивают меня, и не подумали о том, что я найду способ сбежать?
Обвожу взглядом комнату, прикидывая, на чем можно закрепить свой импровизированный трос, и замечаю на столе небольшой, накрытый крышкой поднос, которого ранее в спальне не было. Кто-то заходил ко мне, пока я спала, и оставил обед? От мысли, что я была перед неведомым посетителем спящей и совершенно беспомощной начинает мутить. Но я прекрасно понимаю, что силы мне понадобятся, и просто необходимо себя заставить съесть хотя бы кусочек.
Немного поколебавшись, подхожу к столу и открываю предложенное блюдо. К горлу подступает желчь. Слипшийся комок пельменей, застывший бесформенной серой глыбой, не вызывает никакого аппетита. Сглатываю тошнотворный привкус во рту и присаживаюсь, дабы приступить к трапезе. Я не знаю, что ждет меня в процессе побега и когда я смогу добраться до людей. Вполне вероятно, что придется прятаться в лесу от этих гадов, а там еду в такое время года я вряд ли найду.
Первая ложка идёт с трудом, но пельмени на вкус оказываются намного лучше, чем на вид, и я без особых усилий съедаю всю порцию. А пока ем, прикидываю, когда удобнее было бы сбежать. Сейчас явно не стоит. Солнце светит ярко, и я буду заметна, как на ладони. Думаю, безопаснее будет осуществить побег в темноте. А пока можно рассмотреть постельное белье и рассчитать, сколько мне понадобится ткани, чтобы спустится вниз.
На счастье меня сегодня больше никто не тревожит. Николай, как и обещал, дает время на размышления и осознания своего положения. И лишь уже глубоким вечером, когда небо чернеет, и на нем появляются звезды, моя дверь, тихо скрипнув, отворяется.
Я была готова к тому, что мой мучитель нанесет визит — надо же убедиться, насколько жертва приняла свое новое положение — хотя до последнего надеялась, что меня не побеспокоят.
Чтобы показать смирение и отчаяние, и не выдать неосторожным жестом свои планы, не зажигаю в комнате свет, решив притвориться спящей. Поплотнее завернувшись с головой в пушистое одеяло, как в белый мягкий кокон, стараюсь дышать размеренно и спокойно.
Мужчина замирает на пороге, давая глазам привыкнуть к темноте, а затем я слышу, как его тяжелая поступь приближается к кровати.
Я, чувствую, как под его тяжестью прогибается матрас, когда он приседает на краешек постели и откидывает мое одеяло. Невероятным усилием воли заставляю себя и дальше дышать ровно и выверено, выталкивая из головы мысли о том, что сейчас творится в комнате. Я буду думать о море, о ласковом теплом море.
Однажды мне довелось побывать на его берегу, и эта картина навсегда останется в моем сердце. Шум волн, запах солёной воды, крики чаек над головой. Это сейчас перед глазами, а не наглая мужская рука, которая гладит мою лодыжку, не человек, который шумно дышит, рассматривая мое спящее тело. Море… Море… Море… Аквамариновое. Глубокое. Нежное и сильное одновременно. Мое море. Мой уголок спокойствия и умиротворения.
Не знаю, сколько длится эта пытка, и знать не хочу. И только когда слышу звук закрывшейся двери, позволяю себе расслабиться и выдохнуть. Кажется, поверил.
Вставать не спешу, мысленно отсчитывая секунды, даже слегка придремываю, каждый раз нервно вскидываясь на звуки в доме. Голоса мужчин отчетливо доносятся с первого этажа, хотя разобрать о чем говорят эти гады, я не могу. Но со временем стихают и они, а дом погружается в полную тишину. Кажется, время пришло.
Медленно встаю с кровати и принимаюсь за дело. Света из окна вполне хватает, чтобы стащить простынь и пододеяльник и связать их узлом. Я не знаю насколько крепок он у меня получается, будем надеяться, что достаточно, для того, чтобы я спустилась. Один конец привязываю к конвектору под окном, а со вторым в руках нерешительно замираю. Боже, как же мне страшно! Но оставаться здесь намного страшнее. Ещё раз придирчиво осматриваю крепление. Надеюсь, эта металлическая штука меня выдержит. Лучше было бы к кровати привязать, но тогда мне не хватит длинны. Нужно рискнуть.
Ткань с мягким шелестом падает вниз. Чёрт! Не хватает. Придется прыгать. Или падать. Это уже как получится.
Перекидываю ноги через подоконник и, сжав верёвку в руках, соскальзываю вниз. Мамочки, как же тяжело. Секунду беспомощно болтаю ногами, пока не нащупываю выпуклый бочок одного из бревен, из которых сделаны стены. Становится легче.
Медленно, шаг за шагом спускаюсь вниз. Миную узел, который связывает пододеяльник и простынь и двигаюсь дальше. Руки дрожат от напряжения, мышцы словно сводит судорогой, но я стараюсь не обращать на это внимания, молясь только об одном — чтоб не развязались узлы. До земли остаётся ещё половина расстояния, когда я всё-таки не выдерживаю и срываюсь вниз — то ли руки меня подводят, то ли плохое крепление каната, то ли то и то.
С глухим охом падаю в кусты, а сверху на меня пододеяльник. Дыхание выбивает из легких, в глазах зажигаются звездочки. Больно, очень больно. Мелкие веточки растения царапают обнаженную кожу, впиваются острыми концами, нанося невидимые мелкие порезы. Закусываю губу чуть ли не до крови, чтобы сдержать крик. У меня почти получилось, я не могу себя выдать так глупо.
Из открытых окон в доме слышится тихий шорох. Разбудила? Боже, Боже, Боже, прошу тебя, пускай они спят! Пускай их сон будет крепок, как у младенца!
Страх, погнавший адреналин по венам мигом выгоняет все болезненные ощущения, и я, как заведенная, вскакиваю на ноги. В лодыжку словно ввинчивается раскаленная острая игла, тихо мычу, изо всех сил стиснув зубы. Могло быть и хуже. Ушиб, всего лишь ушиб, при переломе болит сильнее… Я знаю.
Так, а теперь куда? Дом окружён серебристым забором, сделанным из металлического профнастила, по-моему, эта штука так называется. Залезть-то я смогу, если что-то подставить, а перелезть как?
Задумавшись, кидаю взгляд на землю, и замечаю белеющий пододеяльник. Сгодится! Быстро хватаю лежащий в кустах кусок ткани и снова настороженно прислушиваюсь.
В доме, кажется, снова стихают, и я, не теряя времени, быстро ковыляю к забору, напрочь игнорируя ноющую ногу. Нужно просто потерпеть, плакать буду потом.
До цели остаётся ещё каких-нибудь пару шагов, когда до меня доносится громкий лай. Собаки? У них есть сторожевые псы? Почему я раньше их не видела? Может они где-то были в вольере? Не важно. Теперь уже точно не до лодыжки.
В два счета преодолеваю расстояние до забора и закидываю скрученное комком покрывало на его бортик. Затем запрыгиваю на бетонный уступ, ставлю ногу на металлическую ленту, скрепляющую листы профнастила, и, подскочив, бухаюсь животом на кромку, накрытую тканью. С губ срывается тихий стон. Несмотря на мягкую подстилку, острый край ограды больно врезается в тело. Пес, почти догнавший меня, клацает челюстью у самой моей икры и цепляется зубами за подол платья. Ткань жалобно трещит, я дергаю здоровой ногой, кажется, даже попадаю пяткой по собачьей морде, и переваливаюсь через забор.