Это вызвало у аудитории ответную реакцию. Дети помладше хором захихикали и принялись изображать рвотные позывы.
– Хватит, – резко оборвал их Сэм. – Достаточно. Суть в том, что положение у нас катастрофическое.
– А как насчёт еды, которая осталась в домах? – выкрикнул кто‑то.
Лучи заходящего солнца пробивались сквозь полуразрушенный фасад и били Сэму прямо в глаза. Ему пришлось спуститься на две ступеньки влево, чтобы разглядеть говорившего.
– Хантер? Это ты?
Хантер Лефковитц был на год младше Сэма, длинноволосый, как и все остальные, не озаботившиеся собственной стрижкой. Ещё до УРОДЗ он никогда не относился к числу популярных ребят в школе. Но теперь, подумал Сэм, критерии популярности круто изменились.
Хантер начал развивать свои способности. Сэм старался держать это в тайне: он подозревал, что Кейн присылает в Пердидо‑Бич шпионов. Ему хотелось иметь возможность использовать Хантера в качестве секретного оружия, если дойдёт до новой битвы с людьми Кейна. Но трудно хранить тайны в месте, где все друг друга знают.
– Хантер, мы обыскали все дома и перенесли еду в «Ральфс», – продолжал Сэм. – Проблема в том, что все фрукты и овощи испортились, пока мы набивали животы чипсами и печеньем. Всё мясо сгнило. Народ повёл себя глупо и безалаберно, и теперь этого уже не изменить. – Сэм сглотнул, пытаясь справиться со злостью и горечью осознания собственной глупости. – Но у нас осталась еда в полях. Может быть, это не та еда, которая нам по вкусу, но этого хватило бы на месяцы – долгие месяцы, – если мы соберём её, прежде чем всё сгниёт или будет съедено птицами.
– А может, нас к тому времени спасут, и нету смысла напрягаться, – сказал другой голос.
– Ага, или мы научимся питаться воздухом, – пробормотала Астрид себе под нос, но её всё же расслышало несколько человек.
– А почему не отобрать еду обратно у Дрейка и его нелюдей?
Это сказал Зил. За это он получил одобрительный хлопок по спине от Антуана, одного из членов своей маленькой банды.
– Потому что тогда смертей не избежать, – без обиняков сказал Сэм. – Если повезёт, нам удастся вернуть часть еды, а кончится дело тем, что придётся вырыть ещё несколько могил у площади. В любом случае, это не решение проблемы.
– Тогда отправь своих муродов драться с их муродами, – сказал Зил.
В последнее время Сэм время от времени слышал это слово: «мурод». Слово «нелюдь» появилось в обиходе чуть позднее. Каждый новый термин звучал чуть обиднее предыдущего.
– Сядь, Зил, – продолжал Сэм. – У нас двадцать шесть человек в… как мы решили? Называем их армией? – обратился он к Эдилио.
Эдилио сидел в первом ряду. Он сидел, наклонившись вперёд и опустив голову, казалось, ему здесь не по себе.
– Некоторые так их и называют, но слушай, чувак, я не знаю, как правильно. Может, милиция или что‑то типа того? А вообще, думаю, это не так важно.
– У Мамы Мэри в подчинении четырнадцать человек, включая однодневных дежурных, – сказал Сэм, ставя галочки в списке. – У Эллен, начальницы пожарной охраны, шестеро, чтобы реагировать на экстренные ситуации. Дара в одиночку отвечает за лекарства, Астрид – мой советник. Джек отвечает за технику. У Альберта сейчас работают двадцать четыре человека, охраняют «Ральфс» и распределяют провизию. Считая меня, семьдесят восемь человек занято различной работой.
– Это когда они соизволят явиться, – громко вставила Мэри Террафино. Это вызвало нервные смешки, но Мэри не улыбалась.
– Верно, – согласился Сэм. – Когда изволят явиться. Вот в чём дело, нам нужно больше работников. Нам нужны люди, которые соберут урожай.
– Мы всего лишь дети, – сказал один пятиклассник и захихикал над собственной шуткой.
– А скоро станете голодными детьми, – отрезал Сэм. – Умирающими от голода детьми. Слушайте: мы скоро начнём умирать от голода. В прямом смысле. Умирать.
Он повторил последнее слово, вложив в него столько смысла, сколько было возможно.
Астрид предупреждающе посмотрела на него, и Сэм глубоко вздохнул.
– Простите. Я не хотел повышать голос. Просто дело действительно плохо.
Девочка‑второклассница подняла руку. Сэм вздохнул, зная, чего ожидать, но всё равно позволил ей высказаться.
– Я просто хочу к маме.
– Мы все хотим, – нетерпеливо ответил Сэм. – Мы все хотим вернуть прежний мир. Но, похоже, мы не сможем этого сделать. Так что мы должны попытаться выжить в этом мире. А значит, нам нужна еда. И кому‑то из детей придётся собрать урожай, погрузить его в машины, сохранить продукты, готовить их и… – Он развёл руками, осознав, что перед ним сидят ряды каменных лиц. – Ты совсем свихнулся с этим сбором овощей? – Это сказал Говард Бассем, который стоял в дальнем конце церкви, прислонившись к стене. Сэм не заметил, как Говард вошёл. Он огляделся в поисках Орка, но того не было видно. А Орк – это нечто такое… нет, некто, всё же пока некто такой, кого трудно… не заметить.
– Знаешь другой способ раздобыть еду? – спросил Сэм.
– Чувак, думаешь, никто не знает, что случилось с Е. З.?
Сэм напрягся.
– Разумеется, мы все знаем, что случилось с Е. З. Никто не пытается этого скрыть. Но, насколько мы знаем, черви только на одном капустном поле.
– Какие ещё черви? – требовательно спросил Хантер.
Очевидно, никто об этом не слышал. В эту секунду Сэму захотелось треснуть Говарда как следует. Последнее, что им сейчас нужно, – так это знать о незавидной участи Е. З.
– Я изучила одного червя, – сказала Астрид, видя, что терпение Сэма уже почти достигло предела. Она не стала подниматься на кафедру, просто встала и повернулась лицом к аудитории, которая к этому моменту навострила уши. Кроме двух детей, которые о чём‑то повздорили между собой.
– Черви, которые убили Е. З. – мутанты, – продолжала Астрид. – У них две сотни зубов. Их организмы больше приспособлены для того, чтобы проходить сквозь тело, нежели сквозь землю.
– Но, насколько нам известно, они водятся только на одном поле: капустном, – подчеркнул Сэм.
– Я провела вскрытие червя, которого принёс Сэм, – сказала Астрид. – И обнаружила кое‑что очень странное. У этих червей очень крупный мозг. То есть, мозг обычного червя настолько примитивен, что, если ему отрезать голову, червь продолжит жить, как ни в чём не бывало.
– Прямо как моя сестра, – пискнул один из ребят и тут же получил тычок в бок от сестры.
Говард лениво приближался к центру помещения.
– Так, значит, черви, убившие Е. З., умные.
– Я не говорю, что они могут читать или решать квадратные уравнения, – сказала Астрид. – Но их мозг уже не скопление клеток, которые отвечают за негативный фототропизм, а полноценный мозг с отдельными полушариями и чётко дифференцированными, явно специализированными участками.
Сэм опустил голову, пряча улыбку. Астрид прекрасно умела объяснять всё простыми словами. Но когда кто‑то её раздражал – как это сейчас делал Говард, – она начинала сыпать многосложными конструкциями, что заставляло оппонента почувствовать себя идиотом.
Говард остановился, видимо, парализованный словом «фототропизм». Но быстро пришёл в себя.
– Слушай, короче, если ступишь на поле, где водятся эти твари, эти кровососы, прикончившие Е. З., эти… зики, то ты труп. Так?
– Размер их мозга подтверждает вероятность того, что эти существа склонны к территориальности. Исходя из наблюдений Сэма, Эдилио и Альберта, я сделала вывод, что черви не выходят за пределы своей территории. В данном случае, капустного поля.
– Да? – сказал Говард. – Ну, а я знаю парня, который спокойно пройдёт по этому вашему полю.
Вот опять, подумал Сэм. В случае с Говардом всё неизбежно рано или поздно сводилось к Орку.
– Возможно, ты прав, и Орк окажется для них неуязвим, – сказал Сэм. – И что?
– И что? – эхом отозвался Говард. Он ухмыльнулся. – А то, Сэм, что Орк может собрать эту твою капусту. Но, конечно, от тебя потребуется кое‑что взамен.
– Пиво?
Говард кивнул, может быть, слегка смущённо, но лишь слегка.
– Пиво ему по вкусу. Сам‑то я мог бы и перебиться. Но, поскольку я менеджер Орка, мне тоже полагается.
Сэм сжал зубы. Но это и правда могло стать решением проблемы. В магазине «Ральфс» у них ещё осталось немного пива.
– Если Орк хочет попробовать, я не против, – сказал Сэм. – Обсудите это с Альбертом.
Но Астрид была не в восторге.
– Сэм, Орк явно страдает от алкоголизма. А ты хочешь снабжать его пивом?
– Банка пива в день за работу, – сказал Сэм. – Этим Орк сильно не накачается…
– Ну уж нет, – возразил Говард. – Орку нужен ящик в день. Четыре кассеты по шесть бутылок. В конце концов, работёнка не из лёгких: собирать капусту в поле.
Сэм бросил взгляд на Астрид. Выражение её лица не изменилось. Но на Сэме лежала ответственность за триста тридцать одного человека. Орк, возможно, и впрямь неуязвим для тварей. К тому же, он так силён, что соберёт тридцать тысяч фунтов капусты всего за неделю.
– Поговори с Альбертом после собрания, – сказал Сэм Говарду.
Астрид хоть и кипела от ярост молча села на место. Говард шутливо ткнул мизинцем в сторону Сэма, как бы скрепляя соглашение.
Сэм вздохнул. Собрание шло совсем не так, как он планировал. Как всегда. Он понимал, что дети есть дети, поэтому привык к постоянным выкрикам и глупостям от детей помладше. Но тот факт, что так много старших ребят, семи‑ и восьмиклассников, даже не соизволили явиться, удручал.
Что ещё хуже, от всех этих разговоров о еде Сэму ужасно хотелось есть. Обед был так себе. Чувство голода теперь почти никогда не отступало. От этого внутри словно зияла пустота. Голод занимал все его мысли, когда думать нужно было о другом.
– Слушайте, народ, я ввожу новое правило. Оно покажется суровым. Но это необходимо.
Слово «суровый» привлекло внимание почти всех присутствующих.
– Мы не можем позволить ребятам целыми днями сидеть на диване, рубиться в «Wii» и смотреть DVD. Нам нужны люди для работы в поле. Так что правило следующее: все дети от семи лет и старше должны три раза в неделю отправляться на сборы овощей и фруктов. Затем Альберт организует заморозку или другой способ сохранить их.
В зале воцарилась мёртвая тишина. Одни пустые взгляды.
– До завтра мы подготовим два школьных автобуса. В каждом поместится около пятидесяти детей, и нам нужно их заполнить, потому что по плану у нас сбор дынь, и работы невпроворот.
Ещё больше пустых взглядов.
– Ладно, объясню проще: собирайте всех своих братьев, сестёр, друзей – всех, кто от семи и старше, завтра на площади в восемь утра.
– Но как же…
– От вас требуется просто явиться, – сказал Сэм, но получилось не так строго, как ему хотелось. Отчаяние потихоньку спадало, уступая место усталости и подавленности.
– Просто явиться, – эхом повторил кто‑то нараспев.
Сэм опустил веки, и на секунду могло показаться, будто он уснул. Затем он открыл глаза и выдавил слабую улыбку.
– Прошу вас. Приходите, – тихо сказал он.
Сэм спустился по трём ступенькам и вышел из церкви, чувствуя в глубине души, что на его зов мало кто откликнется.
Глава 7
88 часов, 54 минуты
– ТОРМОЗИ ТУТ, Панда, – велел Дрейк.
– Почему это? – Панда сидел за рулём внедорожника. Он постепенно становился всё более уверенным водителем, но оставался всё тем же Пандой и никак не мог выжать более тридцати миль в час.
– Потому что я так сказал, вот почему, – раздражённо ответил Дрейк.
Клоп понимал, почему они остановились. И Клоп знал, почему это беспокоит Дрейка. Они не могли так рисковать – ехать к АЭС по автостраде. За те три месяца, пока Кейн страдал от галлюцинаций и выкрикивал всякую дичь, ребята из «Коутс» неотвратимо теряли силы, в то время как их противники из Пердидо‑Бич решительно двигались вперёд. Да, Дрейк организовал налёт на «Ральфс», но ни на что большее он не осмеливался.
Клоп знал. Он много раз бывал в Пердидо‑Бич. Еда у них тоже наверняка заканчивается, но всё равно у них больше запасов, чем в «Коутс». Клопа это бесило ещё сильнее, ведь он‑то мог бы выкрасть ещё еды, но его хамелеонья маскировка не распространялась на предметы, которые он брал в руки. Лучшее, на что он был способен, – это стащить пачку сухого супа или редкий батончик «Пауэрбар», сунув под рубашку. Хотя теперь «Пауэрбаров» не найдёшь. Как и сухого супа.
– Ладно, Клоп, отсюда пойдём пешком, – сказал Дрейк. Он распахнул дверь и спрыгнул на дорогу. Клоп пододвинулся на его сиденье и вылез рядом с Дрейком.
Настоящее имя Клопа было Тайлер. Товарищи по «Коутс» считали, что прозвище у него появилось благодаря безоговорочному согласию делать всякие дикости на спор – в том числе, поедать насекомых. Дети бросали ему вызов, а он обычно спрашивал: «А что мне за это будет?» В былые времена Клоп частенько выигрывал таким способом то деньги, то сладости.
Он не брезговал почти никакими жуками. Ему даже нравилось, как насекомые корчились, когда его зубы сжимались, обрывая их крохотные жизни.
Но прозвище появилось ещё до того, как он оказался в «Коутс» и приобрёл репутацию парня, который способен на всё. Кличка «Клоп» приклеилась к нему после того, как в старой школе его поймали на том, что он записывал на диктофон родительские собрания. А потом выкладывал записи на «Фейсбук», позоря на весь класс детей с психологическими проблемами, неспособностью к обучению, недержанием мочи.
Клопа отправили в «Коутс» не в качестве наказания, а для его же собственной безопасности.
Клоп нервно дёрнулся в сторону, когда Дрейк расправил щупальце, вытянул его, а затем снова обернул вокруг себя. Клопу Дрейк не нравился. Он никому не нравился. Но если уж их застукают на пути к АЭС, то, думал Клоп, Дрейк прекрасно справится в бою и один, а сам он просто исчезнет. Ночью он становился абсолютно невидимым.
Панде оставили чёткую инструкцию: пока они не вернутся, ждать на месте. То есть на просёлочной дороге, которая переходила от асфальта к гравию и обратно, словно те, кто её строил, никак не могли определиться с покрытием.
– До главной дороги ещё добрых две мили, – сказал Дрейк. – Так что не отставай.
– Я есть хочу, – пожаловался Клоп.
– Все хотят, – отрезал Дрейк. – Заткнись и не ной.
Они сошли с дороги и оказались в землях, похожих на фермерские угодья. Идти было тяжело: всё поле покрывали борозды, того и гляди оступишься. Тут что‑то росло, но Клоп понятия не имел, что именно, просто какие‑то растения. Он подумал, а нельзя ли их съесть? Вот до чего довёл голод.
Может, на электростанции осталось хоть немного еды. Может, он сумеет её отыскать, пока исследует место.
Ребята шли молча. Дрейк не был любителем поболтать, да и Клоп тоже.
Огни шоссе виднелись издалека. Даже теперь, глядя на эти огни, было невозможно не думать о людных заправках, ярких вывесках «Вендис» и «Бургер Кинг», кишащих людьми магазинах, о легковушках и грузовиках. Весь юг Пердидо‑Бич представлял собой длинную череду подобных ресторанчиков, а ещё продуктовых магазинов «Супер Таргет» и лавок со сладостями от «Сиз», где…
Мысль о том, что всё это осталось там, за стеной УРОДЗ, казалась Клопу невыносимой. Если там, за стеной, ещё хоть что‑то оставалось.
Сладости от «Сиз». Клоп готов был ухо себе отрезать, лишь бы побыть пять минут в этом магазине. Особенно ему нравились сладости с орешками. А, да, и ещё те, с малиновым кремом. И в коричневом сахаре. И те, с карамелью, тоже были неплохи.
И ничего этого уже не достать. У него потекли слюни. Живот скрутило от боли.
В УРОДЗ так тихо, подумал Клоп. Тихо и пусто. А если план Кейна осуществится, то станет ещё и темно.
Освещены были только некоторые участки автострады. Та часть, что шла через город, и эта, ведущая к АЭС. Клоп с Дрейком старались держаться подальше от фонарей.
Клоп посмотрел налево, в сторону города. Ни намёка на движение по дороге. Справа тоже ничего. Клоп знал, что по ту сторону шоссе, чуть ниже по подъездной дороге, стоит сторожевая будка. Но это не должно было стать проблемой.
– Не выходи на дорогу, иди по пересечённой местности, – сказал Дрейк.
– Что? Почему? Меня же никто не увидит.
– На электростанции могут быть инфракрасные камеры слежения, придурок, вот почему. Мы не знаем, видно тебя на них или нет.
Клоп согласился, что это может усложнить дело. Но перспектива ещё пару миль топать вверх и вниз по высокой траве, пытаясь не свалиться в невидимые ямы, не очень‑то радовала. Он наверняка заблудится. А значит, ни за что не успеет вернуться к завтраку.
– Ладно, – сказал он, даже и не думая подчиняться.
Вдруг щупальце Дрейка обвилось вокруг него. Дрейк сжал его достаточно крепко, но так, чтобы Клоп мог дышать.
– Это важно, Клоп. Не облажайся. – Дрейк сверлил его ледяным взглядом. – А знаешь, что будет, если облажаешься? Я с тебя шкуру спущу.
Клоп кивнул. Дрейк отпустил его.
Клоп вздрогнул, когда щупальце поползло прочь. Оно было похоже на змею. Очень похоже. А Клоп терпеть не мог змей.
Включить камуфляж не составляло труда. Клопу было достаточно подумать об исчезновении и провести ладонями перед собой, словно разглаживая рубашку. Он видел, как Дрейк озадаченно глазеет на него: его глаза явно не могли определить, где именно стоит Клоп. Он знал, что стал невидимым. И показал Дрейку средний палец.
– До скорого, – сказал Клоп и перешёл на другую сторону шоссе.
Клоп не выходил на дорогу, пока не отошёл подальше от Дрейка. В небе виднелся месяц, но совсем узкий краешек, в свете которого разглядеть можно было разве что попадающиеся иногда камни да странные пучки травы. Он наткнулся на низко нависшую ветку и упал, сев на зад; изо рта пошла кровь, место ушиба болело.
После этого он вернулся к дороге. Шоссе тянулось, извиваясь, высоко над поблескивающим океаном, на который открывался прекрасный, хоть и тревожный вид. Отчего‑то океан всегда казался Клопу зловещим.
Клоп решил, что, если его и засекут инфракрасные камеры – что ж, очень плохо. Он всегда может переметнуться на сторону врага, как Джек‑Компьютер. Конечно, тогда у него будут большие неприятности, если он когда‑нибудь попадётся в лапы Дрейку.
К угрозам Дрейка Клоп относился серьёзно. Очень серьёзно.
Клопа часто били. Отец не скупился на подзатыльники, а когда напьётся, мог и ударить. Но он никогда не переходил границ: боялся, что мать Клопа может лишить его родительских прав. Не сказать, что отец так уж сильно любил сына – нет, просто он ненавидел его мать и ни за что не позволил бы ей взять над ним верх.
Когда всё было совсем плохо – отец напивался со своей подружкой, и они ругались, – Клоп научился прятаться. Его любимым местом стал чердак, всегда доверху забитый коробками, под которыми оставалось место. Клоп заползал туда, под самый навес крыши, и лежал в безопасности между балок. Там отец ни разу его не нашёл.
Казалось, прошла целая вечность, прежде чем Клоп увидел ярко освещённую электростанцию. Свет блеснул сквозь неровность холма, из‑за поворота дороги лилось свечение. Спустя ещё одну вечность Клоп оказался у второй сторожевой будки, возле которой поперёк дороги и в обе стороны от неё тянулась сетка‑рабица с колючей проволокой.
Кейн предполагал, что этот забор, который раньше видел лишь один ребёнок из «Коутс», может быть под напряжением. Клоп не хотел рисковать. Он пошёл вдоль сетки вверх по холму, по заросшему полю, пока не отошёл от будки на сотню ярдов. Затем подобрал палку и стал ковырять землю под забором. Глубокий подкоп был не нужен, он худой, пролезет.
Клоп чувствовал себя очень уязвимым. Работая палкой, он демаскировал себя: у палок нет способностей к камуфляжу. Месяц, который до этого момента, казалось, едва светил, теперь превратился в прожектор, бьющий прямо в него. Да и сама АЭС, ярко выделяющаяся на фоне темноты, казалась огромным ужасным чудовищем, сгорбившимся на берегу океана.
Клоп пролез под забором ногами вперёд. Грязь забилась под рубашку, но хотя бы его не ударило током. Не то чтобы он и впрямь верил, будто забор под напряжением, но осторожность лишней не бывает.
Клоп встал, отряхнулся и зашагал вниз по холму к электростанции.
Очень хотелось есть. Он будет шпионить, сделает всё, что велит ему Дрейк. Но сначала он поищет еду.
* * *
Сэм пытался уснуть. Спать хотелось отчаянно.
Он лежал в свободной спальне в доме, где жили Астрид, Мэри и Джон. В темноте. На спине. Глядя в потолок.
На кухне на первом этаже стояло полдюжины банок с едой. Он был голоден. Но уже съел свою дневную норму. Сэм должен подавать хороший пример.
Но всё же он был голоден, а голоду плевать на примерное поведение.
Еда внизу. И спальня Астрид дальше по коридору.
Тоже голод, хоть и немного другой. Но и в этом случае он должен вести себя примерно.
«Я сплошной ходячий пример», – мрачно повторил Сэм про себя.
Вряд ли Астрид стала бы… хотя, откуда он мог знать наверняка?
В голове безостановочно крутились пункты из списка дел, которые он должен выполнить. Надо организовать сбор урожая. Надо заставить всех приносить мусор в одно общее место: крысы и так уже заполонили ночные улицы, перебегая от одной кучки отбросов к другой.
Надо составить полный список детей младшего возраста, живущих вместе с ребятами постарше. Некоторые пяти‑ и шестилетки жили одни. Это безумие. И это опасно. На прошлой неделе один из них уронил фен в ванну, и во всём доме вырубилось электричество. Повезло ещё, что никого не убило током. А за две недели до этого второклассник, живущий сам по себе, поджёг свой дом. Судя по всему, нарочно. Хотел, чтобы на него обратили внимание – хоть кто‑нибудь. Огонь поглотил три дома, полквартала, прежде чем кто‑то сообщил в пожарную часть. К тому времени, как Эллен приехала на место происшествия на огромной пожарной машине, огонь уже почти потух сам собой.
Мальчишка выжил, но пострадал от тяжёлых ожогов, которые исцелила Лана. Но перед этим ребёнок несколько часов корчился в агонии от невыносимой боли.
Астрид ещё не спит? Она тоже просто лежит в темноте? Как и он? И думает о том же?
Нет. Она думает о том, какой же Сэм идиот, раз позволил Альберту подкупить Орка пивом. Думает, у него совсем не осталось моральных принципов. Думает, он сдаёт позиции.
Может, это и так.
Но мысли делу не помогут. Не помогут, когда нужно поспать. Не помогут выполнить список необходимых дел – и невыполнимых в том числе.
Неужели это не сумасшествие – то, что он начал мечтать о банке чили, последняя более‑менее вкусная еда, которую он ел? Как давно это было? Неделю назад? Сэм мечтал о консервированном чили. О гамбургерах. О мороженом. О пицце. И об Астрид, в её постели.
Он подумал: каково это – быть пьяным? Помогает ли это обо всём забыть? Хоть некоторые из детей и начали потихоньку выпивать, алкоголя в УРОДЗ всё ещё было навалом.
Может ли он их остановить? И должен ли об этом волноваться? Если уж им суждено умереть от голода, почему бы не позволить им пить?
Маленькие дети, пьющие ром. Он видел это своими глазами. Дети, пьющие водку. Они корчили ужасные гримасы – вкус отвратительный, рот обжигает, – а потом делали следующий глоток.
На прошлой неделе двое детей отравились едой: откопали что‑то среди мусора. Ребята приковыляли в так называемую «больницу» Дары с лихорадкой. Жар под сорок градусов. Рвота. Их рвало водой с «Тайленолом», которым Дара пыталась их лечить. Слава богу, у них есть Лана, она спасла ребят, но те побывали на волосок от гибели. Сила Ланы куда лучше справлялась с ранениями и сломанными конечностями.
А ведь будут новые удары током. Новые пожары. Новые отравления. Новые несчастные случаи. Как тот мальчик, который свалился с крыши. Он выпал со второго этажа, и никто этого не заметил. Позже сестра нашла его тело.
Его похоронили на городском кладбище, рядом с жертвами битвы.
Кейн тоже никуда не делся. Дрейк. Вожак. Все они были где‑то там. Сэм обманывал сам себя, поверив, будто с ними покончено, до тех пор, пока Дрейк со своей шайкой не обнесли «Ральфс».
В старые времена, если у тебя было немного денег, можно было сделать всего один звонок – и полчаса спустя курьер из «Папа Джонс» приносил тебе огромную пиццу.
Расплавленный, пузырчатый, коричневый сыр. Жирная пепперони. Вот так запросто. Сэм бы сейчас душу продал ради пиццы.
Астрид верила в бога, так что нет, она не лежала в постели, думая о нём. Это почти исключено. Хотя во время поцелуя она не пыталась отстраниться. Астрид любила Сэма, и он это точно знал. И тоже любил её. Всем сердцем.
Но были и другие чувства, помимо любви. Связанные с любовью, но совсем другого характера.
А китайская еда? О, боже, эти маленькие картонные коробочки с курочкой в кисло‑сладком, лимонном или сычуаньском соусе. Раньше он никогда не был фанатом китайской кухни. Но это куда лучше лимской фасоли из банок, полусваренной фасоли пинто и лепёшек из муки, масла и воды, которые вечно подгорали на плите.
Наверняка скоро кто‑нибудь придёт разбудить его, вот только он так и не уснул. Каждую ночь кто‑то приходит. «Сэм, что‑то горит. Сэм, кому‑то плохо. Сэм, мальчик разбил машину. Сэм, мы поймали Орка, он напился и бил окна безо всякой причины».
И никогда никто не обрадует: «Сэм, привезли пиццу».
И Астрид не войдёт и не скажет: «Сэм, я к тебе».
Его подхватили волны сна. Вошла Астрид. Она остановилась на пороге, прекрасная в своей просвечивающей ночной рубашке, и сказала: «Сэм, всё хорошо, Е. З. жив».
Даже во сне Сэм понимал, что это сон.
Спустя час появилась Тейлор, просто телепортировалась в комнату – она называла это «прыжком», – и сказала:
– Сэм, вставай.
Это уже наяву. Тейлор часто приносила плохие новости. Либо она, либо Брианна, смотря кто из них оказывался ближе к месту событий. Эти двое были самым быстрым способом коммуникации.
– Ты знаешь Тома? Тома О’Делла?
Сэм, кажется, не знал. Он не мог сконцентрироваться. Похоже, ещё не до конца проснулся.
– В общем, Том подрался с девочками‑соседками: Сэнди и… не помню, как зовут вторую. Он довольно тяжело ранен, Сэнди врезала ему шаром для боулинга.
Сэм спустил ноги на пол, но глаза его так и слипались.
– Что? Почему она ударила его шаром для боулинга?
– Говорит, Том убил её кошку, – сказала Тейлор. – И поджарил на мангале на заднем дворе.
Наконец, затуманенный мозг Сэма понял, в чём дело.
– Ладно. Ладно.
Он встал и пошарил рукой в поисках джинсов. Прошли те времена, когда Сэм стыдился быть застуканным в нижнем белье.
– Вот, – Тейлор протянула ему джинсы.
– Прыгай обратно. Скажи им, я сейчас буду.
Тейлор исчезла, и Сэм на секунду засомневался, не очередной ли это сон. В конце концов, помочь мёртвой кошке он уже ничем не мог.
– Подавай хороший пример, – пробормотал он себе под нос, на цыпочках проходя мимо спальни Астрид.
Глава 8
88 часов, 52 минуты
ОРСЕ ПЕТТИДЖОН СТОЯЛА как вкопанная. Двое детей, единственные человеческие существа, которых она видела за последние три месяца, и оба странные, пугающие. А один из мальчиков был и вовсе чудовищным.
Один – кто‑то наподобие демона с толстым щупальцем на месте правой руки.
Другой… она даже не сразу поняла, что здесь был кто‑то ещё. Только появился, и вот снова исчез.
Мальчик со страшным щупальцем смотрел вслед невидимке. Ну, не совсем невидимке, поняла Орсе, когда мальчик вышел на освещённое место, но почти. Потом мальчик со змеиной рукой вздохнул, выругался себе под нос и открыл скрипящую дверь «Тойоты», которая почему‑то стояла в пятидесяти футах от дороги.
Мальчик, судя по всему, хотел открыть окно, но аккумулятор сел. Тогда он вытащил пистолет, прицелился в окно со стороны водителя и выстрелил. Звук был такой громкий, что Орсе ахнула. Она уже хотела сменить местоположение, но её вскрик утонул в звоне разбивающегося стекла.
Орсе пригнулась в темноте, ближе к земле, и ждала. Мальчик со змеиной рукой почти наверняка уснёт.
И тогда это начнётся снова.
Орсе жила на станции рейнджеров в национальном парке «Стефано Рей», когда все исчезли.
Она не понимала, что происходит.
Была напугана.
Но вместе с тем испытывала и облегчение.
Всего за три месяца до этого она умоляла отца помочь ей.
– О чём ты? – спросил тогда отец. Он был полностью сосредоточен на документах. У рейнджеров вечно полно бумажной волокиты. Рейнджеры не только помогают искать заблудившихся туристов и следить, чтобы отдыхающие не спалили лес, поджаривая зефир на кострах.
Орсе хотела, чтобы отец обратил на неё внимание. Полностью. А не слушал её краем уха, в то время как сам был в действительности занят работой.
– Пап, я, кажется, схожу с ума или что‑то вроде того.
Это заявление заставило его настороженно посмотреть на дочь.
– Ты опять о том, чтобы встретиться с мамой? Я уже говорил, она пока не может. Мама очень сильно тебя любит, но пока не готова к ответственности.
Это была ложь, но с благими намерениями. Орсе знала о наркотической зависимости матери. Знала о её поездках в реабилитационный центр, за каждой из которых следовал период нормальной жизни, когда она забирала Орсе, отвозила её в школу, устраивала скромные уютные семейные ужины. Всегда эти периоды длились ровно столько, что Орсе начинала думать: может быть, всё позади – но потом снова находила мамины «штуки», спрятанные глубоко в кухонном шкафу, или её саму, почти без сознания, растянувшуюся на диване.
Мама страдала от героиновой зависимости. Она долгое время хранила это в тайне, умело притворяясь, ещё в те ранние годы, когда была замужем за отцом Орсе и вся семья жила в Окленде. Отец Орсе работал в региональном штабе Службы национальных парков.
Но зависимость мамы Орсе становилась всё сильнее, и вскоре скрывать это стало невозможно. Потом был развод. Мама Орсе даже не пыталась бороться за опеку над дочерью. Отец устроился на работу в «Стефано Рей», чтобы быть подальше от города и от своей бывшей жены.
С тех пор Орсе вела одинокую жизнь. Вместо школы раз в день она подключалась по видеосвязи к классной комнате в Саннивейл.
Иногда она заводила недолгую дружбу с кем‑нибудь из детей, которые вместе с родителями приезжали отдохнуть в палатках. Они могли весело провести пару ней, плавая, рыбача и гуляя. Но ребята приезжали, и тут же уезжали.
– Пап. Я вообще‑то пытаюсь рассказать кое‑что важное. Дело не в маме. А во мне. Со мной что‑то не так. В моей голове творится что‑то очень, очень странное.
– Милая, ты же подросток. Конечно, в твоей голове происходят странные вещи. Иначе ты не была бы подростком. В твоём возрасте нормально думать о… ну, обо всяк…
И тут отец просто исчез.
Был.
И нету.
Она подумала, что у неё начались галлюцинации. Подумала, что безумие внезапно овладело ею.
Но отец действительно пропал. Так же, как и рейнджер Ассанте и рейнджер Круз и рейнджер Своллоу.
Как и все в палаточном лагере Мэн‑Вест.
Спутниковая связь не работала. Сотовые телефоны не отвечали.
Весь первый день она занималась поисками, но так никого и не нашла. По крайней мере, ни на одной из тех полян, до которых можно было легко добраться.
Она была в ужасе.
Но той ночью Орсе почувствовала, как её измученный разум погружается в тишину. Впервые за последние несколько недель.
Жуткие, мрачные, сумасшедшие образы людей и мест, которые она не знала, исчезли. На их месте воцарилось… ну, не совсем спокойствие. Но тишина. Её разум и мысли снова принадлежали ей.
Несмотря на свой страх, Орсе уснула. Реальность превратилась в кошмар, но, по крайней мере, это был её собственный кошмар.
На второй день Орсе бродила до тех пор, пока не наткнулась на барьер. И тогда она поняла: что бы с ней ни происходило, это не сон.
Барьер оказался непроницаемым. Прикасаться к нему было больно.
Дорога на север оказалась перекрыта. Единственный открытый путь вёл на юг, в сторону отдалённого городка Пердидо‑Бич, который находился почти в двадцати милях от парка.
Орсе удержалась. Ей было отчаянно одиноко, но она уже привыкла к этому. А того, что она снова почувствовала себя нормальной, оказалось почти достаточно, чтобы компенсировать полную изоляцию.
В кладовой у рейнджеров нашлось немало еды, а когда те припасы закончились, Орсе перешла на еду в лагере.
Поначалу она думала, что кроме неё в живых не осталось никого. Но потом заметила группу ребят в лесу. Их было пятеро. Четверо мальчиков и одна девочка, все примерно одного с Орсе возраста, за исключением младшего – тому на вид было года четыре или пять.
Она какое‑то время следила за ними, стараясь не попадаться им на глаза. Компания вела себя достаточно шумно, и их было хорошо слышно на расстоянии. Им явно не хватало навыков Орсе, которая прекрасно умела выживать в лесу.
Той ночью, по мере того как они засыпали, Орсе подкрадывалась всё ближе, гадая, надеясь…
А потом началось.
Первый сон принадлежал мальчику по имени Эдилио. Вспышка за вспышкой, яркие дневные видения, полные действий: огромная лодка, летящая по воздуху, падает ему на голову; гостиница на вершине горного хребта; гонка по воде.
Позади снов Эдилио роились сны мальчика по имени Квинн. Эти сны были печальными, тёмными и мрачными, полными эмоций; лишь некоторые тёмные фигуры привносили в них какую‑то жизнь.
Но тут у маленького четырёхлетнего мальчика началась стадия быстрого сна, и его видения затмили все остальные. Словно сны других крутили по маленьким телевизионным коробкам, в то время как его показывали на экране IMAX с объёмным звуком.
Картинки ужасной опасности.