Я поднес ко рту ложку с хлопьями, и тут вдруг Лекс бросилась ко мне из другого конца кухни и выбила ее из моей руки.
– Дэнни! – рявкнула она. – Не вздумай! Кто дал ему клубнику?
– Я, – ответил Николас.
– У него же аллергия! О чем ты думал?
Николас уставился широко открытыми глазами на нее, потом на меня.
– Прости, Дэнни. Я совсем забыл.
Напряжение повисло в воздухе. Николас смотрел на меня, я на него, а боковым зрением видел, как Лекс сжала кулаки.
Потом она перевела дыхание, и вся комната как будто выдохнула вместе с ней.
– Ну, ничего страшного не случилось, – сказала она. – Я тебе что‑нибудь другое приготовлю, Дэнни. Чего бы ты хотел?
Она забрала чашку с хлопьями, вылила в раковину, а я все смотрел на Николаса, и он, так же молча, на меня. Подозревает?
– Ты что, тоже забыл?
Я медленно кивнул и начал выдавливать из глаз слезу. Я всегда умел плакать по заказу, когда захочу. Полезная штука.
– Наверное… – проговорил я. – Я уже так давно не пробовал свежих ягод, что…
Каменное лицо Николаса дрогнуло.
– Ох, милый ты мой… – проговорила Лекс.
– Извините. – Я поднялся из‑за стола. – Извините, мне надо…
Я выскочил из кухни. За спиной слышно было, как Лекс отчитывает Николаса и как он просит прощения. Я улыбнулся.
* * *
Я проторчал в комнате Дэнни минут десять, а потом кто‑то тихонько забарабанил в дверь – значит, Лекс пришла меня искать.
Я сжался в комочек на кровати, стараясь, чтобы это выглядело пожалобнее.
– Входи.
– Эй, – тихо проговорила она, лишь чуть‑чуть приоткрыв дверь. – Все хорошо?
– Вроде бы, – отозвался я. Сел, потер глаза. – Извини. Извини, что я так распсиховался. Я просто хочу быть как все, понимаешь? А у меня ничего не получается, и иногда это так бесит…
– Ну‑ну. – Она села рядом и положила мне руку на плечо. – Ты ничего плохого не сделал.
– Расстроил всех.
Лекс погладила меня по плечу.
– Да нет, не расстроил. Мы просто… притираемся пока друг к другу. На это уйдет какое‑то время, и без осечек не обойдется. Но ты никогда себя в этом не вини, понял?
Я сглотнул комок и кивнул.
– Ты же знаешь, что можешь всегда поговорить со мной о чем угодно, да? – спросила она. – Не хочу давить, но я всегда рядом.
– Я знаю, – ответил я.
Она улыбнулась и легонько ткнула меня в ногу.
– И не обращай внимания на Николаса, ладно? Я его конечно, люблю до ужаса, но иногда он просто идиот.
Я чуть заметно улыбнулся.
– Ага, вот теперь узнаю своего братишку! – Она взлохматила мне волосы. – Ну что, может, проедемся по магазинам? Будет весело.
Мы сели в машину Лекс и отправились в город, покупать мне все необходимое. Оказалось, что наши с Лекс понятия о «необходимом» сильно отличаются. Несколько часов мы ходили из одного магазина в другой, скупая одежду, туалетные принадлежности, обувь, мобильный телефон, ноутбук, – и за все платила блестящая платиновая кредитка, которую Лекс извлекала из бумажника. Если мне что‑то нравилось, она покупала в двух экземплярах, даже не глядя на ценники. Удивляться было нечему – после их дома и роскошного BMW Лекс, – и все же в этом было что‑то почти сказочное: взмахнула кусочком пластика – и вот тебе все, чего душа пожелает.
– В понедельник поедем в банк и заведем тебе собственную карту, – сказала она, когда мы уселись за поздний обед. – У нас у всех есть карты, привязанные к семейному счету. На случай, если срочно понадобятся деньги.
Похоже, «срочно понадобятся» мы тоже понимали по‑разному. Для меня это означало, что денег не хватает на автобус, когда позарез нужно смыться из города. А для нее – что она увидела на витрине какую‑нибудь блестящую штучку, и ей захотелось ее купить.
Ее определение мне нравилось больше.
– Всегда обожала этот цвет на тебе, – сказала Лекс и провела ладонью по рукаву новенькой голубой рубашки, что была на мне надета. Я поглядел на рубашку. Я всегда понимал, каково жить без денег: когда растешь в бедности, это въедается в тебя до мозга костей. А по этим вещам, которые Лекс совала мне для примерки, по этой рубашке из тонкого хлопка я начинал смутно представлять, какой бывает жизнь, когда деньги есть. Оказывается, легко держаться прямо и уверенно занимать место в пространстве, когда на тебе все чистое, мягкое и дорогое. – От него у тебя глаза делаются почти зелеными.
Ее лицо, когда она мне улыбалась, сияло такой теплотой и лаской, что я почувствовал, как что‑то шевельнулось в груди. Это спящее мертвым сном сердце дрогнуло, пытаясь проснуться.
– Я сейчас, – сказал я и вышел в туалет. Что‑то я без конца в туалетах прячусь. Я вымыл руки и долго смотрел на себя в зеркало, пока лицо не утратило знакомые очертания и не распалось на отдельные формы и линии. Я поморгал и несколько раз глубоко вздохнул. Формы и линии опять соединились в лицо.
Когда я вернулся за столик, Лекс запивала таблетки бокалом вина, которое заказала к обеду. Заметив меня, она чуть повела плечом.
– Голова болит, – сказала она и сунула пузырек обратно в сумочку. – Ты готов?
Я кивнул. Еще один взмах волшебной карточки – и обед оплачен, и мы вышли из ресторана.
– Ну вот, – сказала Лекс, когда мы снова садились в машину, – кажется, все купили, что нужно? Должна сказать, шопинг мне нравится куда больше лекций.
– А ты должна быть на лекциях? – спросил я.
– Да! Я неудачница, которая к двадцати четырем годам до сих пор не окончила колледж. – Она улыбнулась, но в уголках ее рта таилась горечь. – Я никогда не была примерной студенткой.
– Это, наверное, из‑за меня, да? – спросил я и повернул кондиционер, чтобы не дуло прямо на меня.
– Ну что ты, – сказала она. – Только из‑за меня самой. Но я уже исправляюсь и в следующем семестре получу диплом. И свое жилье у меня уже есть, в Сенчури‑Сити. Конура, зато своя.
– А‑а, – сказал я. – А я думал, ты живешь…
Она покачала головой.
– Нет, я только временно переселилась в свою прежнюю комнату. Мы с Патриком решили, что будет лучше для всех, если я побуду там, пока ты не обживешься.
Я вдруг занервничал. Что значит – «пока не обживешься»? Если Лекс уедет, я останусь в этом доме, можно сказать, один на один с Джессикой и Николасом – с теми, с кем я в этой семье чувствовал себя особенно неуверенно.
Если, конечно, решу остаться.
– А это надолго? – спросил я.
Она бросила на меня быстрый взгляд и улыбнулась.
– Не волнуйся, ты от меня еще не скоро избавишься. Мы даже няню Миа отпустили, раз я все равно дома.
Я не сразу, но улыбнулся ей в ответ.
* * *
По пути обратно в Хидден‑Хиллз Лекс остановилась у «Старбакса». Заднее сиденье ее машины, в остальном содержавшейся в относительном порядке, было завалено использованными картонными стаканчиками, и, припарковавшись, она сняла еще один пустой стаканчик с подставки и бросила в общую кучу.
Я вошел за ней в кафе и в который уже раз удивленно поежился под струей холодного воздуха, ударившей в меня с порога. Похоже, в Южной Калифорнии зиму делают вручную. Лекс встала в очередь, достала из сумочки телефон и тут же начала набирать сообщение. Я с изумлением смотрел, как быстро мелькают ее большие пальцы. До сих пор у меня никогда не было смартфона, только дрянные «раскладушки» без абонентской платы, и те долго не тянули, потому что я не мог долго платить.
Пока Лекс была занята, я стал разглядывать кафе. Вот где не ощущалось никакой разницы с моей прежней жизнью. «Старбакс» – он и есть «Старбакс», будь ты хоть бездомным в Канаде, хоть богатым тинейджером в Калифорнии. Как ни странно, это несколько успокаивало. Но и раздражало одновременно. Как будто мне хотят напомнить, кто я есть на самом деле.
Я полюбовался на ряд пирожных в витрине у кассы и стал разглядывать посетителей за столиками. Пожилой латиноамериканец с газетой, скорее всего, вдовец, просто зашел убить время. Скучающего вида белая женщина в штанах для йоги и дорогих темных очках – мамаша, вынужденно сидящая дома с ребенком, – разговаривала по телефону, пока ее двухлетка обкусывал маффин. Девушка‑азиатка, чуть помладше меня, что‑то печатала в ноутбуке, сидя в кожаном кресле у стены и подогнув ноги под себя каким‑то ужасно неудобным с виду способом. Я задержался на ней взглядом чуть дольше, чем на других, стараясь вычислить, кто она такая, – я это механически проделываю со всеми подряд, – и, конечно же, она подняла голову и заметила, что я смотрю. Я тут же отвел взгляд.
– Хочешь чего‑нибудь, Дэнни? – спросила Лекс.
Я покачал головой. Лекс сделала заказ и протянула кредитку. Я перебирал музыкальные диски у кассы, пока Лекс ждала свой кофе, но невольно мой взгляд снова упал на девушку в кресле.
И снова она подняла глаза и снова заметила. Вот гадство. Я отвернулся. Но, когда мои глаза сами собой повернулись к ней в третий раз, девушка все еще смотрела на меня.
Она скосила глаза к носу.
Я рассмеялся.
Только через секунду до меня дошло, что это за звук. Рот сам собой захлопнулся. Девушка усмехалась.
– Что тут такого смешного? – спросила Лекс, когда бариста протянул ей латте.
– Ничего, – ответил я.
Выходя из кафе, я оглянулся, но девушка уже снова ушла в свой ноутбук.
* * *
В этот вечер Патрик приехал к ужину. Джессики дома не было. Никто, кроме Миа, не выказывал ни беспокойства, ни любопытства по поводу ее отсутствия, и, когда Лекс уговорила Патрика остаться ночевать и все разошлись по спальням, ее все еще не было. Если бы я ожидал, что, став Дэниелом Тейтом, обрету более любящую и заботливую мать, чем та, что вырастила меня, то был бы разочарован, но теперь чувствовал только облегчение. На Лекс‑то я мог играть, как на скрипке, а вот Джессика меня беспокоила. Я ее не понимал. Я вообще не очень‑то хорошо умею ладить с матерями.
Когда все легли спать, я сидел на полу в комнате Дэнни, разложив перед собой все, что Лекс мне накупила утром. Тут было все, что нужно, чтобы с хорошими шансами попытаться смыться отсюда. Одежда, в том числе и новая куртка, достаточно теплая даже для Ванкувера, несколько пар хорошей обуви на выбор. Ноутбук и смартфон – за них отстегнут толстую пачку наличных в любом ломбарде. Паспорт на имя Дэниела Тейта с моей фотографией. Если поворачиваться пошустрей, чтобы успеть долететь до Канады, пока Тейты меня хватятся и поднимут тревогу, с этим паспортом вполне можно пересечь границу.
У меня было все необходимое для побега.
Но я так и сидел больше часа над этой кучей вещей, а затем поднялся и начал ее разбирать. Одежду повесил в шкаф, ноутбук поставил на стол и включил в розетку, новенькую зубную щетку бросил в стаканчик на раковине в ванной Дэнни. Я остаюсь. Не стоит обманывать себя – я принял решение еще вчера ночью, когда лежал на воде в бассейне и смотрел в небо. Я доведу эту аферу до конца, использую свой шанс на настоящую жизнь.
Я стану Дэниелом Тейтом.
У меня был миллион отговорок. Остаться – это, как ни странно, самый безопасный ход. Сейчас они все, кроме, может быть, Николаса, верят, что я Дэнни. Если я убегу, они все поймут. Деньги и связи Тейтов размазали государственную бюрократическую машину, как масло по бутерброду, чтобы вытащить меня из Канады, и то же самое они могут сделать снова, чтобы разыскать меня и упечь в тюрьму. Много лет я полагался на свое умение разбираться в людях и был уверен, что замечу, если они начнут меня подозревать. Еще успею вовремя смыться, если что. А пока хоть поживу по‑царски.
Я умел врать себе ничуть не хуже, чем другим, и поэтому даже сам поверил, что это и есть настоящая причина.
Сон не шел, и я решил еще раз пройтись по дому, пока все спят. Походил по коридорам второго этажа, проверяя, запомнил ли, где какая дверь, а затем спустился вниз. Осмотрел все шкафчики и ящички в кухне, выяснил, где Тейты держат вилки и противни, какие хлопья едят на завтрак. Побывал в парадной гостиной – до сих пор в нее, кажется, никто не заходил. Я как раз рылся в ящиках приставного столика, когда за окнами вспыхнули фары.
Джессика приехала.
Через секунду я подпрыгнул от внезапного шума за окном. Треск, похожий на звук прогибающегося пластика, и вой автомобильного гудка.
Холера! Со всей быстротой, на какую только были способны затекшие ноги, я кинулся к лестнице. Но было поздно. Я услышал, как хлопнула дверь, как загрохотали над головой шаги, и снова попятился в гостиную. Лекс с Патриком вдвоем бежали по лестнице.
– А, чтоб тебя, – выругал кого‑то Патрик по пути к входной двери.
– Она должна это прекратить, иначе… – Ответ Лекс потонул в ночи: она уже выбежала из дома вслед за Патриком. Я тихо двинулся за ними и, стоя в тени приоткрытой двери, выглянул наружу. Джессика вылетела на своем внедорожнике на лужайку и врезалась в бетонное основание, на котором стояла огромная декоративная кадка с цветами. Перед машины был смят и дымился.
– Мама? – позвал Патрик.
Джессика на нетвердых ногах вышла из внедорожника.
– Все нормально, – сказала она.
– Какое там нормально! – взорвался Патрик. Она была явно пьяна в хлам.
– Господи, мама, – проговорила Лекс. – Ты же могла погибнуть!
Патрик шагнул к матери и подхватил ее под руку, когда она споткнулась. Она шаталась на высоких каблуках, путавшихся в траве, и пыталась оттолкнуть его от себя.
– Что случилось?
Я обернулся. За спиной у меня стоял Николас. Подкрадываться он умел еще похлеще меня.
– Я… – Я не придумал заранее, что бы соврать. – Я не…
Он выглянул через мое плечо в открытую дверь и вздохнул.