– Никогда не проси протянуть тебе руку помощи, сын мой, – сказал король Арчибальд Седогрив. Его силуэт возвышался в лучах заходящего солнца, озарявших царственную фигуру. – Ты должен надеяться только на себя. Именно это отличает великих людей от слабых.
Его отпрыск, семилетний принц Генн, поспешно спрятал протянутую руку за спину. Мальчик сидел, скрестив ноги, на холодных камнях недавно возведенной крепости, но эта постройка, воплотившая в себе величие народа, в его глазах казалась незначительной по сравнению с человеком, стоявшим рядом с ним.
– Думаешь, мы построили все это при помощи других королевств, которые решили оказать нам помощь? – продолжил свои наставления Арчибальд, указывая рукой на башни Гилнеаса, возвышающиеся неподалеку. С вершины крепости город представлял собой величественное зрелище: широкие, покрытые черепицей крыши, мощеные булыжником улицы; магазины, мастерские, дым, поднимающийся из печных труб… воистину, это был город, смотрящий далеко в будущее, где все его жители процветали.
– Когда я был таким же юным принцем, мой отец и мечтать не мог ни о чем подобном! Но я никогда не отрекался от мечты и делал все ради ее осуществления… И вот посмотри, сынок, чего мы достигли – сами, без помощи Штормграда, не рассчитывая на ресурсы Лордерона. И уж тем более мы не просили поддержки у этих длинноухих гордецов из Кель’Таласа.
Конечно, Генн слышал о том, каким был Гилнеас до восхождения на трон Арчибальда. Тогда их королевство не могло рассчитывать и на малую толику того влияния, которым оно обладает сейчас.
– А теперь поднимайся, сынок. Вставай на ноги и больше не проси меня о помощи, потому что когда-нибудь государство будет принадлежать тебе и ты должен быть готов к этому.
– Но Гилнеас твой, папа. Так будет всегда.
Арчибальд улыбнулся, и в голосе его проскользнули нотки нежности.
– Нет, мой будущий король. День сменяется ночью, принцы сменяют на троне отцов. Так было всегда, и так будет… Пойдем же, пока ты не замерз. Нас ждет роскошный пир – я слышал, повара готовят жареного кабана.
Генн быстро вскочил на ноги – сочная кабанятина, приготовленная лучшим, по его мнению, поваром Азерота, была его самым любимым лакомством.
– Пап, а на гарнир будет яблочный соус?
– Если ты хочешь яблочный соус, сынок, ты его получишь. Так уж устроен мир для принцев и королей.
И с этими словами отец и сын спустились с дозорных укреплений, озаренных последними лучами умирающего солнца.
***
Транспортный корабль ночных эльфов перевалился через гребень разбушевавшейся волны. С каждым таким головокружительным толчком древние доски, вот уже тысячу лет составлявшие остов корабля, издавали резкие, пронзительные стоны.
Где-то в пропахшем сыростью трюме король Генн Седогрив открыл глаза, прогоняя видения своей юности. Эта сцена была не единственной, всплывшей в его памяти в последние дни; воспоминания постоянно будоражили его воспаленный разум, точно пытаясь донести какую-то важную мысль, которую он не мог уловить. Память – странная штука; ее магия подчас причудливей и загадочнее, чем тайные искусства великих чародеев Даларана.
Он попытался подняться, но тело, измученное тяжестью последней битвы, отказывалось повиноваться. Битвы за королевство, которую он проиграл.
Тяжело дыша от боли, король закрыл глаза, и тут же его окружили образы прошлого, воспоминания, что он тщетно пытался прогнать. Кубок, со звоном катящийся по каменному пол, знамена Гилнеаса, гордо реющие на ветру… струйка крови, стекающая с застывших губ его погибшего сына, Лиама.
Мысленно взмолившись о минуте передышки, он открыл глаза и увидел перед собой темно-синюю руку ночного эльфа.
– Позвольте помочь вам, лорд Седогрив. Вам многое пришлось пережить в эти ужасные дни.
Слова Талара Вороньего Дуба звучали мягко, но Генн знал, что демонстративную учтивость ночных эльфов не стоит принимать за слабость.
Высокую фигуру Талара подчеркивали резные кожаные доспехи и шелковые одеяния удивительного цвета – не то синего, не то зеленого оттенка. С огромного посоха, который он сжимал в другой руке, свисали роскошные пучки перьев.
следующая страница ->