Тяжело дыша, Вол’джин обернулся и пошел дальше, осознав вдруг, что стоять на месте нет смысла. Лоа бросил его во мраке Изначального дома, но он не станет играть по его правилам. Пусть дух сам поищет его среди деревьев, и, возможно, тогда Вол’джин натолкнется на него первым. Осторожно он ступал по густой растительности, стараясь производить как можно меньше шума; тролль уже не знал, в какой стороне находится лагерь, но это не имело значения. Он должен был найти лоа, иначе – смерть.
Ноги вывели его на открытое пространство, где сквозь листву проглядывало ночное небо – темные лоскутки на мягком куполе джунглей. Он выровнял дыхание, пытаясь не привлекать к себе внимания, и внимательно осмотрел деревья. Сперва он ничего не заметил, но потом, словно медленно пробуждаясь ото сна, почувствовал тепло за своей спиной.
Вол’джин резко повернулся – и лоа действительно был там, на расстоянии вытянутой руки. Он даже мог разглядеть игру теней и светящихся отростков на его поверхности. Сияние лоа разрасталось, застилая глаза.
Тролль внезапно обнаружил себя в пещере, в каком-то туннеле с двумя ответвлениями, каждый из которых предлагал ему видение будущего.
В одном из этих видений он сидел на троне из чистейшего золота. У его ног лежали зажаренные куски мяса, завернутые в пальмовые листья, повсюду стояли кувшины с изысканными напитками, а перед троном танцевали прекрасные девушки-тролли. Он был сыт, здоров и счастлив; вот только его щиколотку и ножку трона соединяла тонкая золотая цепочка.
В другом конце туннеля он увидел себя израненным и истекающим кровью, изможденным и окруженным врагами. Картины постоянно менялись, но каждый раз он был вынужден сражаться, бороться за выживание. Иногда он вел в бой остальных троллей Черного Копья, иногда сражался в одиночку, но смысл видения был понятен: то была жизнь, полная страданий и войн, без права на отдых.
Вол’джин рассмеялся.
– И это ты называешь испытанием, о, великий лоа? Мой выбор прост. Я предпочитаю свободу. Пусть я буду страдать и бороться за жизнь, пусть я никогда не познаю счастья, но я буду свободен.
– Это не испытание выбором, младший брат, – донесся до него тихий, извечный голос призрака. – Если ты замешкался хоть на мгновение, если задумался о том, что предпочел бы иную судьбу… поддался искушению на краткий миг… ты бы не прошел проверку.
Вол’джин вздрогнул: голос лоа звучал так сурово, будто обещал немедленную смерть или чего похуже в случае неудачи.
Стены пещеры растаяли, и Вол’джин увидел себя на трибуне арены. Он посмотрел на свои руки – да, это был он, только гораздо старше, и ладони его были испещрены шрамами и мозолями от тяжелого труда. Его окружали старейшины и воины Черного Копья, орки, таурены и прочие существа. Все они, не отрываясь, смотрели на арену, где сошлись в схватке два существа – орк с темно-бурой шкурой, вооруженный огромным боевым топором, и таурен с копьем. Оба они были облачены лишь в набедренные повязки, впитавшие в себя масло, которым были обильно покрыты их разгоряченные тела. И вновь имена всплыли в его памяти: Гаррош и Кэрн. Свирепый Вой против рунического копья.
Два воина теснили друг друга; бурый орк истекал кровью из многочисленных ран, но таурен вроде был цел и невредим. Теперь Вол’джин видел множество лоа, окруживших арену. Их сияние было повсюду, и они казались взволнованными: очевидно, исход этой битвы должен был сильно повлиять на судьбу Черного Копья и всего Азерота.
Вол’джин видел, как орк широко размахнулся, занес свой топор и обрушил его на противника. Взвыл ветер, со свистом проносясь сквозь отверстия секиры, таурен поднял свое оружие, чтобы парировать удар, но этого было недостаточно: лезвие разнесло копье в щепки и задело самого таурена.
Противники замерли, тяжело дыша. Орк едва мог держаться на ногах от полученных ран, а таурен получил лишь легкую царапину, но именно он внезапно пошатнулся, выпуская обломок копья из ослабевших пальцев.
Словно ощутив прилив новых сил, орк поднял свое оружие и ринулся в атаку. Вой секиры снова наполнил арену, и топор со свистом обрушился на беззащитную шею противника.
Внезапная боль пронзила сердце Вол’джина при виде смертельно раненого таурена. Он вдруг понял, что сквозь завесу времен ему передалась печаль Вол’джина из видения; скорбь по погибшему другу и почитаемому вождю.
Кэрн рухнул навзничь, но прежде чем тело его коснулось земли, время словно остановило свой бег. Казалось, будто вся вселенная затаила дыхание перед тем, как испустить отчаянный крик.
Лоа взмыли вверх, шепча и яростно переговариваясь. Они метались взад и вперед, ропща, пролетали сквозь его тело; казалось, они были единственными, кто понял, что проходит. Другие свидетели сражения стояли неподвижно, глядя, как падает таурен, обагряя землю фонтанами крови.
Внезапно Вол’джин постиг страшную истину.
Яд! Оружие орка было отравлено, и так не должно было быть. Никогда еще его союзники так не поступали.
Тело таурена с глухим звуком обрушилось на землю, и толпа взорвалась криками ярости и негодования.
Видение растаяло, сменившись другим: Вол’джин снова шел во главе шеренги троллей. Все они несли с собой пожитки и выглядели подавленными. Их окружал все тот же желто-красный ландшафт, а за плечом виднелся величественный город из его первого видения, но теперь он казался более мрачным и жестоким. Орки выстроились на вершине крепостной стены и провожали троллей угрюмыми взглядами. Вол’джин почувствовал смятение – он не понимал, что беспокоило его в этом зрелище.
Осознание пришло внезапно: нигде рядом с собой он не видел Залазана.
Где же Зал? – подумал Вол’джин. – Где мой друг, когда он нужен мне больше всего?
Он ощутил тень сомнения в своем сердце, но все перевешивали холодная ярость и твердое намерение провести племя Черного Копья через невзгоды, что ждали их впереди.
– Ты сказал моему брату, что предпочитаешь бороться за жизнь, – сказал лоа, и его голос, доносившийся из самого сердца, вторгся в видение. – Ты сказал, что согласен покориться ради шанса когда-нибудь дать отпор судьбе. Ты сказал, что лучше терпеливо переносить страдания, чем умереть с честью.
Это был голос существа, познавшего цену великих побед и бывшего свидетелем столь ужасных событий, что Вол’джин не мог даже вообразить ничего подобного.
– И вот ты уводишь племя Черного Копья из безопасных стен Оргриммара. Ты рискнул поставить под угрозу союз, олицетворяющий силу. Так чего же ты на самом деле хочешь?
Вол’джин задумался. Он чувствовал сердцем, что ему задали очень важный вопрос, но не понимал, что на самом деле происходит. И правда, зачем он так поступил? Он посмотрел вокруг – рядом с ним стояли тролли, разгневанные и испуганные, решительные и взбудораженные.
И тогда он обернулся назад, чтобы увидеть на крепостной стене Гарроша. Величественный вождь смотрел со своего укрепления, всем своим видом выражая наигранную непоколебимость, но на губах его играла самодовольная усмешка. Его фигура, закованная в броню, казалась темным силуэтом на фоне ясного неба, и только черная татуировка ярко выделялась на нижней челюсти.
Это был громила, не обделенный силой и умением вести бой, но не понимающий даже основ дипломатии и взаимного сотрудничества.
Теперь Вол’джин все понял.
– Я привел сюда племя Черного Копья, чтобы спасти жизнь моему народу. – сказал он. – И мы выжили, но в безопасности были лишь наши тела. Лоа, мы страшимся потерять наши души. У моего племени есть душа, и мы могли ее утратить, оставшись заодно с орками. А это необратимо.
— Тролли Черного Копья должны выжить, но кем они будут, утратив свою суть? – подтвердил его незримый собеседник. – Тролли Черного Копья должны оставаться чистыми душой. Теперь ты слышишь голос лоа. Голос, который будет всегда с тобой. Только научись слушать.
Вол’джин открыл глаза: он лежал на болотистой земле в джунглях, среди кишащих насекомых, а неподалеку догорал костер. Как и в видении, Залазана не было рядом.
Вол’джин заставил себя подняться. Через мгновение Зал появился из темноты и сел с ним рядом, не отрывая взгляда от угасающего пламени.
– Я видел… – запнулся Залазан. – Я видел себя во главе отряда воинов Черного Копья, и я уводил их прочь от племени. Наш вождь… он был слаб, он предал нас, друг. Я сам стал во главе нашего народа, и Черное Копье раскололось.
Он все еще не смел поднять глаза на Вол’джина.
– Кто был тем вождем, Зал? Ты говоришь, что это был не мой папа – значит, ты узнал того, кто возглавил племя?
Залазан молча смотрел в огонь.
Вол’джин подобрал сухую ветку и пошевелил угольки.
– Хватит с меня этих испытаний, – только и сказал он.
Вол’джин ходил вокруг костра как раненый зверь, снедаемый досадой и раздражением. Он был подавлен и разбит, душа его, казалось, была разорвана на кусочки. Его дружба с Залазаном – единственное, что было ценно для него помимо любви к отцу и своему племени – начала давать трещину.
– Хватит, – повторил он, избегая встречаться взглядом с Залазаном. – Пойду на охоту. Нам нужна еда, а я хочу кого-нибудь убить.
Он вытащил копье и бесшумно скользнул в заросли деревьев. Сейчас ему казалось правильным в одиночку отправиться в самую опасную часть острова.
Это было проявлением силы.
Где-то там, у костра, Залазан завел протяжную песню вуду. Впереди него хрустнула ветка: приближался какой-то большой зверь, желавший остаться незаметным. Вол’джин ухмыльнулся, обнажив клыки, и сильнее сжал в руках копье.
Он шел вперед, чувствуя на своем лице нежные прикосновения мохнатых листьев упка. Слева от него снова раздался какой-то звук; тролль резко повернулся, стараясь держать добычу по правую руку, но, судя по шорохам, животное его опередило. Внезапно он осознал: зверь точно так же охотился на него. В этой ситуации ему оставалось только одно – напасть первым.
Издав гортанный вопль, он ринулся вперед, через переплетение корней и лиан, и со всего размаху врезался в другого тролля, стоявшего прямо перед ним.
Они покатились по земле, Вол’джин выхватил копье и приставил его к шее чужака. Конечно, на острове обитали только тролли племени Черного Копья, но Вол’джин с детства слышал сказки о воинственных гурубаши, а в этом месте даже самое невероятное могло стать реальным.
Чужак повернулся, и свет костра озарил знакомые черты – это был Сен’джин, его родной отец.
– Папа? – изумленно спросил Вол’джин, разжимая руки. Сен’джин улыбнулся в ответ и скинул с себя сына. Младший тролль со смехом приземлился в грязь.